Всё или ничего (СИ)

========== Глава 10 ==========
Шало сидел на кровати и ничего не говорил. Эдмунд остановился у двери, сумку поставил на пол. Надо было что-то сказать… вполне возможно, что подросток просто не может уснуть, а у него уже ладони вспотели от волнения. Эдмунд вздохнул, взял сумку, перенес ее к кровати. Бета молча за ним наблюдал, страшно этим нервируя омегу.
- Чего не спишь? - нарочно непринужденно спросил Эдмунд, но голос предательски дрогнул на на последнем звуке.
  
Шало молчал. Затем наконец произнес:
- Тебя жду, - глухо ответил он.
- Зачем? - Эдмунд сделал жалкую попытку улыбнуться. Внутри все скрутило непередаваемой паникой, смешавшейся с жгучем стыдом. - Я же говорил, порисую и приду.
Омега сам поморщился в темноте, услышав такую явную фальшь собственных слов.
- Не ври, - непререкаемым тоном сказал Шало. Эдмунд закрыл глаза, ожидая его дальнейших слов, - я хоть и бета, но запахи чувствую. Во дворце был целый гарем, я знаю, как пахнет секс.
Эдмунд молчал. Сказать ему было нечего, да и любые слова были бы только лишними. Ненужными. Ему сказать в свое оправдание было нечего, потому что ничто не может объяснить того, что он сделал. Он не только сам пришел к разноглазому капитану. Он не смог удержаться. Вел себя как… как… Эдмунд даже не мог подобрать достойного слова, чтобы обозначить свое бесстыдное поведение. Падший омега, капитанская подстилка. Вот кто он теперь.
- Зачем? - спросил Шало, нарушив тишину. - Он столько всего сделал. Ты же ненавидел его. Зачем?
Эдмунд молчал, собираясь с силами. Наследник Дакара не успокоится, пока не узнает причину, это ясно. И если ему не скажет омега, то он наберется наглости и пойдет к капитану. Огонь юности только будет подстегивать его, а вот Зверь выбирать выражений не станет, да и подростка щадить не будет. Все расскажет.
- Он предоставил мне выбор, - наконец сказал омега, - либо он один, либо вся команда. Я выбрал его.
Шало пригнул голову. У Эдмунда на душе стало так гадко, так мерзко, что дышать стало тяжело. Мысли, вспоминания, все нахлынуло разом, волной. Стало так стыдно, что заалели щеки, шея, загорелись уши, затылок, все словно кололи крошечные иголочки жгучего стыда. Подросток встал с кровати и попытался коснуться Эдмунда, омега физически чувствовал жалость паренька и отстранился. Шало не стал настаивать, так и остался стоять напротив Эдмунда.
- Шало, мы не будем это обсуждать, - произнес Эдмунд. Бета впервые услышал в его голосе металлические нотки. - Никогда.
Паренек кивнул. Эдмунд снял ботинки и осторожно опустился на кровать. Поясницу ломило, тянуло. Эта боль была еще большим напоминанием о его поступке. Что ж… он заслужил ее. Эдмунд лег на бок, отворачиваясь от беты. Тот потоптался на месте, потом тоже лег, Эдмунд кожей чувствовал его взгляд на своей спине. Парень пригнул голову, уткнулся в теплый мех ворота. Он был мягким, каким-то очень уютным.
От этого ощущения стальные тиски жуткой тоски сжали сердце омеги. Боги, как захотелось домой. Забыться в домашнем уюте, вернуться в свою комнату, разложить вещи. А потом спать. Долго-долго, чтобы когда проснешься, сначала не мог сообразить, кто ты и где ты. И который день. И чтобы мысли путались, и воспоминания стирались под действием времени. Чтобы можно было навсегда забыть то, что случилось. И никогда не вспоминать.
Омега сильно ущипнул себя за руку, чтобы прекратить поток слезинок, капающих по щекам. Это не удалось. Парень просто старался размеренно дышать, сосредоточившись на идеально ровном дыхании, чтобы не выдать своего состояния Шало.
Боги… Лучше бы было больно. Тогда бы Эдмунду бы не понравилось, было бы больно только телу. Но не душе. А теперь… а теперь он ничего не стоит. Потому что душа, оскверненная похотью, навсегда теряет свою ценность. Теперь он пустой внутри, остался только прекрасный фасад. Который всем и нужен был всегда.
Эдмунд закрыл глаза. Начала сильно болеть голова, омега утер мокрые щеки. Внезапно по-мальчишески тонкая рука коснулась плеча омеги, заставив парня замереть. Шало придвинулся очень близко, обнял Эдмунда со спины. Он ничего не говорил, но омега чувствовал это молчаливое сочувствие и поддержку. Эдмунд почувствовал такую благодарность к этому подростку, что не стал отстраняться. Шало очень трогательно сопел ему в затылок, видимо, потихоньку засыпая. Это размеренное чужое дыхание немного успокоило воспаленный измученный разум Эдмунда, и тот тоже скоро стал засыпать, плавно погружаясь в спасительное желанное забытье.
  *
Утром у Эдмунда болела голова и поясница. Он встал, стараясь не морщиться от тянущей боли. На Шало он не смотрел. Паренек робко ему улыбнулся, Эдмунд в ответ улыбнулся краешком губ, едва заметно. Он расчесал теперь чистые волосы, пытаясь распутать колтуны, в которые они спутались вчера ночью. Об этом обстоятельстве Эдмунд старался не думать.
Вскоре пришел Змей. Эдмунд спокойно взглянул на него, тренируясь перед завтраком. Если даже бета услышал вчера запах, то значит его услышали все пираты, а они совсем не из тех деликатных людей, которые будут молчать и делать вид, что ни о чем не подозревают. А доставлять им удовольствие своим смущением, робостью и унижением Эдмунд не собирался. Знают? Ну что ж… Он справится. Не имеет права не справиться.
С этой решимостью Эдмунд направился за их вечным проводником в каюту-столовую. Стало еще холоднее, в коридоре дыхание вырывалось маленьким облачком. Эдмунд покрепче закутался в плащ, руки сами собой сжались под тканью от напряжения. Когда они вошли в комнату, все притихли как в первый день.
Знают. Эдмунд сглотнул, опустил взгляд, щеки чуть покраснели от смущения. Кто-то кашлянул, кто-то присвистнул. Чезаре молчал, но одного его взгляда хватило, чтобы свист прекратился. Эдмунд взял себя в руки и поднял взгляд. Пираты смотрели на него с непередаваемым самодовольством, будто это они вчера были с ним, а не их капитан. Эдмунд смотрел на них чуть презрительно, будто усмехаясь про себя.
Смотрите на меня, но не смейте трогать. Говорите со мной, но не надейтесь на ответ. Я выше вас всех. И вы не стоите моего внимания.
Пленники прошествовали на свои места. Эдмунд сел рядом с капитаном, тот глянул на него и едва заметно улыбнулся, но омега не ответил на улыбку. Даже взгляда не поднял. Ему было невыносимо видеть это лицо, потому что он помнил, как оно меняется от желания, темнеет, черты чуть смягчаются. Он не мог касаться его, потому что до сих пор будто чувствовал его прикосновения. И внутри все начинало дрожать.
Эдмунд молча ел горячую кашу, не ощущая вкуса. Альфы смотрели на него, он изредка встречался с ними глазами. Их взгляды пробегались по лицу, плечам, будто отыскивали какие-то перемены в омеге. Эдмунд чувствовал эти взгляды кожей. Больше всех его нервировал Тин. Он смотрел, не мигая, прожигал глазами. Раздражение было видно невооруженным взглядом. Эдмунд постарался не обращать на этого жилистого альфу внимания. Он что-то сказал своему соседу, и они дружно захохотали.
Завтрак довольно быстро закончился, к радости Эдмунда. Пираты ушли на палубу, кто-то отправился в трюмы. Все были довольными, скоро должны были сойти на берег. Пленники ушли в свою каюту, но омега не выдержал долго в замкнутом помещении. Шало мало говорил, Эдмунд оставил ему книгу и вышел.
На палубе все были чем-то заняты, но не носились туда-сюда, как обычно. Видимо, попутный ветер прочно обосновался в парусах пиратского корабля и гнал судно к берегу. Матросы о чем-то разговаривали, изредка поглядывая на Эдмунда. Омеге уже стало казаться, что вообще все взгляды сосредоточены на нем. Навечно.
  
Невыносимо. Это внимание, преследующее его как охотничья собака дикого зверя, всю жизнь мучило омегу. Но если раньше люди не могли оторвать взгляда от лица, Эдмунд видел в их глазах неприкрытое восхищение, иногда желание, то сейчас взгляды были… в некотором смысле собственническими. Раньше пираты думали, что омега недоступен. Все подкреплял приказ капитана. Теперь же они поняли, что и Эдмунда можно уговорить.