Влюбляться запрещено (СИ)
Задача стояла выебать психику всем вокруг?
Сука, скрипач дьявола. Королева мозгоебических наук.
Конечно, она скинет бате золотую медаль. Тот стоит, повесив железяку на шею, как орден. Светится весь. А ей-то зачем? Она по факту уже доктор, блядь. Дальше можно не учиться.
— Между первой и второй промежуток небольшой! — орет Яббаров, разливая топливо.
Я отмираю, чтобы встать, выдернуть из ведерка шампанское и обновить бокалы девушек.
Подхватывая свою стопку, остаюсь на ногах.
— За что? — интересуется Пима, поднимаясь.
— А ты без тоста, я смотрю, пить не умеешь, — ржет Рацкевич и тоже встает.
Прекрасная же половина, подскакивая, резво закрывает вопрос:
— За нас, красивых!
— И счастливых!
— За любовь жгучую и болючую!
— Ля, сплюнь!
— За то, что школа позади! Ура-а-а-а-а-а!
— И за лучшее время, которое ждет нас впереди!
— Жизнь, привет!
— Приве-е-е-е-е-ет!
— Ты снимаешь? Держи поцелуйчик: м-м-м-ма!
— За то, чтобы мы, несмотря на то, какой кто выберет путь, встречались почаще!
— Угу-м, в запое!
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, — это уже общее.
И, наконец, все пьют.
Я тоже опрокидываю, хватаю закусь и встаю.
— Егор?.. — шелестит Эм.
— Скоро буду, — обещаю, не глядя.
В гортани еще играет терпкий жар, когда я, пройдясь по залу, подхватываю закрытую бутылку брюта и решительно рулю к выходу. По брошенному на песок деревянному настилу целенаправленно движусь в соседний клуб.
Хроники Агнии:
Таких страстей конец бывает страшен:Соединенье пороха с огнем —Взаимоистребляющая вспышка…Это последняя запись в блоге Немезиды. Цитата Шекспира, насколько я знаю. Чего пока не знаю, так это того, что она окажется пророческой.
На территории говнозистов весело. Может, они не пьют, а есть устали? Все на танцполе. Читает Эминем. Головастые, раздуваясь от выданного легендой адреналина, машут в воздухе своими длиннющими граблями, как дворцовые слуги при фараоне — опахалами. Однозначно, именно из Древнего Египта вся эта хореография подхвачена. Они же умные. Историю знают.
А вот современное искусство… Это только к Немезиде.
— Вечер в хату, — приветствую охреневшего при виде меня Филатова, по-одесски культурно всучивая дипломатический пузырь. — От нашей хаты.
Если бы болтающаяся на его шее медаль была гранатой, он бы, вполне очевидно, выдернул чеку, влегкую пожертвовав собой и половиной мероприятия, лишь бы убрать меня. Но облом, железяка хоть и принадлежит его личной машине для убийств, никакими особыми боевыми свойствами не обладает.
Пользуясь критической оторопью бульдога, не сбавляя шага, уверенно пробиваю себе путь к чертовой Королеве.
— Это что, Нечай?.. — басит кто-то из ее придворных.
— Твою ж мать…
Не палю по сторонам. На прицеле сугубо А.Г.Н.И.Я.
Жив я или мертв?
Один хуй, пизда.
Стоит взять всю ее в фокус, изнутри рвет так, что душа в панике ищет аварийный выход. Сердце, сука, туда же. Следом на вынос оформляется мозг. И хорошо бы! Без этой нервной, до ебанутого восприимчивой требухи, стопудово, было бы легче. Только вот незадача, всю эту лох-компанию стопорит таможня.
Из ада выезда нет.
Еще и варварскими штрафными обкладывают. В общем, опиздюков и в обратку. Там уж никто не смотрит, куда все это дерьмо летит. А оно разваливается пульсирующими грудками по телу.
Тетрис, блядь.
Собирать фрагменты некому. Так что падает все как попало, быстро собирая дорожку к взрыву.
На, нах.
Спешу перейти к действиям. Пока публика, включая саму Королеву, до хера не поняла, валю на нее, как на цель, которую, будем честны, слишком долго запрещал себе добивать. Хватаю за талию и, совершая рывок, тупо впечатываю. Руки на голову, рот в рот — раздаю в упор все, что накопилось.
Агрессивно. Доминирующе. Сука, бешено.
В глотке до последнего скрипела сушь, однако стоит мне хлебнуть яда Немезиды, с излишками выделяется собственный. Так что сплетаемся не только прочно, но и смачно.
А дальше… столкновение с металлом…
Е-ба-а…
Холодный шарик, которым она ранее на одной только демонстрации довела меня до лютого невменоза, катаясь по влажному дофига чувствительному языку, высаживает в мои нервные окончания такие мощные разряды, что те, дернувшись и сократившись, на распрямлении, к херам, воспламеняются.
Мать вашу.
Шухер по всем фронтам. Тупо разнос. С отдачей в затылок, грудь и ниже по курсу.
— Агния???
— Он ее целует!
— Ого! Вот это да!
— Огонь!
Я не пытаюсь впечатлить. Я подавляю и беру свое. Язык, как у Венома, захватывает рот Королевы и хищно метит глубже — прямо в душу.
Мне нужна она вся. Вся. Полностью.
У самого организм встряхивает, словно резко обновили до инопланетного апдейта. Под раздавшейся и застывшей в камень, как панцирь, оболочкой формируются странные узлы, которые так колбасит, что по тканям искры летят. Мириада сердечных осколков все еще шатается, знакомя каждый чертов сантиметр тела с чудом микроинфаркта. Но основная плеяда все же базируется на стандартном клочке — за ребрами.
Там и происходит решающий файт [49].
Ебашит так, будто реально две армии друг на друга поперли. Палят залпами, без разбора, словно вознамерились уничтожить не только противника. Грудная клетка надувается куполом, грохочет и скачет. Вены на шее вспыхивают и вибрируют, как натянутые кабели. И в голове, как итог, шваркает подрывами.
Рот сориентировавшейся в моменте Немезиды горячий, злющий и сопротивляющийся. Показывая, кто есть кто, с помощью силы ею владею. Никаких пауз. Никаких послаблений. Никакой нежности. Только выпущенный на свободу инстинкт — голодный, яростный, властный. Врезаюсь глубже, жру без меры, пока не чувствую, как А.Г.Н.И.Я., теряя опору, начинает трястись.
Отпускаю, чтобы встретиться со свирепыми глазищами личного истребителя. От нее тут же прилетает фидбэк. По харе, ясен черт.
Толпа вскрикивает и комментирует:
— Ох-ре-неть!
Это красная зона. Аварийный режим.
Но я, конечно, держусь. Игнорируя публику, боль и унижение, сжимая челюсти, угрожающе надвигаюсь, чтобы нагло оттеснить Королеву.
— Все, как ты хотела, — жестко давлю сквозь зубы. Почти, мать вашу, рычу. — Остальное тоже здесь давать? Чтобы без возни в ебучих хрониках каждая тварь знала, на каком мы, блядь, этапе.
И снова свайп по роже. И снова охи-ахи по толпе.
Хватаю непокорную стервозину за руку, когда она орет:
— Ты опоздал, ясно?!
В мозгах что-то клинит. Ноль понимания. Еще ведь, несмотря на два «пропущенных», сохраняется дикий поцелуйный угар. Заторможенно моргая, спускаю взгляд на сияющую от блесток шею Немезиды, еще более слепящую глубокую королевскую ложбинку, скрытую корсетом основную часть арсенала, узкую талию и убойное расширение… Продираю сквозь сцепленные зубы язык. Оставляя зазор на подумать, может, и кровожадно, но однозначно медленно облизываю отравленные ею губы.
Столь же медленно поднимаюсь обратно к глазам.
— В смысле «опоздал»? Хули ты чешешь? — сиплю едва слышно.
— Думал, я тебя два месяца безропотно ждать буду?!
От этого броска напрочь теряюсь.
Что не так? Что ей, сука, не подходит? Я, что ли, зря пришел?
Напоминая дуре, рявкаю:
— Але, блядь! Ты обозначила срок!
Немезида только бесится. Ловлю шаровые молнии на вражеском фасаде: и ударными вспышками в ее роскошных глазах, и прострелами по мягким тканям ебически красивой маски, которая служит этой стерве лицом.
Ненавидит меня. Это понятно без субтитров.
Тогда что ей, мать вашу, нужно?!
— Да, обозначила. Промискуитет [50] с твоими пустоголовыми покорными шавками он не включал, — разбивает со злобой, которая трещит, как кончик хвоста гремучей змеи. — Ты сам все растоптал, Нечаев. Свободен.