Короли рая
– Да, я надеюсь.
И так продолжалось дольше, чем Кейл мог себе вообразить. Годы жизни во дворце показались каким-то бесполезным опытом, совершенно недостаточным для побега.
Когда он, наконец, встал и покинул комнату – не благодаря собственному остроумию, – поклонившись в третий или четвертый раз, Кейл привалился спиной к двери с другой стороны, закрыл глаза и произнес череду самых грубых ругательств, которые знал. Он выдохнул и открыл глаза. И уставился прямо в глаза Ли-йен.
Кейл заметил, что ее лицо приобрело неестественно красный цвет, и задумался, сколькими способами только что изрек слово «член».
Он так и прилип к двери, как будто, если не двигаться, это каким-то образом все уладит, вспоминая, на каком языке он ругался.
– Я смотрю, вы… досконально… изучили наш… прекрасный язык.
Кейл трижды открывал рот, прежде чем смог произнести слова.
– Ой… Простите. – Он помедлил, нащупывая выход и находя только правду. – Мне было не с кем практиковаться в языке, кроме… матросов. Несколько недель.
Ее лицо не изменило выражения.
– Ну, как бы то ни было, я знакома с матерью заместителя священника Фушэня лично, и на самом деле она милая, верная женщина.
Кейл неистово зарделся – а это означало, что Ли-йен преуспела там, где облажались многие офицеры флота и один подлый старый монах.
– Да, уверен, так и есть. – Он сглотнул. – Еще раз приношу извинения.
Он не знал, что еще сказать, и поэтому молчание затянулось. Ли-йен терпеливо ждала, словно требовалась какая-то другая форма этикета, – а затем улыбнулась. Прикрыв рот ладонями, она захихикала и, как будто это было недостаточно плохо – или мило, – склонила голову набок, закрыла руками лицо и выглядывала одним глазком, сдерживая смех.
Напряжение спало, и Кейл то ли поперхнулся, то ли выдохнул – как можно тише.
– О, вы жестокая, очень жестокая девушка, Ли-йен из Нарана, – прошептал он, затем согнулся и уперся руками в колени, словно только что был на пробежке, что лишь вызвало у девушки новый приступ плохо скрываемого хихиканья.
– Мы можем выйти из храма, пожалуйста?
Она кивнула между прысканьем.
Как можно спокойнее они дошли до толстых входных дверей, которые Кейл вновь любезно придержал открытыми. Но как только они оказались снаружи, он впился в Ли-йен взглядом. Это, казалось, лишь еще больше позабавило ее.
– Вы издевались надо мной.
– Я издевалась над вами? – Теперь она засмеялась открыто. – Юная незамужняя девушка вроде меня могла бы упасть в обморок от подобных слов! Тихих или нет!
– Я не произносил их вслух.
Она качнула головой и пыталась вдохнуть, слегка задыхаясь. Кейл застыл навытяжку, для проформы опустив руки по швам на наранский манер, и низко поклонился:
– Пожалуйста, простите меня. Как я могу искупить мое неучтивое и оскорбительное поведение?
Ли-йен овладела собой и встала так же церемонно.
– Вы покажете мне эту медитацию. На частном уроке. И расскажете мне, кто ваш преподаватель языка, кроме моряков, ибо тут поработал какой-то умудренный мастер!
Кейл снова откланялся, изо всех сил пытаясь не скорчить гримасу. Ли-йен, разумеется, не могла знать, насколько права. Не могла знать – как прежде не знал даже он, – что его наставник «мастер Амит» на самом деле императорский дядя Амит. Человек, знаменитый здесь не только своей семьей и своим умом, но и своими подвигами.
* * *Они вдвоем сидели возле цветника. Сладкие чужие ароматы неведомых красных и пурпурных цветов отвлекали нос Кейла, в то время как его глаза отвлекала Ли-йен. Здесь, рядом с общежитием студенток, было тихо, но, казалось, еще трудней сосредоточиться, чем посреди внутреннего двора. Это твои мысли о доме и Амите. Сожги их.
Он пытался. Но зуд на коже головы, травинки на лодыжках, судорога в бедре – все это представлялось более важным.
– Кажетесь отвлеченным, – заметила его новая ученица, которой вообще-то полагалось сосредоточиться на своем дыхании, а затем на объекте по своему выбору. Кейл так и сказал.
– Я сосредоточена на вашем носе, – заявила она, – так что ваше ерзанье раздражает.
Он полностью открыл глаза, но тут же их прищурил.
– Когда что-то раздражает, разумнее сосредоточиться на чем-то другом, а не продолжать раздражаться.
– Хороший совет, – сказала она, а затем вытянула руки. – Позвольте погадать вам по руке.
Ты вообще не должен был на это соглашаться, решил Кейл. Однако ты здесь.
Он протянул ей ладонь, растопырив пальцы, и Ли-йен взяла ее одной рукой, а другой провела по линиям на коже – настойчиво и, видимо, с определенной целью. Он пытался не обращать внимания на приятную теплоту и мягкость этих рук.
– Я доживу до ста лет и наделаю кучу детей?
– Тихо, – сказала Ли-йен, – я сосредоточиваюсь.
Он закатил глаза и стал ждать. Лучше бы я пытался медитировать.
– Вы очень серьезный парень, – сказала она наконец, не поднимая глаз. Он кивнул, предполагая, что это правда, размышляя, когда он стал таковым, и не особо впечатленный ее словами.
– Вы чувствуете тяжелое бремя. Ответственность за других – за всех, кого вы знаете, даже за тех, с кем незнакомы.
На этой фразе он слегка приподнял бровь.
– У вас огромное рвение стать кем-то или сделать что-то, но кем и что – вам неизвестно. И вы понимаете людей – видите их истинную суть, обычно сразу же.
Теперь он следил за ней, невольно заинтригованный, хотя она упрямо не смотрела на него.
– И… я думаю, вам грустно. Вы не хотели приезжать сюда. Вы оставили тех, кого любили, может, кого-то в частности, – она произнесла эту последнюю часть, почти как если бы удивилась сама, и наконец посмотрела на Кейла. Он понятия не имел, что сказать.
– И все это вы узнали по моей ладони?
Она покачала головой и улыбнулась:
– Нет. Вот видите? Слишком серьезный!
Он тоже улыбнулся, но отдернул руку, возможно слишком быстро.
– Впечатляющее развлечение, признаю. Теперь не спускайте глаз с травы и следите за вашим дыханием.
Она приняла насмешливо-серьезное выражение и позу, но сделала, как велел ее «учитель».
* * *Позднее он лежал в своей постели в общаге для «иностранцев», наверное, в последний раз перед тем, как его переведут в храм. Он думал о своей былой жизни, пытаясь постичь новую. Завтра я стану послушником, скучным иноком в рясе, и все опять изменится.
После сеанса медитации Кейл проводил Ли-йен до ее здания и распрощался. Он чувствовал себя виноватым, думая, что извлек из этого больше, чем она. У двери они остановились – другие девушки входили и выходили, даже не глядя на них, – и в отношении кого угодно из местных Кейл приготовился бы к долгому обмену репликами, в основном состоящему из «увидимся позже». Не так с Ли-йен.
– Ваш урок был кратким, и вы так и не сказали мне, кто ваш наставник. Вы должны справляться лучше.
Она стояла, выжидая.
– Ладно, – сказал он, потому что не знал, что еще добавить.
Она поднялась в свою комнату, а он опять наказал себя за то, что не положил немедленно конец… чему бы то ни было.
Завтра он станет Посвященным Бога. Разрешено ли тогда будет общаться с девчонками? Он сжег эту мысль и в сотый раз дал волю своему воображению. В собственной личной тюрьме Кейла его брат и Лани предавались любви при лунном свете, а затем отец наказывал Тейна за то, что он защитил Кейла у стола хирурга. Все мы теряем, подумал он с горечью, все мы, кроме отца.
В его разыгравшемся воображении Тейн подвергался наказаниям от домашнего ареста до еженедельной порки. Обычно плеть держал Эка – его лицо хранило безмятежность, а из принца выплескивались нереальные фонтаны крови и криков… Иногда экзекуцию производил сам Фарахи.
Кейл задался вопросом, и уже не в первый раз, вернется ли когда-нибудь. Последний разговор с Амитом все еще повторялся в его снах.