Время перемен (СИ)

Отпустив комиссара и сделав обиженный вид, пошел к дворцу Марли. Разумеется, через пару шагов Виктор меня догнал.
– Володя, не секрет это, но я думал, что ты обидеться можешь, – сообщил Спешилов. – Про резерв ты лучше у командарма спроси, он ответит. А мне приказано о тебе позаботится, чтобы ты, как дурак, башку под пулю не подставлял. И не пасли тебя, а охраняли. Товарищи надежные, опыт подпольной работы большой. Я их еще в эшелоне подобрал.
– Кстати, ты мне этих товарищей покажи, могут потом пригодится, – попросил я и поинтересовался. – А кто обо мне такую заботу выказал?
– А вот, этого не скажу, извини, – помотал головой Виктор. – А с товарищами, которые тебя охраняли, познакомлю.
– Ну и на том спасибо, – хмыкнул я.
Когда мы явились во дворец, то Виктор сразу же устроился у печки на первом этаже и, стянув намокшие сапоги, размотав портянки, принялся сушиться, а я отправился в кабинет командующего армией.
– Товарищ Аксенов, как хорошо, что вы пришли, – обрадовался командарм. – Только-только хотел отправить посыльного за вами.
– Нужен резерв? – догадался я.
– Нужен, – вздохнул командующий. – Думал, удастся обойтись собственными силами, не использовав делегатов съезда, но, увы. Практически все форты отрезаны, на штурм самой крепости пойдем завтра утром, а вот с «Тотлебеном» плохо. Рассчитывал, что сегодня прибудет не меньше тысячи штыков с Финского фронта, но Фрунзе может дать только пятьсот, остальные завязли в боях. На «Тотлебен» могу выделить не больше двухсот, а этого мало.
– Какие там силы? – поинтересовался я.
Вместо командующего армией ответил начштаба:
– Предварительно – не меньше двухсот человек и два пулемета. Есть еще трехдюймовка, но к ней мало снарядов. Есть еще мортиры, но они вам не страшны. Но данные, сами понимаете, неточные.
То, что данные не могут быть абсолютно точными, это понятно. Там может оказать не двести, а триста бойцов, а моряки вполне себе могли отыскать сломанные пулеметы, и собрать из них действующее оружие. В общем, все может быть. Ладно, хрен с ним, с пулеметами разберемся. Где там Симоненко с машиной? Да, еще комиссару нужно сухие портянки найти.
Ближе всего выдвигаться от Сестрорецка, откуда до «Тотлебена» остается четыре километра. Туда нас довезли английские автобусы. «Мэны» рассчитаны на двадцать девять бойцов, плюс оружие и амуниция, но коли нам их подали только пять, пришлось потеснится. Главное, что штыком никому в глаз не заехали.
Нас там уже ждали красноармейцы, прибывшие от Фрунзе. Замерзнуть парни не успели, уже хорошо. У этих, как и у нас тоже простыни, вместо маскировочных халатов. М-да… Так и вспомнишь про привидение с моторчиком. Но так вроде и ничего, а в предрассветных сумерках от форта нас могут и не заметить.
– Строимся, – без лишних слов махнул я рукой, сразу же взяв командование обоих на себя.
Надо бы что-то сказать ободряющее, но не нашел ничего лучше, чем спросить:
– Страшно? – не дожидаясь ответа и волны возмущений, сказал. – Знаю товарищи, что страшно. Сам в рукопашных бывал, каждую ночь снится, так и хрен с ними, пусть снятся. Переживем. Плохо, что у нас знамени нет, но пусть оно в сердце будет. Ну, пошли?
И мы пошли. Без песен и знамен идти было как-то не по себе, но топали. По моим прикидкам мы уже прошли половину пути, потому что впереди уже обрисовывались контуры башенок и причальной стенки, занесенной снегом.
И тут нас осветил мощный луч прожектора, а со стороны форта открыл стрельбу пулемет. Рановато, не дотянулся. И, как на грех, первый выстрел сделала трехдюймовка. Изрядный недолет, но кто-то истошно заорал:
– Ложись!
Нет хуже, если кто-то запаникует. Честно – после вопля сам чуть не брякнулся на грязный лед, но вовремя вспомнил, что если упасть, то можно и не встать. Рявкнул, что есть мочи:
– Отставить! За мной!
Потом добавил кое-что нелитературное. Но на ногах мало кто остался. Вон. Фабрициус с матюгами пинает распластавшихся делегатов съезда, Спешилов пытается поднять кого-то за шиворот.
 
Отойдя на пару шагов, я запел:
 
 
– Забота у нас простая,
 
Забота наша такая:
 
Жила бы страна родная,
 
И нету других забот!
 
 
Орудие рявкнуло еще раз, выбив ледяную крошку уже перед нами. Похоже, следующий выстрел будет по нам. Народ понуро молчал, не двигаясь с места, кое-кто начал обреченно садиться на лед.
– И что, сидеть будете? Ну и сидите, хрен с вами. Тогда я один пошел. Лучше сдохнуть, чем такое увидеть. Делегаты драные…
Я усмехнулся и, повернувшись спиной к бойцам, пошел прямо по направлению к форту. А пока шел, запел второй припев:
 
 
– И снег, и ветер,
 
И звёзд ночной полёт.
 
Меня мое сердце
 
В тревожную даль зовёт.
 
 
За спиной услышал легкий топот, и знакомый голос подхватил песню. Эх, так это же Витька! Ишь, запомнил песню-то. Ну, вдвоем нам уже ничего не страшно. Эх, мы сейчас покажем анархистам, сколько бы их там не было. И мы с комиссаром драли глотки на мартовском морозе:
 
 
– Пускай нам с тобой обоим
 
Беда грозит за бедою,
 
Но дружба моя с тобою
 
Лишь вместе со мной умрёт.
 
 
Нет, мы уже не вдвоем. За нашими спинами раздался не топот, а грозный гул.
 
 
Пока я ходить умею,
 
Пока глядеть я умею,
 
Пока я дышать умею,
 
Я буду идти вперёд!
 
 
Куплет закончился, пора затягивать новый, и тут нас начали обтекать бойцы, закрывавшие своими телами. И Фабрициус пытается прикрыть меня плечом.
– Товарищ Аксенав, вы пойте. А мы сами!
И я опять начал петь, а от «Тотлебена» по нам вовсю палили из пушки, а к первому пулемету подключился второй. Но мы начали ускорять шаг, стараясь не потерять единого ритма.
А что было дальше я не знаю. Внезапно в лицо полетели крошки льда, и кровь… Услышал раскат. Вроде бы, он был где-то далеко-далеко. Понял только, что лежу, смотрю в сумрачное балтийское небо, и мне совсем хорошо. Кто-то пытается меня тормошить, кричит и ругается беззвучно, а я шевелю губами, и кажется, что еще пою.
Уже сверху увидел, что склонившийся Спешилов трясет чье-то тело, с лицом, которое вроде и незнакомо, но я в последнее время постоянно видел его в зеркале. Поднимаюсь выше и вижу, что бело-серая волна схлестывается с черной волной под алым стягом, но черная, поколебавшись, растекается и отступает. Все. Мы победили. Радости нет, жалею, что не успел допеть. Ну да ладно, допоют без меня.
 
 
И снег, и ветер,
 
И звёзд ночной полёт.
 
Меня мое сердце
 
В тревожную даль зовёт.
 
 
[1] Восставшие имели около 18 тысяч личного состава из числа солдат и матросов, а также более 140 орудий, не считая тех, чем располагали линкоры и свыше сотни пулеметов.
[2] Маркизова лужа – просторечное название Невской губы от устья Невы и до острова Котлин.
[3] Как федеральный эксперт ЕГЭ по истории, скажу, что такая постановка фразы неправильна. Не мог командарм сам атаковать и все прочее. Но вы меня поняли.
  
Эпилог
 
Стою. Если кому-нибудь интересно, то я стоял на странной дороге. Порядочной дороге положено идти по земле, чтобы вокруг расстилалась зеленая трава или черная пашня, рыжая глина, камушки, или что-то еще – снег там, или лед. На березки и сосенки, на автостраду справа и слева я тоже согласен. Да что там – терпеть не могу болото, но пусть будут кочки и ржавая жижа. Пусть хоть что-то да будет! А тут… Тропа словно бы существует сама по себе – не то висит в воздухе, не то проходит сквозь какой-то туман. Ах, это не туман, а облака? Ладно, придется наощупь.