Весенние дни (СИ)
- Мою… рухлядь?! - процедила она сквозь зубы, но достаточно звучно. – Быстро внёс мой багаж в дом! Пошевеливайся! А не то!..
Она ещё только договаривала – уже чисто по инерции – последние слова угрозы, а сама уже ошеломлённо смотрела, как побледневший до синевы трясущихся толстых щёк кучер подлетает к багажному отделению кареты и начинает лихорадочно вынимать из него чемоданы и саквояжи, причём аккуратно ставя их на сухую (давно дождей не было?) землю, редко прикрытую чахлой травкой.
Глазам не поверила. Как сначала не поверила собственным злым словам, выпаленным от безнадёги. Они сработали?! В этом мире надо так говорить с прислугой, а иначе тебя будут считать… слабой? Обалдеть…
Вещи уже все на земле.
Ступор прошёл, и Инна побежала к входной двери в дом открыть её. Собака при виде бегущей к ней (или на неё?!) дамочки с дубинкой-зонтом поджала хвост и, вылупив испуганные глаза, немедленно удрала.
Неужели кучер… Занесёт чемоданы в дом?!
Выдохнула. Занёс. Снова… обалдеть.
А в гостиной, которая начиналась сразу от двери, пусто. Почему? Ну, хотя бы в доме её могли встретить, если… боялись выходить на улицу! Она же предупредила о своём приезде! Где все?! Или хотя бы та самая Мелинда! В конце концов, девушка могла бы проявить элементарное любопытство и подобающе встретить гостью, которую никогда не видела и могла бы никогда не увидеть, если бы…
- До свидания, барышня! – жалобно заблеял кучер, к которому она, всё ещё по-боевому сжимая зонт, резко развернулась на шорох, ненароком произведённый им.
- До свидания, - жёстко из-за испытываемого стресса ответила она.
Видимо, невольная угроза в её голосе была довольно ощутима, потому как кучер, прекратив подобострастно кланяться, аж подпрыгнул и мгновенно выскочил за дверь.
«Или с ними и впрямь только так и нужно говорить?» - с недоумением размышляла Инна, снимая, наконец, перчатки и оглядываясь. Гостиная проходная: напротив входной двери – полуоткрытая дверь в комнату, где виднеются книги – библиотека или кабинет? Или и то и другое одновременно? Слева темнеет коридор куда-то – непонятно куда. Справа – дряхлая деревянная лестница наверх. Скрипучая, небось.
Пусто. Звать хозяев – или сами прибегут-таки? Неужели никто в доме не слышал топота кучера, пока он бегал с её вещами?
На волне всё ещё бушующего адреналина девушка хотела было сердито треснуть зонтичным набалдашником по входной двери, заявляя о себе или о своём приходе. Но вовремя учуяла странный, но знакомый запах тревоги, витающий в пространстве. Валерьянка? Точно. И ещё какой-то навязчивый, сладковатый и тоже холодный запах, причём тоже знакомый. Камфора? Кому-то из семейства стало плохо? Тогда понятно…
Прикинув пока не совсем ясные обстоятельства, Инна поставила зонт, прислонив его к ближайшему чемодану, и неуверенно пошла по запаху валерьянки. Холодный лекарственный запах привёл её к полуоткрытой двери напротив. Угадала правильно: помещение походило на кабинет с богатейшими книжными стеллажами и потому чем-то напомнило один из любимых фильмов о старой Англии.
В кресле полулежал старый мужчина, а над ним хлопотали две женщины. Судя по всему – Мелинда, потому что единственная молодая, и одна из её тёть. Как поняла Инна, Мелинда поила (или пыталась поить – вода лилась на отвороты потёртого, когда-то атласного халата) старика водой, смешанной с валерьянкой, а тётя обмахивала его веером с дырками и жалобно то ли ныла, то ли причитала при этом действе.
Инна осторожно вышла. В медицине она ничего не понимала и сообразила, что сейчас лучше не вмешиваться. Старик ей не показался слишком дряхлым. Разве что он полулежал с закрытыми глазами, и это немного напугало её. Ведь могла сорваться её миссия в этом мире. Жалости к нему она не чувствовала: он ей временно незнаком…
В гостиной Инна ещё раз огляделась. Пока ей не выделили личную комнату, вещи перенести и разобрать она не может. Но и сидеть сложа руки до тех пор, пока её не заметят, не собиралась.
С чего начать?
После долгой дороги, честно говоря, очень хотелось пить. Чаю бы…
Обошла кучу багажа, нашла тот саквояж, который она вместе с господином Лэндонаром наполняла вкусными гостинцами. Неизвестно, есть ли у здешнего семейства чёрный чай, но Инна собиралась пить именно его. Ухватившись за тяжёлые ручки толстенной сумки-саквояжа, Инна решительно поволокла её на кухню (или в столовую), правильно сообразив, что единственный коридор ведёт именно в нужное ей место.
Помещение для столовой и кухни оказалось единым: на кухню выделен довольно вместительный угол в два окна, отгороженный от столовой занавеской, в некоторых местах просвечивающей от старости, но чистой.
Внимательно рассмотрев столовую комнату и дотащив саквояж до кухни, Инна пришла к выводу: слуги здесь есть. Чистота в обеих комнатушках чуть не стерильная!
И пустота в навесном шкафу, явно предназначенном для сухих продуктов, тоже. Инна бесцеремонно заглянула в этот шкаф и, открыв рот, обвела ошалелым взглядом пустые стеклянные банки с затейливыми наклейками «сахар», «крупа» и прочие. Потом, так же не стесняясь, подняла крышки всех попавшихся под руку, а точней – стоявших возле плиты кастрюль. Только в громадном чайнике, на донышке, перекатывалась вода, да в одной из кастрюль Инна обнаружила нечто, напомнившее больничный суп, предназначенный для послеоперационных больных в первые три дня (был в её жизни период ухода за больной родственницей). Суп этот – а именно: мутноватая жидкость и сиротливо качающаяся на самом дне разваренная крупа – заставил её присмотреться к величине кастрюли. И сделать вывод: большая. Что значит – ест из неё не один, только больной человек. Питается этой крупой, плавающей в мутной жидкости, вся семья.
Инна оглянулась на саквояж, брошенный на пороге между столовой и кухней. Нет, сначала она поставит на плиту чайник, с водой почти до краёв, затем найдёт заварник и только в последнюю очередь будет потрошить саквояж. Но уже сейчас она преисполнилась громадной благодарности к предусмотрительному господину Лэндонару. Сама бы она взяла бы на гостинцы только какие-нибудь сладости. Впрочем, он-то наверняка знал о плачевном состоянии этой семьи.
Воду нашла в баке, рядом с умывальником, над раковиной которого тут же и с наслаждением умылась. Вода холодная, но зато какое облегчение – не чувствовать на коже пыль долгой дороги!.. А что в баке чистая и, возможно, питьевая вода – догадаться несложно: рядом висел ковш. Инна сполоснула чайник, наполнила его и занялась плитой. Пара минут на изучение – и девушка сообразила, что да как: её деревенская бабушка тоже иногда топила не всю печь, а только плиту. Остатки угольных брикетов безжалостно отправились на сожжение. Инна водрузила чайник над средним отверстием-конфоркой. Заварочный чайничек нашла быстро – на открытых полках с посудой, по всей длине слегка облагороженных узким кружевом, насколько Инна поняла – вывязанных крючком.
И, наконец, подтащила саквояж к кухонному столу.
Когда столешница начала скрываться под свёртками, коробками, пакетами и прочим, а чайник солидно загудел, за спиной Инны чуть не виновато сказали:
- Ой…
Инна оглянулась.
В дверном проёме стояла девушка – совсем не такая, какой она себе представляла Мелинду. До этой секунды Инна предполагала увидеть (туманно, конечно) нечто бледное, жалкое и жутко субтильное. И безвольное.
В комнате со стариком она же видела Мелинду лишь со спины.
Ха!.. Перед ней стояла высокая темноволосая красавица, разве что ощутимо худенькая. Внимательные тёмные глаза под мягкими дугами бровей, прямой носик, высокие скулы, прелестный рот, который сейчас слегка напряжённо сжат, – и вот эта красавица, про которую Инна с сожалением и даже с пренебрежением думала, как о «девице», не имеет толпы женихов под окнами своего дома?! Да Инна остро прочувствовала, что рядом с ней в других обстоятельствах она сама «потеряется»!
Но пришла в себя и, вспомнив свою «шпионскую легенду», по которой Инесса – дама довольно бесцеремонная, выпалила: