Граф Суворов

– Вольно! – приказал мужчина, но никто и не подумал расслабиться. – Дорогие студенты, в этот, безусловно, важный для каждого из вас день я счастлив объявить, что первый промежуточный экзамен пройден вами успешно. Каких бы результатов вы ни добились – вложенные вами усилия не пропадут зря, и каждый из вас сумеет найти свое место в жизни. Будь то государева служба или дружины родов. К моему великому сожалению, этот замечательный день был омрачен смертью, не побоюсь этого слова, выдающегося студента, воспитанника Дальневосточной школы-интерната для одаренных детей-сирот. Сегодня нас покинул Даниил Борисович Кин. Почтим его память минутой молчания.
Министр демонстративно склонил голову и сложил руки на груди, словно в молитве. По рядам студентов прошел шорох, многие последовали его примеру, а я поймал на себе несколько десятков ненавидящих взглядов. Еще бы, именно меня пытались выставить виноватым в произошедшем.
– Пока длится расследование, мы не можем никого обвинять. Тем более что не всегда самый явный виновник оказывается и осужден. Такова наша жизнь, и связи вместе с предрассудками имеют свою силу. – Это он так намекает на то, что мне помогает военная полиция только из-за связи с Суворовыми? Кажется, я начинаю этих тварей искренне ненавидеть. – Пока же, несмотря на пополнение, я прошу всех студентов относиться к своим новым товарищам точно так же, как и к старым, не делая разницы. Всем воздастся по делам их.
О-о, вот теперь концентрация ненависти стала такой, что я чувствовал ее кожей. Потеряв возможность на законных основаниях отстранить меня от учебы или сделать инвалидом, Меньшиковы хотят решить проблему чужими руками. А у горячих на голову подростков хватит мозгов подписать себе волчий билет или даже сесть в тюрьму ради отмщения за погибшего товарища.
И ведь возразить нечего, по формальным признакам он не соврал ни в единой букве – все так. Даже если дали бы мне сейчас слово на трибуне, единственное, что я мог бы сделать, – это бесполезно оправдываться. Пока не будет железных доказательств, Меньшиковы – хозяева положения и прекрасно это осознают. Но это только до поры до времени.
Я сломаю эту систему, правда, для этого придется ее возглавить, пройдя насквозь. И первый шаг – на общих условиях отучиться в славном императорском младшем училище, по какому-то недоразумению носящему имя Суворовых, хотя невооруженным взглядом понятно, кто здесь заправляет. Стать лучшим из выпуска, сдать все экзамены и после этого уже предъявить за все грехи.
– Еще раз поздравляю всех студентов с прохождением экзаменов. А теперь слово заместителю директора училища. Константин, прошу, – министр сошел с трибуны, и на его место встал уже знакомый мне Константин Авраамович, его сын. Интересно, а куда самого директора дели, и есть ли он вообще? Что-то мне подсказывает, что дружное семейство Меньшиковых просто не допускает к своей кормушке посторонних.
– Приветствую вас, кадеты! – громко проговорил Меньшиков.
– Здравия желаем, ваше сиятельство, – отозвался нестройный хор голосов.
– С сегодняшнего дня начинается ваш марафон по становлению верными слугами его императорского величества, настоящими воинами и героями! Ура! – выслушав от нас троекратное приветствие, замдир продолжил: – Сейчас новеньких разберут по группам в соответствии с успеваемостью. После этого до вечера у вас будет свободное время. Остальным предстоит вернуться к обычному распорядку дня и занятиям. Свободны!
После этих слов Меньшиковы, как и почетные гости, удалились со сцены, и только после этого начали расходиться студенты. Но не по одному, а выстроившись правильными квадратами, следом за своими командирами и старостами групп. Лишь сдававшие экзамен кадеты стояли на месте, дожидаясь приказов.
– Здравствуйте, учащиеся, – сказал вышедший на освободившуюся трибуну щуплый мужчина с козлиной бородкой. – Большая часть из вас меня хорошо знает, меня зовут Федор Леонидович Ульянов, и я куратор первого курса. Сейчас произойдет переформирование групп. Нам необходимо уравновесить способности вновь поступивших, чтобы не тормозить учащихся.
 
Послушание, прилежность, последовательность – вот три добродетели, которые от вас требуются. Слушайте и выполняйте приказы, усердно учитесь на занятиях и практиках, двигайтесь вперед, не забывая ни о знаниях, ни о физической подготовке. И тогда вы не вернетесь в приюты, а спокойно окончите училище, получив офицерское звание и шанс на личное дворянство, – чуть картавя, произнес мужчина. – Или, как говорил мой предок, учиться, учиться и еще раз учиться.
А теперь распределение. Лучшие двадцать пять студентов по итогам экзаменов. Первая группа. Агофонова, Бобров, Банников, Гундяева, Иванов А. Г., Иванова А. З. Иванов… – перечислял куратор, и стало понятно, что большая часть названных – сироты, даже не получившие фамилий.
То, что в первой двадцатке оказался мой второй противник, не сильно удивило. Куда больше возмутило то, что в ней не было меня. Как и во второй, и в третьей. И это походило на какой-то бредовый кошмар. Пусть даже все мои ответы на письменном экзамене плохи, хотя я в этом очень сомневаюсь, за рукопашные схватки мне не могли дать меньше половины баллов. Сам Меньшиков говорил, что я победил.
Однако на плацу почти не осталось студентов, а мои инициалы все никак не хотели называть. И с каждой фамилией куратор излучал все меньше энтузиазма, глядя на последних из нас с откровенным пренебрежением и даже жалостью. А когда до нас дошла очередь, нам назначили букву «У».
– Стройся! Стройся, убогие, – скомандовал куратор, и первому в строю тощему рыжему парню под два метра ростом выдали белый флаг с едва заметным желтым символом «У».
– Это чтобы нам сдаваться было проще? – недовольно спросил кто-то неподалеку, а в ответ раздались не слишком уверенные смешки. Несмотря на распределение, у многих еще сохранялось приподнятое настроение.
Я то и дело ловил обрывки разговоров, в которых слышалась гордость от поступления. Училище ежегодно поставляло выдающихся воинов, которые занимали видные места как в спорте, так и на государственных постах. Попасть сюда считалось большой удачей и сулило отличную карьеру.
Но даже эти неунывающие голоса притихли, когда мы прошли мимо учебных корпусов, мимо новых пятиэтажных общежитий и наконец оказались возле деревянного барака, которому в обед тыща лет. Под осыпавшейся штукатуркой выглядывали сгнившие бревна, а когда мы вошли внутрь, даже у самых восторженных вырвались недовольные матюкания, и было с чего.
Строение подлежало сносу еще в прошлом столетии. В нос ударила отвратная вонь плесени. С потолка сыпалась труха, смешанная с паутиной. У стен тут и там стояли подпорки, удерживающие просевшие балки. К тусклым лампочкам прямо поверх стен шла витая толстая проводка, местами потрескавшаяся от времени.
– Занимаем места! – крикнул сопровождающий, и поток подростков внес меня в ближайшую комнату без дверей. Подошвы ботинок тут же погрузились в грязь, и я увидел стоящие вдоль стен трехъярусные металлические кровати с продавленной сеткой и изъеденными мышами матрасами.
Как в таком месте вообще жить можно?
– Мое! – тут же выкрикнул один из собратьев по несчастью, забирая себе нижнюю койку ближе к окну. Услышав такой призыв, все бросились занимать места, и в этом был смысл, хоть и небольшой. В таком помещении даже минимальная проветриваемость – уже повод бороться за место.
Сохранять здоровье в бараке, полном плесени и мусора, почти невозможно. Могу поспорить на все что угодно – большинство из моих одногруппников подхватят простуду в течение пары недель. А те, кто продержится дольше, начнут слабеть просто из-за условий сна и влияния спор. Желания раньше времени лезть в драку не было никакого, но и оставлять все как есть я себе позволить не мог. Мне нужно нормальное место для сна.
– Кто старший? – громко спросил я, и ко мне повернулось несколько голов. – Меня зовут Александр Брониславович. Иванов, как и многие из вас. Так что я спрашиваю еще раз, кто хочет быть старшим взвода?