Лэнс Армстронг, «Тур де Франс» и самый громкий скандал в истории спорта

Встреча носила сугубо деловой характер. На столе не было ни угощений, ни кофе – только бутылки воды; тем не менее Бок и Тайгарт выразили желание, чтобы Херман знал, что их волнует благополучие Лэнса. Они были поражены стремительностью его падения и неоднократно обсуждали между собой, как Лэнсу удается с этим справляться эмоционально. Им не давала покоя история бегуна Антонио Петтигрю, который совершил самоубийство в 2010 году в возрасте 42 лет, приняв смертельную дозу снотворного, спустя два года после того, как его лишили олимпийской золотой медали за применение допинга, выявленное Антидопинговым агентством.
Херман, казалось, по-отечески заботился об Армстронге. Он сказал, что у того все нормально, но было бы намного лучше, если бы он смог принимать участие в триатлоне. По словам Хермана, Лэнс открыт к диалогу, он готов рассказать все как есть, но взамен хочет иметь возможность принимать участие в соревнованиях через год.
Тайгарт и Бок объяснили, что столь быстрое возвращение невозможно по правилам спорта, но все равно пытались обосновать необходимость во всем признаться. «Есть намного больше причин встать на сторону правды, чем просто иметь право принимать участие в соревнованиях, – говорил Бок. – Разве ему не хочется войти в историю человеком, который помог восстановить честный спорт?» Признаться во всем Антидопинговому агентству могло стать частью этой помощи, и они также предположили, что Лэнс пожелает встретиться с Флойдом Лэндисом и Грегом Лемондом и попытается загладить свою вину.
Херман согласился. Его тоже волновали место в истории и репутация своего клиента, но он хотел добиться более конкретного результата – помощи в деле доноса на Лэнса. Тайгарт и Бок согласились, что, если Лэнс расскажет в подробностях о том, как в прошлом принимал допинг, они отправят письмо в Министерство юстиции с разъяснениями, что Армстронг помог им очистить спорт. Они не могли гарантировать, что это прямо повлияет на дело, но и лишним не будет. Тогда Херман согласился позвонить Лэнсу и сообщил остальным, что тот прибудет через час. Бок с Тайгартом пошли выпить кофе. Когда они вернулись, Лэнса все еще не было.
Спустя полтора часа Лэнс вошел. Он был небрит, зашел в комнату в бейсболке и пуховике. Он не был похож на известных белозубых и чисто выбритых спортсменов.
Лэнс вел себя так, словно факт того, что он принимал допинг, был уже всем известен. Он ничего не отрицал, но и подробностей не приводил. Сослался на допинговую историю в Восточной Германии, о которой писал Ангерлидер в своей книге, и сказал, что то, что делал он, не может с этим сравниться. Тайгарт видел Лэнса впервые. Он обратил внимание на то, что все нянчатся с ним, видел, что Армстронг уверен в том, что ему удастся избежать пожизненной дисквалификации. Тайгарту стало ясно, что никто из адвокатов Армстронга никогда не говорил с ним начистоту, не говорил прямо об истинном масштабе его трудного положения. Казалось, Лэнс уверен в том, что снова выйдет из передряг с минимальным для себя ущербом. Он был готов рассказать, кто помогал ему принимать допинг, но взамен: «Вы назначите мне справедливое наказание. Полгода, наверное, нет, но тогда год». Тайгарту стало жаль его. Лэнс по-прежнему думал, что может держать ситуацию под контролем, но это был один из немногих случаев в жизни Лэнса, когда он не был хозяином своей судьбы.
Тайгарт ответил Армстронгу, что ему уже предоставляли возможность во всем сознаться, но он ею не воспользовался. В лучшем случае, если он окажет полное содействие, ему грозит восемь лет дисквалификации. Это предложение, столь далекое от желанного, не создавало мотивации для сотрудничества. Ему будет сорок девять, когда он сможет снова выходить на старт. Армстронг пытался убедить Тайгарта, что он был всего лишь одним из велогонщиков команды US Postal, что он делал то, что от него требовал спорт, в котором допинг повсеместно распространен. Он сказал, что во всех видах спорта есть такие же проблемы, в том числе в Национальной футбольной лиге и Главной лиге бейсбола, но тех спортсменов Антидопинговое агентство почему-то не ловит.
 
Этот разговор ни к чему не привел. Тайгарт оставался непреклонен. Отвечал Армстронгу, что тот по-прежнему обвиняется в преступлениях, которые выходят за пределы обычного допингового скандала и заключаются в укрывательстве преступления более пятнадцати лет, а также в угрозах и противоправных действиях против всех, кто говорил правду.
Армстронг так же непреклонно заявил Тайгарту, что в его руках ключи к своему спасению. Он сказал, что может создать собственную «комиссию правды и урегулирования», представив факты так, как видит их сам. Армстронг был уверен, что такой план приведет к небывалому общественному давлению на Антидопинговое агентство США, и тому не останется ничего другого, кроме как разрешить ему снова участвовать в соревнованиях. На это Тайгарт ответил: «Чушь собачья! Люди всё поймут, они увидят в этом твою уловку, чтобы вернуться в спорт». Лэнс выпалил, что будет участвовать в неофициальных гонках. На этом переговоры закончились. Лэнс думал, что Тайгарт блефует, настаивая на восьмилетней дисквалификации. Ведь если ему было так важно услышать то, что Лэнсу пришлось бы сказать, то мог бы назначить ему и меньший срок.
Тайгарт был в бешенстве. Через несколько недель он без лишнего шума отправил по электронной почте эмоциональное письмо генеральному прокурору США Эрику Холдеру в Вашингтон с просьбой к Министерству юстиции приобщиться к иску Лэндиса. «Ввиду недавних уголовных дел, связанных со спортом и расследованных Федеральным судом, нежелание правительства тратить бюджетные деньги на расследование других подобных дел понятно. Но тут другой случай, – писал Тайгарт. – Антидопинговое агентство уже проделало работу и добилось определенных результатов. Мистер Армстронг и его представители признали, что допинговые нарушения имели место… Но факт употребления допинга в деле Лэнса сейчас отошел на второй план. Нерешенным остается вопрос о крупных финансовых махинациях, которые были совершены лицами, чьи действия не входят в юрисдикцию Антидопингового агентства».
На рождественские праздники Лэнс с Анной и детьми снова отправился на Гавайи. Он играл в гольф, плавал, ездил в национальный парк «Гавайские вулканы», пытался вернуться к нормальной жизни. Однако было ясно: все изменилось, и прежде всего отношения со спонсорами. Теперь он ездил на велосипедах малоизвестных марок, на пробежку надевал кроссовки Asics. Лэнс был сильно обижен на Nike. На семейном ужине со старым другом Адамом Вилком Лэнс попросил его взять из кладовки все вещи от Nike, в том числе его новую форму для триатлона. Когда Адам все сложил в большую спортивную сумку, Лэнс протянул ему пару кроссовок Nike Air Force с принтами черепов и паутины дизайна Марка Мачадо, известного татуировщика и друга Лэнса, которые вышли ограниченной серией в 2009 году. Это была одна из лучших коллекций Nike, и отказ Лэнса от них был особенно показательным.
В то время мы, как и многие другие журналисты, пытались связаться с Лэнсом. Ванесса несколько месяцев настойчиво вызывала его на откровенное интервью и не отступила, даже когда он уехал на Гавайи. Она убеждала Лэнса и Тима Хермана, что так Лэнс сможет четко заявить миру о готовности открыто говорить с обществом о своих действиях. К тому же мы оперативно реагировали на развитие событий и освещали всю историю падения Лэнса, начиная с сенсационных обвинений Флойда.
В начале декабря Ванесса встретилась с Тимом Херманом и посоветовала Лэнсу позвонить нашему редактору Сэму Уолкеру. Лэнс позвонил, и они начали обсуждать его дальнейшие шаги. Армстронг осторожничал. Его юристы обратили внимание, что газета Wall Street Journal принадлежала медиахолдингу Руперта Мёрдока, как и лондонская газета Sunday Times, которая грозилась подать на него иск с требованием вернуть 1,6 миллиона долларов с процентами и юридическими издержками, выплаченные ему в 2006 году в рамках дела о клевете. Лондонская газета не имела к нам никакого отношения, но Лэнс считал иначе.