Башня. Новый ковчег-5
Анжелика Юрьевна кивнула прислуге, двум одинаково одетым горничным, которые бесшумно появились в гостиной и тут же, повинуясь её жесту, растворились где-то в бесконечных комнатах, и, указав Сашке на диван, сама отошла к стене, к большому, в полный рост зеркалу, перед которым замерла, с явным удовольствием разглядывая своё безупречное отражение.
– В общем, так, Александр, – медленно проговорила она, не глядя на Сашку. – Имя у тебя, конечно, немного простоватое, – она наморщила свой хорошенький носик. – Но менять его, пожалуй, не будем. Ни к чему. Александр… Алекс… Да. Я буду звать тебя Алекс. Алекс Бельский. Вполне неплохо.
Всё это она произнесла, не отрываясь от зеркала, словно разговаривала не с Сашкой, а со своим отражением, а Сашка Поляков, неожиданно превратившийся в Алекса Бельского, только хлопал глазами.
– Но… это, наверно, ошибка, – выдавил он из себя чуть слышно. – Я… у меня уже есть мама. Это недоразумение.
– К сожалению, это не ошибка, – Анжелика Юрьевна наконец-то повернулась к нему. – Твои родители, то есть те люди, которых ты считал своими родителями, тебя усыновили. Ты, как выражались в старину, плод моего греха. Мой муж, покойный муж, не мог иметь детей, а я была молода и не слишком осторожна. И, увы, не успела сделать аборт вовремя, а потом уже было слишком поздно, да и опасно для моего здоровья.
Она говорила спокойно и обыденно, равнодушно бросила слово «аборт», сожалея об упущенном времени. Сашка не верил своим ушам. Ведь получалось, что он, Сашка, результат того самого несделанного когда-то аборта, сидел перед ней, и она так просто ему об этом сообщала. Вообще-то, я хотела тебя убить, но, увы, не получилось…
– Ты – взрослый мальчик, Алекс, должен меня понять, – Анжелика снова отвернулась и улыбнулась своему отражению в зеркале.
Сашка потрясённо молчал.
– Жить ты будешь тут, у меня, – продолжила она, как ни в чём ни бывало. – Тебе уже подготовили одну из гостевых комнат.
– А вещи? – тупо спросил Сашка просто для того, чтобы хоть что-то сказать, не молчать.
– Вещи? Ах да… вещи мы тебе купим новые, впрочем, если там есть что-то тебе нужное. Не волнуйся, Алекс, я распоряжусь, чтобы их доставили. Давай сюда свой пропуск, у тебя теперь будет новая фамилия и документы разумеется, тоже. Уже всё делается. В общем, Алекс, сейчас тебе всё покажут и объяснят. Проводят в твою комнату. Вечером придёт человек, который будет с тобой заниматься – тебе придётся многому научится и много чего усвоить. Фамилия Бельских обязывает быть на высоте. Глупым ты не выглядишь, это уже радует, но манеры… манеры оставляют желать лучшего. И да, пока в ближайшее время не стоит никуда ходить, по друзьям, приятелям, а, впрочем, ты и не сможешь. Без пропуска. В общем, обживайся. А мне пора.
– Но… почему? – Сашка наконец-то пришёл в себя настолько, чтобы задать этот вопрос. – Почему сейчас? Почему вы, столько лет… и сейчас?
– Обстоятельства изменились, Алекс, – Бельская отошла от зеркала, нехотя, как будто ей было жалко расставаться со своей идеальной собеседницей по ту строну зазеркалья, и подошла к Сашке. – Наш новый Верховный очень щепетилен в таких вопросах, он и раскопал эту старую историю, – она вздохнула, явно сожалея о том, что историю раскопали. – Так что, считай, что тебе повезло. Ты вроде как в лотерею выиграл. В наших теперешних условиях – быть Бельским, всё равно, что быть принцем крови. Так что, радуйся, мальчик. Ты вытащил счастливый билет. Ну, давай сюда свой пропуск и ключи от квартиры.
– А мои родители… моя мама?
– Я отправлю им денег, – спокойно сказала она и протянула красивую холёную руку. Повинуясь властному взгляду голубых глазах, Сашка достал из кармана пропуск и ключи и осторожно положил их в её ладонь. Она слегка усмехнулась, повернулась и направилась к выходу.
– А… кто мой отец? – уже в спину спросил её Сашка, совершенно потерявшийся от событий.
– А это, Алекс, совершенно неважно. Какая тебе разница? Главное – что я твоя мать. Вот увидишь, быть Бельским тебе понравится.
И она ушла, даже не оглянувшись, оставив Сашку в полном раздрае от обрушившейся на него информации.
– А кто же этот юноша рядом с вами, Анжелика Юрьевна?
Мужчина с густыми каштановыми волосами, который по-прежнему вился рядом с ними, рассыпая ненужные и ничего не значащие слова, быстро скосил на Сашку взгляд и снова жадно уставился в глубокий вырез жемчужно-розового платья – невинного и развратного одновременно.
– Ах это, – она нежно улыбнулась. – Это мой сын, Алекс Бельский. Студент административного сектора, подаёт большие надежды.
Сашка, которого голос Анжелики оторвал от невесёлых воспоминаний, вздрогнул – он так и не смог привыкнуть к своему новому имени, вздрагивал каждый раз – и выдавил из себя идиотскую улыбку.
– Надо же, Анжелика Юрьевна, ни за что бы не подумал, что у вас может быть такой взрослый сын.
– Да, Артём Михайлович, и не говорите. Самой не верится.
Она засмеялась, и её серебристый равнодушный смех был подхвачен раскатистым хохотом её собеседника. Сын? Ну надо же? И сколько ему? Уже семнадцать? Никогда бы не подумал!
Привлечённые этим смехом, к ним стали подходить другие люди: оценивающее любопытство, спрятанное за маской вежливости на лицах женщин, плохо прикрытое равнодушие к нему и почти явный интерес к ней на лицах мужчин – за последнее время Сашка почти привык к этому, все, кто появлялись за эту неделю в стерильном холоде апартаментов Бельской, смотрели на него так, ну или примерно так.
Он отвернулся и почти сразу же заметил Веру. Надо же, она тоже, оказывается, была здесь. Стояла в строгом тёмно-синем платье в стороне, сжимая бокал с напитком в руке, и хмуро посматривала на всех присутствующих. Ну да, Ледовские, они же тоже… из элиты.
Вера поймала Сашкин взгляд, насмешливо скривила губы и закатила глаза. И Сашке внезапно стало легче – словно груз, который он волок все эти дни в одиночестве, потерял половину своего веса.
– Поздравляю, Алекс. Этот смокинг очень тебе к лицу, – знакомый, сухой, похожий на шелест увядших листьев, голос, раздался прямо над ухом. Сашка вздрогнул и непроизвольно вытянулся. Поднял лицо и тут же замер, пойманный врасплох бледными, почти бесцветными глазами, цвета грязной талой воды – Сашка видел такие лужицы, собирающиеся в выбоинках бетонного пола платформы, когда их водили с экскурсией на Южную станцию. Был март и холодно, и грязь вперемежку со снегом хлюпала под ногами.
– Спасибо, Ирина Андреевна, – Сашка выдохнул себе под нос, но она услышала, и невзрачное серое лицо перекосила улыбка.
В тот первый день, когда на него обрушилась новость о его настоящем происхождении, Сашка почти безвылазно, если не считать походы в туалет, просидел в своей новой спальне, пытаясь хоть как-то осмыслить произошедшее и унять панику. Это удавалось плохо, не помогала даже книга, которую Сашка нашел здесь же, в комнате, и которая, как он догадался, выполняла роль декора – своеобразного яркого штриха, дополняющего безупречно-мёртвый интерьер.
Он перелистывал страницу за страницей, понимая, что если не будет хотя бы делать вид, что читает, не будет складывать буквы в слова, а слова в предложения – бессмысленные, потому что смысл ускользал и растворялся, – то он просто разревётся. Громко, в голос, как маленький.
Ему мучительно хотелось к маме. Не к той женщине, которая назвалась матерью, попутно сообщив, что не успела убить его ещё до его рождения, а к той, к настоящей маме. К её шершавым и одновременно мягким рукам, всегда чуть подрагивающим, когда она гладила его волосы. К её тёплому и тихому голосу, к ласковой нежности, которую он, дурак, не умел ценить и беречь.
Сашенька. Сынок.
Мама…
Анжелика Юрьевна вернулась только к вечеру и не одна, а в сопровождении другой женщины, невысокой, худой и не то чтобы некрасивой – скорее неприятной. Сашке она тогда показалось смутно знакомой, но он никак не мог вспомнить, где он мог её видеть.