Его Величество император (СИ)
— Есть у нас художники! И не в оппозиции, а очень даже обласканные властью. Просто наша мамаша заявила, что нечего принцессе учиться у, как она выразилась, «волосатых пьяниц». Отец из-за дочери не стал с ее мнением спорить, решил, что ей виднее.
А какой второй способ?
— Шоковый. Пригласить одного из корифеев живописи, пусть прямо в глаза ей скажет, что она полтора года зарывала свой талант в землю с негодными преподавателями, и есть двапути — или срочно переучиваться нормально писать, осваивать масло, готовить вступительные работы, может, даже поступать не в этот год, а на следующий, а этот год походить вольнослушателем, или забыть об академии, вернуться домой, выйти замуж и продолжать малевать поздравительные открытки. Потому что с такими работами никто ее в академию не примет. Никогда. Давай завтра я посмотрю, что она привезла, поговорим с твоим отцом и решим, что делать!
— Давай, только быстро, мы с Аннабель хотим сбежать в Кейптаун пораньше, подальше от всех. Да и подкрепить фактами легенду о моей африканской страсти не помешает. Джанни тоже жаждет показать Моне мыс Доброй Надежды. Джар чуть не плачет от холода, толком еще не побывав на улице, и с удовольствием тоже сбежит в лето, вместе с Виолеттой. Но ему надо 12 числа быть на Харре, на юбилее отца, так что времени у него мало. Дня два он еще продержится, а потом взвоет. Так что давай решать все быстро. Я почву для разговора с отцом подготовлю.
— Тогда я пойду, побеседую с Бертой о живописи, тоже почву подготовлю! Оставляю вас здесь, целуйтесь!
Вернувшись в бальную залу, Серж увидел Этельберту, беседующую с Роджерсом, что ему совершенно не понравилось. Очень кстати музыкальный автомат заиграл медленную мелодию, Серж легким финтом оказался около беседующей парочки, и пригласил девушку на танец. Кружа принцессу по залу, он поинтересовался, учится ли она и где. Узнав, что она изучает живопись в Колледже, радостно сообщил, что в этом году заканчивает Академию Художеств и сейчас пишет три положенные для дипломной работы картины. Этельберта начала упрашивать его показать ей его творчество. Поупрямившись для виду — мол, плохая примета, и прочее, он повел девушку в свою мастерскую, показал два пейзажа — лесную опушку с речкой и выводком утят с мамой-уткой в заводи, морской пейзаж, начатый во время поездки в Южную Африку, с парусником на горизонте. Третью показывать не стал, говоря, что она неудачная, и он будет ее перерисовывать. Это был портрет матери, он и, правда, у него никак не выходил. Девушка картины похвалила, но поинтересовалась, почему он выбрал такие спокойные, нейтральные темы.
— Видите ли, Этельберта, это дипломные работы. Так сказать итог обучения в академии. В них важно показать технику живописи, умение передать настроение. Можно, конечно, поднять какие-то глобальные, социальные темы, вот, например, один мой сокурсник пишет на тему трагедии планеты Вард, агонию выжившей кучки людей, оставшихся один на один с бедой после токсичного выброса из шахты с фридонием, но для такого сюжета надо быть гением. Я же к гениям себя не причисляю. Вот, передать ранее утро, тишину, только что зародившуюся жизнь, на это мне таланта хватит. Я не претендую на медаль и трезво оцениваю свои силы. Уже в морском пейзаже, чувствую, что чего-то не хватает, но он берет техникой. Очень хорошо получилась вода, это редко когда удается. И все!
Этельберта пригляделась к пейзажу с парусником.
— Вы не обидитесь, Серж, я могу вас так называть? А вы меня Бертой! Просто, мне кажется, если внести сюда тревожную нотку, допустим, небольшое облачко на горизонте, подсвеченное солнцем, Солнце сделать вечерним, пустить по воде дорожку солнечных лучей, чуть более красных, чем сейчас, в общем, создать тревожное ощущение надвигающегося шторма, то у картины появится характер.
Серж посмотрел на пейзаж другими глазами. Черт, эта девочка права, сто раз права. Прав и ее брат, есть у нее божья искра, надо спасать ее талант!
— Попробую, Берта, вот прямо завтра и попробую! Знаете, посмотрите все же портрет моей матери, может, поймете, чего в нем не хватает!
Он отдернул прикрывающее картину полотно. Берта долго смотрела на гордое лицо изображенной на полотне дамы. В общем, закончено было только лицо, а волосы, прическа, платье, только намечены эскизом.
— Знаете, Серж, лицо написано очень хорошо, только это лицо не нашей современницы. Ведь ваша матушка, как мне говорили, герцогиня с более чем 2000-летней историей рода, вот вы это и изобразили! Не рисуйте ее в современных одеждах и прическе. Изобразите ту, которая у вас получилась! Герцогиню, знающую себе цену, гордящуюся своим родом. Высокая прическа, немного с испанским колоритом, герцогская корона, «средневековое» платье, мантия, герцогская цепь. Покажите ее истинную суть, вдруг проступившую из глубины веков! Картина заиграет, вот увидите!
— Берта, спасибо, тебе обязательно надо учиться! Давай я посмотрю твои работы, посоветую, что можно подготовить для поступления в Академию.
На удивление Сержа, Берта грустно потупилась.
— Нет, Серж, у меня не выйдет, к сожалению. Я очень хотела стать настоящей художницей. Но нет. Матушка настояла на этом колледже, «приличном» для обучения знатных девиц. А там преподавательницы даже маслом писать не умеют, поэтому рассказывали нам сказки, что маслом пишут только простолюдины, грубые мужланы, а мы должны писать акварелью и пастелью, такими же воздушными, как и мы. Я покажу вам свой альбом, вы ужаснетесь, что я писала. Но иначе было нельзя, если бы мои преподавательницы пожаловались маменьке, то меня и этого бы лишили. Когда Ри был на Эллане, у меня была еще надежда добиться настоящего обучения у настоящего художника. Он бы помог. С ним и отец, и братья считаются, но он уехал на свой Морион, домой приехал только на месяц, но они все время то заседали, то ругались с отцом. Я только один раз с ним два слова сказала, когда он со мной первый танец танцевал на своем дне рождения. Пообещал поговорить, и так и не поговорил. Я пыталась с отцом переговорить, а он отмахнулся. Учишься — учись, получишь среднее образование, потом поговорим, сейчас, извини не до тебя. Конечно, я же девочка! Что с меня взять.
Бета повернулась к окну и незаметно смахнула выступившую слезу.
— Пойдем, посмотрим твои рисунки. Может, все еще не так плохо, а потом подумаем, что можно сделать! — позвал девушку Серж.
В комнатах принцессы обнаружилась Виолетта, снимающая с себя украшения.
— Фиалка, ты что, уже ушла с бала, а как же Наджар?
— А никак, Берта, я больше ни одной минуты с ним находиться не смогла, пришлось выдумать головную боль и сбежать!
— Он что, оскорбил вас, леди? — вмешался в разговор Серж, — если так, то…
— Нет, Серж, не переживайте, просто у меня временное помешательство на его почве! Еще пара минут рядом, и я полезла бы к нему с поцелуями при всем народе! Никогда со мной такого не было! Вот было бы позорище!
— Подумаешь! — прозвучало вдруг из-за спины Сержа, все обернулись и увидели Аннабель.
— Вы сколько с Наджаром знакомы?
— Это важно? Так, познакомились за день до саммита, значит, четыре дня!
— До рекорда не дотянули! — усмехнулась невеста, — мы с Эльрианом поцеловались через шесть часов после знакомства, в любви друг другу объяснились на третий день, и тогда же я приняла предложение Ри. А вы на четвертый день еще не целовались! Я, кстати, шла проверить, как Виолетта, не нужно ли чего, и познакомиться хотела поближе, нас же только представили, даже не переговорили. Не берите в голову, Виолетта, когда влюбляешься, то все годы воспитания куда-то улетают!
— Спасибо за поддержку, только Наджар харрец, у них, наверное, обычаи другие!
— А ты спроси у Ри, он его лучше знает, хотя да, когда Джар мне пытался объяснить, что мой несостоявшийся жених спит с одной из курсанток с Мориона, он так и не смог выговорить простое слово — любовница. Все блеял про «симпатию», и мужские «потребности». Мы с тех пор с Ри так и шутим! Про потребности. А ты, Серж, что здесь, у девичьих комнат делаешь?