Братство. ДМБ 1996

В любом случае, я хотел всех повидать, вот и это повод хороший.
– А чё ты так, Старый, всполошился? – Шустрый потёр ногу под столом. – Пинаешься ещё.
– Да ты будто сказать ему хотел. Ты пойми, Шустрый, это он хитрил, чтобы ты сказал. Думаешь, есть им дело, снайпер он или нет? Им сверху спустили, вот и будут действовать, лишь бы крайнего найти. А за что этого «журналиста» порешили – ему вообще до лампочки. А даже если и нет – до лампочки прокурору будет и судье за компанию. Молчать надо, Борька.
  
– Ну, лады, – Шустрый замолчал, глядя на календарь, висящий на холодильнике. – Мляха, надо пацанов предупредить. А то разведёт, признаются.
– Да. Будем разбираться. Пошли, чего сидеть.
* * *
В городе не так много участников той войны. Всех мы не знаем, и, быть может, следак решит поговорить со всеми, раз уж приехал. И он точно подключит местных оперов, у военного следака есть такое право.
Но пусть говорит, а мы придумаем, что с этим делать.
Мы разделились. Шопена в общаге я не застал, Шустрый приходил к Самовару, но квартира была пуста, а соседи сказали, что его увезли в больницу. Зато я дозвонился до Царевича и Газона, предложил вечером пересечься, обсудить ситуацию. Ну а где жил Халява, мы не знали, но явно не с отцом.
Пока ездил, осмотрел город, нашёл свою старую школу по памяти, рынок, где кипела жизнь, увидел возводимый торговый центр неподалёку от железнодорожного общежития, и вокзал, от которого я вчера уехал. Днём потеплело, вчерашний снег размело ветром, можно было даже расстегнуть куртку.
Да, это тот самый город девяностых, из которого я уезжал. Ничего не изменилось, да и измениться не могло, я же не был здесь с 96-го сам. Но всё равно, всё вокруг выглядит в новинку, ведь другие-то города за столько лет менялись, и я к этим изменениям привык.
Здесь нет полчищ самокатов и курьеров, машинами такси управляют бомбилы или небольшие конторки, а не одна огромная фирма, работающая по всей стране.
Повсюду обменные пункты и менялы, особенно в центре. У меня картонная табличка с сегодняшним курсом валют – пять с половиной тысяч за доллар. Но здесь все цены в тысячах, деноминации ещё не было. Так что доллары надо будет брать, пока дёшево.
Заметил, что ещё нет киосков с шаурмой, но много других киосков, где можно купить шоколадку, жвачку с вкладышем или пивко. Вообще нет супермаркетов и минимаркетов, ещё не распробовали такой формат, и нужно по старинке просить продавщицу, чтобы принесла и взвесила. Много магазинов с бухлом, и многое из этого – контрафакт, который разливали по бутылкам в разных подвалах.
Машины – старые советские, новенькие «восьмёрки» и «девятки», достаточно много иномарок, среди которых доминируют японские праворульки и побитые европейки. Хотя я пару раз видел БМВ и даже «Мерс», наверняка или бандиты, или богатые коммерсанты.
Если честно, местную братву я знал не особо. Слышал какие-то имена, но никогда с ними не пересекался.
Непривычно пока здесь, но долго привыкать не придётся. Я же когда-то жил в этом времени, освоюсь быстро. Просто надо привыкнуть, что сейчас ничего не купишь с карточки. У нас и банкомат-то всего один или два в городе, нужно носить наличные. И покупать всё нужно будет по старинке, в магазине, а не в интернете, хотя что-то редкое можно выписать по почте.
Ещё одна проблема – мобильная связь очень дорогая, и сами трубки стоят от тысячи баксов, ещё и тарифы грабительские, с посекундной тарификацией. Нужно заранее обговаривать, где и когда ты будешь, чтобы не разминуться.
Надо будет купить всем хотя бы пейджеры. И жетонов нужно будет набрать для таксофонов – телефонов-автоматов в городе много, и не все работают через специальные карточки. Связь между нами важна.
* * *
Царевич пришёл к нам сразу после работы, в центр города, как мы и договорились.
– Надо к Халяве зайти, – сказал я, пожимая ему руку. Осторожно, а то мизинец правой перебинтован. – Знаешь, где его искать?
– Сейчас ещё рано, сам понимаешь. Похавать пока можно, – Царевич показал в сторону и поправил красный вязаный шарф под курткой. – Там столовка хорошая, недорогая.
Мы встретились на городской площади, недалеко от памятника Ленину. Указывал Ильич прямо на здание городской администрации, рядом с которой стояли дорогие джипы и прочие иномарки.
С другой стороны была почта и переговорный пункт, ещё дальше располагался Тихоборский ГОВД, рядом с которым стояли серые «уазики» и «жиги» с надписью «Милиция». Один экипаж только что приехал, два ППСника тащили в здание сопротивляющегося мужика, который громко что-то орал пьяным голосом.
Мимо нас прошла толпа школьников, сейчас как раз закончилась вторая смена в ближайшей школе. У одного на ранце был Король Лев и надпись «Dino», у пары человек – чёрные пакеты с книжками, а толстый пацан с красными щеками нёс старый советский дипломат.
Мы зашли в небольшую столовку, где стояли столы, покрытые липкими скатертями. Помещение просторное, а в центре пусто, чтобы вечером можно было устраивать танцы. На отдельном столике стоял двухкассетный магнитофон, из которого Буйнов пел песню про московский пустой бамбук.
– Вот как Аверин и говорил, – заметил Царевич, когда выслушал рассказ про следователя.
Мы особо не шиковали, купили несколько пирожков с капустой, по тарелке гречки с котлеткой и компот. Было ещё картофельное пюре, но его брать опасно – там часто было вчерашнее или позавчерашнее. Котлетки оказались ничего, правда, риса и хлеба в них было не меньше, чем мяса. Зато компот отличный.
– Если он ничего не найдёт, – тихо сказал я, – придётся ему уезжать.
– Но вообще… – Руслан покачал головой. – Вот тот гад снайперил, пацанов убивал, а виноваты мы можем оказаться. Вот как так?
– Вот и надо отбиваться, Руся, – я посмотрел на парней. – Ещё увидите, пацаны, справимся. Но надо всех собрать и понять, что дальше.
Мы закончили ужин, вышли на улицу и отправились туда, где можно найти Халяву. Темнело, стало холоднее, но несмотря на это в одном дворе пацаны играли в футбол. От очередного удара мяч полетел в нашу сторону.
– Ща! – Царевич оживился и побежал наперехват.
Бац! Мяч от удара ногой полетел, но не назад на поле, а наискосок, совсем не в ту сторону.
– Тьфу ты, блин! – Царевич хлопнул себя по бедру. – Это ж надо было так опрофаниться.
– Ну всё, Царёк, – Шустрый покачал головой. – Это залёт, тебя все дворовые пацаны теперь засмеют. Придётся тебе из города уезжать, чтобы не позориться.
– Да иди ты, Борька, – Руслан отмахнулся. – Достал. Чё не застёгнутый опять? Простынешь.
– Ну ты как мамка моя стал, – пробурчал Боря, застёгивая дублёнку.
Шли дальше, компанией, поэтому нас не задевали, но многие внимательно нас осматривали. Центр города достаточно криминальный, особенно в вечернее время, поэтому группки молодёжи всегда шли толпой. До одиночек могли докопаться.
Ну а впереди было одно из модных мест Тихоборска – ночной клуб «Сибиряк». Ну, ночной клуб – сказано громко, по факту это был бывший дом культуры, который раньше держал химкомбинат, но потом избавился от ненужного актива. Теперь в этих просторных помещениях устраивали танцы и пили, как не в себя.
Здесь часто бывали коммерсанты и братки, которые искали, кого можно снять на ночь, но совсем авторитеты сюда не ходили. Ну и местная золотая молодёжь иногда бывала здесь, хотя развлечений для них было предостаточно: в городе были дорогие рестораны и кабаки, ну и казино, правда, неофициальное.
Ну и сюда заглядывал Слава Халява, Владислав Бакунин, один.
Казалось бы, что у сына директора крупного химкомбината, у богатого мажора, которому с детства ни в чём не отказывали, может быть общего с простыми ребятами?
  
Мы с Царевичем родились в рабочих семьях, Шопен рос в детдоме, Шустрый и Газон – в колхозе и до армии жили в сельской местности.
А отец Халявы и в советское время был директором химкомбината, и в новое время тоже не потерялся, умудрившись в приватизацию оставить предприятие за собой.