Олигарх 6 (СИ)

Правый берег им не рассматривался по двум причинам: потеря времени из-за отсутствия моста через Шилку и необходимость продвигаться вдоль неё до Шилкинского Завода и Горбицы, расположенных на левом берегу.
Ну, а строительство затона в устье Куренги просто напрашивалось. Соответственно, и оборудование там будущей стоянки и ремонтной базы создаваемого флота.
Компанейская слобода, большие склады и элеватор размещаются на левом берегу Шилки напротив старого Сретенска, новенький кирпичный завод — рядом с судостроительным, а вот речной вокзал Василий решил построить на правом берегу.
  
Ещё один мост строится на южной окраине Сретенска перед небольшой речушкой Матакан. В этом месте будущая железная дорога резко повернёт и пойдёт на север.
Жизнь в Сретенске бурлила и била ключом, но больше всего меня поразила чистота и порядок на всех стройках, особенно под метёлку убранные все места, где даже просто временно лежал уголь, и то, как тщательно собираются все деревянные отходы.
Конечно, мы с братьями не раз и не два когда-то обсуждали проблемы бережного и экономного хозяйствования, но увиденное поразило меня до глубины души.
Но, как говорится, ларчик просто открывается.
Заметив моё удивление, Василий довольно рассмеялся.
— Удивляешься, что у нас под метёлку убирают остатки угля, опилки и вообще весь мусор? Сейчас я тебе покажу разгадку.
Уже вечерело, и я заканчивал знакомство со Сретенском осмотром Затона. Василий привёл меня к зданию котельной и с хитрой усмешкой распахнул её дверь.
— Прошу, ваша светлость, — весь его вид и речь говорили, что меня ждёт что-то из ряда вон выходящее. Но увидеть паровой пресс для производства так знакомых мне топливных брикетов!
Да, такого я совершенно не ожидал.
— Мастера представить тебе сейчас не могу, он поехал за своей семьёй на Нерчинский Завод.
— А рассказать, надеюсь, можешь?
— Могу, — улыбка сошла с лица Василия, и в голосе появилась скорбная нотка. — Демьян Калинин был мастеровым на казённом заводе на Урале. Пришла ему в голову идея прессовать в брикеты опилки и использовать их как топливо. Сначала его поощрили плетьми, а потом за неугомонность отправили на Нерчинский Завод.
— Это как? — ошарашенно спросил я.
— Пресс он сломал, и, несмотря на то, что тут же его отремонтировал, управляющий решил Демьяна наказать.
Василий сделал паузу, увидев мои в бешенстве сжавшиеся кулаки. Когда я немного успокоился, он продолжил.
— Здесь Демьян быстро заработал себе авторитет, женился, а потом свою гениальную идею предложил местному начальству.
— Результат, наверное, был примерно таким же? — предположил я.
— Почти. Пороть его решили всенародно, чтобы другим не повадно было думать не о том. Я в это время как раз на Заводе был и услышал, как его жена дуром кричать стала, ну и поинтересовался, что тут происходит.
Теперь от накативших воспоминаний свои кулачища сжал Василий и некоторое время молчал.
— Ты не представляешь, каких усилий мне стоило сдержаться, а так хотелось своим казачкам приказать разложить подлеца управляющего.
— Но надо полагать, изобретателя ты забрал?
— Конечно, не оставлять же этим подлецам на растерзание. Да только семью управляющий не отдал. Я на конфликт не пошёл. Только сказал ему, что ежели кто семью мастера обидит, то сильно пожалеет. Это всё было уже после истории с Кандинскими, так что судьбу испытывать желающих не оказалось.
— И здесь у него всё получилось?
— Да сразу же. Через неделю первая партия деревянных брикетов в топку пошла, потом угольные отходы и всякая смесь.
— А крупные деревянные отходы? С ними как?
— Их сначала измельчают, мужики тут же смастерили мельницу для получения деревянной щепы. Её прессовать дольше надо, но горит тоже хорошо. Кочегары говорят, этими брикетами лучше, чем углем топить. Жару, конечно, поменьше, но сгорают брикеты полностью, золы остаётся совсем немного, а шлака совсем нет.
— А семьёй как решилось?
— Поработал он у меня месяц, а тут сорока на хвосте новости о больших переменах принесла. Я написал письмо горному начальству, дал Демьяну на всякий случай десяток своих казаков в сопровождение и отправил его за семьёй. Они уже возвращаются, урядник половине караула велел быстрее вернуться.
Жена Василия Серафима во всех отношениях оказалась именно такой, какой я себе её представлял. Когда мы приехали в Сретенск, она была в отъезде: какие-то местные дела потребовали её срочного вмешательства в селе Лоншаково, в десяти верстах от Сретенска ниже по течению Шилки.
Когда мы закончили «экскурсию» по Сретенску и окрестностям, Серафима уже вернулась и ожидала нас в компанейском доме на нашем подворье.
Невооружённым глазом было видно, что Василий с Серафимой готовы друг с друга пылинки сдувать, но хозяином в доме был мой друг детства.
Впечатление от ужина я могу назвать фразой: отдохнул душой, и никакого желания вечером заниматься делами не было.
Но завтра надо ехать в Горбицу, и хочешь не хочешь, а надо.
Получившийся очень долгий день, который я почти весь потратил на знакомство со Сретенском и его окрестностями, завершился двумя беседами, которые нельзя отложить.
Подавляющее большинство нижних чинов, участников выступлений декабристов, были наказаны тысячами ударов шпицрутенов и переводом в Кавказский корпус.
Но несколько человек были сосланы в Сибирь на каторгу. В Забайкалье их девять человек и один на Александровском винокуренном заводе под Иркутском.
На этом знаменитом заводе, как и на других казённых заводах, в том числе и солеварных, всё держится на труде каторжан. И население села Александровского вокруг завода — это практически полностью бывшие каторжане и их потомки.
Примерно такая же картина и в других заводских сёлах и посёлках.
Среди александровских каторжан несколько десятков политических, но это несчастные нижние чины, наказанные военные поселенцы и прочие из неблагородных сословий. Многие из них люди довольно отчаянные и способные, например, к побегам.
Уголовный элемент, попадающий на этот и большинство других восточносибирских казённых заводов, был ужасным: сюда попадали самые злобные и отчаянные, уже прошедшие всю Сибирь и по нескольку раз бывшие в бегах.
«Лучшие» из них, если конечно можно так говорить о каторжанах, обыкновенно выбирались и оставлялись в Приуралье и Западной Сибири.
Эта специфика работающих на казённых заводах Восточной Сибири требовала больших затрат на ту же охрану. И поэтому вся восточносибирская казённо-каторжная промышленность была тяжёлой финансовой гирей для Российской империи.
Царь-батюшка, на мой взгляд, сделал гениальнейший бизнес-ход. Он скинул на меня огромные финансовые расходы, которые требует Восточная Сибирь, и оставил все доходы казны, получаемые с неё.
Серебра, соли, спиртного и прочего казна должна получать не меньше, чем до моего появления в здешних краях. Помимо этого, Государь как акционер Российской Американской компании будет получать и с её деятельности. И каждый год компания должна приносить прибыль.
А побочные результаты моей деятельности вообще непредсказуемы. Но однозначно это новые дороги, города, простое увеличение населения в том же Забайкалье и, соответственно, налогов. Да одно создание двух новых казачьих войск чего стоит. Это как минимум тысяч пятьдесят хорошо обученных и подготовленных воинов. И последнее слово здесь при любом раскладе за Государем, а не за мной.
Ни о каком сепаратизме и речи быть не может. Только совершенно наивные люди могут предположить, что мне, даже если я вдруг очень этого захочу, удастся отложиться от России-матушки.
  
То, что на бывших казённых заводах удастся навести порядок и провести там техническую реконструкцию, я не сомневаюсь. Но сейчас это такая заноза. Технологии чуть ли не столетней давности. Технический прогресс? Нет, не слышали, да и зачем.
Изуверское отношение к рабочим? И что такого — это же ка-торж-ни-ки. Даже генерал-губернатор возмущён? Требует сменить управляющего и даже грозится судом? Вот проблема-то, даже лучше будет, наконец-то в Россию вернусь или хотя бы поближе к Уралу. А суда не боюсь. В России за такое не судят.