Веди меня через бури горы Химицу

Я увернулась от прикосновения и схватила мать за плечи, заставляя посмотреть мне в глаза.
– Разве ты не видишь? Он выбрасывает нас как старые игрушки! Он взял на себя ответственность за тебя и за меня. Это было его решение! А теперь он отказывается от него как последний трус!
К моему ужасу, на лице Сатоко-Сары не было никаких эмоций. Ни печали, ни злости на меня, ни обиды на графа. Оно было таким же спокойным, как и всегда.
  
Отвернувшись от меня, мама упала на колени, причитая:
– Простите, солнце наше, простите, что не привила дочери должного уважения к вам и вашим дарам, коими мы живём… – Она прижалась лбом к холодному полу. – Я накажу себя за пренебрежение материнским долгом, и небо накажет меня, и духи предков моих… Мы сделаем всё, как вы скажете, всё, как вы пожелаете. Велите умереть – умрём…
Это было слишком.
Я отвернулась, силясь сдержать слёзы обиды и жалости к матери, унижавшейся перед графом. Он многое сделал для нас, но то, чего не сделал, перекрывало всё хорошее, что я о нём думала.
«Я тоже ваша дочь! Почему вы готовы лишить меня шанса на счастливую жизнь, которую можете дать? Я бы поняла, будь вы бедняком, неспособным прокормить нас, поняла бы, доставляй мы вам проблемы или неудобства, но ведь мы не просили ничего и никогда ничего от вас не ждали! Забудьте о нас, уезжайте… Оставьте нам дом или переселите во что-то попроще и дайте денег, чтоб хватало на еду – это ничто для вас, а мы не будем мозолить глаза ни вам, ни вашей супруге. Ведь содержание в монастыре тоже стоит денег, и немалых… Просто отдайте их нам, и мы сами устроим свою жизнь!»
К сожалению, высказать свои размышления вслух я не могла – начала бы рыдать или, ещё хуже, кричать на графа, а крики вызвали бы только ещё больше проблем и обид. Хотя, куда уж больше? Моя обида в тот момент граничила с ненавистью.
Арчибальд Картер с тяжёлым вздохом подошёл к любовнице, поднимая её с колен.
– Выйди вон, Мина, – приказал он, прижимая дрожащую женщину к груди.
А когда я не пошевелилась, его камердинер грубо выставил меня за дверь, выходя следом.
Из обеденной комнаты доносились тихие уговоры:
– Вам там будет хорошо, Сара. Спокойно. Как ты любишь. Мина правильно угадала – вы можете сбежать. Этого моя жена хотела куда больше. Но тогда вы окажетесь совсем одни и окончите дни в каком-нибудь жутком месте, назвать которое я не решусь в твоём присутствии. Монастырь – лучший выход, моя сакура.
– Негодяй, – выдохнула я.
А в следующую секунду оказалась на полу. Щека горела от тяжёлого удара, ладони саднило от жёсткой встречи с деревянным полом. С трудом подняв голову, я посмотрела на камердинера отца, потирающего руку в белой перчатке.
– За языком следи, выродок, – высокомерно сказал он.
– Я… Я расскажу всё отцу!
– Давай, – усмехнулся мужчина, чей возраст было сложно определить из-за незапоминающихся вытянутых черт искривлённого пренебрежением лица. – Я скажу, что ты сама упала. Или попыталась напасть на меня. Госпожа мне за это ещё и жалование поднимет.
«Значит, он верен графине Картер», – поняла я, но оставлять пощёчину безнаказанной не хотела.
Резко открыв дверь в обеденную комнату, я увидела то, что не должна была: мама сидела на столе, с которого скинули все приборы. Граф стоял между её ног, и его рука копошилась под подолом её кимоно. Они страстно целовались, как будто несколько мгновений назад не было никакого разговора про монастырь.
При звуке удара двери о стену граф резко отстранился от любовницы.
– Чего тебе?! – рявкнул он, оборачиваясь ко мне.
– Он… Ваш камердинер! Он ударил меня! – выпалила я, стараясь не смотреть на раскрасневшееся лицо матери и открытую грудь, покоящуюся над распахнутым верхом кимоно, с красными отметинами там, где её сжимали руки графа.
Слуга отца, чьего имени я так и не узнала за годы его приездов в Сакуру, с самым невинным видом прикрыл глаза ладонью и поклонился господину.
– Ваше сиятельство, мисс Мина была так взволнована, что упала, выходя из комнаты. Я лишь хотел помочь ей подняться, но, видимо, от удара у неё всё перепуталось в мыслях. Прошу меня простить.
– Всё в порядке, Пэриш, проводи мисс в её комнату и проследи, чтобы миссис Тисл осталась с ней.
– Как прикажете, ваше сиятельство.
Притворно осторожно, но крепко камердинер взял меня за локоть, утягивая прочь.
– Он врёт! – крикнула я. – Он наотмашь ударил меня, сказав, что ваша жена за это повысит ему жалованье!
– Хватит, Мина. Хватит, – устало сказал граф, отворачиваясь обратно к моей матери.
И они снова начали целоваться до того, как за мной и камердинером закрылась дверь.
– Ну что? – ехидно спросил он. – Могу ещё раз ударить, вдруг на этот раз поверят.
Не выдержав, я вырвала руку из хватки и со всей силы ударила его кулаком в нос. Костяшки пронзило болью, но она стоила того болезненного стона, который камердинер издал, приваливалившись к стене.
– Сука! Ты мне нос сломала!
– Суки, сэр, – это женские особи собак. Я – человек. Не выродок, как вы назвали меня чуть раньше, и уж точно не сука.
Камердинер, сжимающий одной рукой пострадавший нос, второй потянулся ко мне, чтобы схватить за волосы. Я без труда увернулась и бросилась вверх по лестнице, не останавливаясь до тех пор, пока не оказалась в своей комнате.
Миссис Тисл по-прежнему была там. В моё отсутствие она немного прибралась и теперь сидела у окна, зашивая рукав одной из прохудившихся ночнушек.
Увидев меня, гувернантка быстро встала, откладывая шитьё.
– Мина… – пробормотала она, видимо, понимая по моему лицу больше, чем я готова была рассказать словами.
Ни о чём не спрашивая, миссис Тисл крепко обняла меня, позволяя выплакаться. В такой же тишине она помогла мне переодеться ко сну и уложила в кровать, как в те времена, когда я была маленькой.
– Нао, – голос, сорванный рыданиями, был тихим, и кот не отзывался.
– Хочешь, я найду его? – предложила гувернантка.
– Не хочу вас напрягать.
– Мне не сложно. Он наверняка заснул у миски с молоком на кухне.
– Спасибо, – прошептала я, слабо пожимая тёплую руку женщины.
– Всё наладится, Мина, – мягко сказала она, выходя из комнаты. – Я в этом уверена.
Когда за ней закрылась дверь, я обняла вместо Нао подушку и закрыла глаза, надеясь, что реальностью был тот самый странный незнакомец, а всё произошедшее за ужином, наоборот, было сном, который вот-вот должен был закончиться.
К сожалению, я не проснулась, но только вновь заснула. В слезах, и так и не дождавшись Нао. А за окном, не прекращая, падал снег.
 
Глава 4
 
Кровь обагряет белый батист
 
На этот раз просыпаться было легче. Сны мне не снились, и я открыла глаза, чувствуя себя абсолютно выспавшейся. Что было странно, ведь в комнате, как и за окном, всё ещё было темно.
Щека, которую ударил камердинер, немного ныла, но ни синяка, ни заметных следов, судя по ощущениям, не должно было остаться. «Даже жаль, – со злостью думала я. – Синяк можно было бы предъявить графу, как доказательство».
Поскольку спать мне больше совершенно не хотелось, я встала с постели, сунув ноги в оставленные гувернанткой тёплые тапочки, и наощупь пошла к выходу из комнаты. Я достаточно хорошо знала дом, чтобы не зажигать свечу.
Ночная рубашка неприятно липла к телу, как будто я сильно потела во сне, но менять её было лень, и можно было просто дождаться утра, чтобы нормально принять ванну и переодеться. Поэтому, не отвлекаясь на неприятные ощущения, я продолжала брести по коридору в сторону кухни.
  
Где-то на полпути я поняла, что Нао не было в комнате, хотя он всегда предпочитал спать со мной, согревая бок и периодически впиваясь коготками в бедро.
– Нао, – прошептала я, вглядываясь в темноту спящей Сакуры. – Где ты, маленький? Кис-кис-кис…