Цена свободы
Тут они встретились глазами, и их улыбки слились в единое целое. Вижу, как Валерий трепетно относится к Лидии. «Вот это любовь, вот это верность!» — мысленно восхищаюсь такой замечательной, преданной паре. Неоднократно в своих выступлениях Лидия посвящала песни мужу. Кстати, Валерий Николаевич тоже поёт, и неплохо. На одном из вечеров, а это был их юбилей, он исполнил для жены песню «Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить», в ответ от Лидии услышал «На крылечке твоём». Бурные аплодисменты сыпались из зала. Умеет Лидия порадовать публику своим прекрасным голосом, разнообразным репертуаром, яркими сценическими костюмами. Душевно поёт!
Как трогательно дожить до преклонных лет, не расплескав ценности чувства, взаимопонимание и любовь. Знаю и о том, что они воспитали прекрасного сына, у которого две очаровательные девочки. Одарённые внучки — есть в кого. Есть! Хочу добавить, что на Лидины концерты всегда приходит много народу, полные залы, нет свободных мест, порой приходится стоять. Она же настоящая звезда проекта «Чеховские пятницы», её голос льётся более пятнадцати лет так, что мне кажется, на другом берегу Томи слышат люди и подпевают, как подпеваем ей мы, стоящие рядом, восхищаясь её талантом. Пой Лидия, пой и живи на радость всем нам и себе.
Надежда умирает последней
Вот именно, надежда умирает последней, а у Ирины она будет жить вечно, пока её сердечко бьётся, вера теплится. И это правильно, с этим легче жить. Жить, ждать, надеяться на лучшее, а вдруг произойдёт чудо! Нет, лучше без «вдруг» — оно произойдёт! Оно должно случиться!
— А знаешь, Валюш, постучит когда-нибудь Женька в дверь, улыбающийся, худющий, уставший, вот я его и откормлю, на козьем-то парном молочке быстро на поправку пойдёт. — И Ира мне вручила две бутылки по полтора литра козьего молока.
Честно говоря, я не знала, что с ним делать, никогда не пила, хотя моё детство прошло в деревне. Да мы и коз-то не держали, нет, держали, но это когда ещё меня на свете не было. Тома рассказывала, Серёжка был маленький, говорить не умел, лопочет что-то на своём языке, ни Тома, ни мама ничего понять не могут, а он уже злится, маму подталкивает, затем взял и показал: сначала два указательных пальца к своему лбу приставил и быстро помотал головой туда-сюда, а потом поочерёдно кулаки разжимал, сжимал. Короче, на пальцах объяснил, как козу доить надо. Тогда и поняли, что он молочка захотел. Рассмеялись. А я-то его не хотела, но не могла Ирину обидеть. Взяла и говорю:
— Одной хватило бы.
— Нет, сына угостишь.
Молоко понравилось, оно очень полезное. Вот такая она Ира, более двадцати лет знаю, и всё душа нараспашку, как говорится, отдаст последнюю рубашку. Они и в деревню-то с мужем уехали, чтобы детям помогать. Летом всё с огорода везут и молоко круглогодично. Внучат у Ирины пятеро, совсем скоро ещё девочка родится, детей четверо, это вместе с Женей, и все сыновья. Никого не обижает, всем поровну разделит, всех одинаково любит. Всех.
В семьдесят девятом году Ирина выучилась на техника-метролога, совсем немного им и проработала, позвали в милицию в детприёмник, сначала дежурной по режиму, затем переквалифицировалась в воспитателя, а далее и вовсе стала старшим воспитателем. Так и проработала до пенсии, работала бы ещё, ценили её на работе, уважали, отпускать не хотели, умела она к детям подход найти, на правильный путь наставить, помогала многим семьям, но сильно подкачало здоровье. А как тут не подкачает…
Было время, мы частенько друг к другу в гости ходили, особенно я к Ирине. Стоит только мимо идти, увидит в окно, а она на первом этаже жила, громко постучит по стеклу — давай заскочи на минутку. Да где ж там на минутку, знаю я её минутку, обязательно чаем напоит, то рыбкой жареной угостит, с собой что-нибудь ещё даст. В деревню уехала жить, а мне её не хватает. Очень редко видимся, редко и созваниваемся, всё как-то некогда. Но с её сыновьями Серёжей, Антоном, Николой вижусь частенько. Через них и передаём друг другу приветы. Воспитанные, общительные ребята, остановятся, поздороваются, и снохи хорошие, и внучата тоже всегда поздороваются. В этом ей повезло.
В одном страшно не повезло Ирине и всей её семье: как ушёл Женя, старший сын, в армию в девяносто девятом году в мае, так и нет до сих пор. В Хабаровске служил, в воинской части пятьдесят один четыреста шестьдесят чуть более полугода. Бережно Ирина хранит письма сына, до дыр перечитала, каждая строчка слезами пропитана. В одном из Ирининых писем к Жене и я пару тёплых строк черканула, не помню уже что, но знаю, речь шла о том, что мы его все любим и ждём. Как-то передала для Жени банку сгущёнки, она ему посылки отправляла, время тяжёлое было. Но в очередной раз посылку с подругой отправила, та по работе в Хабаровск ехала, вот и заскочила в часть, где служил Женя. Она и передала Ирине страшную весть, мол, сбежал Женя из части — так ей начальство сказало.
— Да такого быть не может! — доказывала Ирина. Не может, в этом я на все двести процентов уверена, а не на сто. Женька не тот парень, чтобы сдаваться, он сильный, выносливый, ответственный, да Ира их всех правильно воспитала, не сюсюкалась. А тут — сбежал… Нет-нет, только не он.
В какие только инстанции ни обращалась Ирина, и в часть ездила не раз, и писала на передачу «Жди меня», повсюду искала, ждала и ждёт по сей день своего первенца, но результат плачевный, никто не может найти Женьку, нашего Женечку. Работы он никакой не боялся, до армии сварщиком работал в депо да машины помогал ремонтировать. Как вспомню его, всегда весёлого, разговорчивого, обязательно поможет, то сумку нести, если видит, что ноша тяжёлая, то лопату у меня выхватит и от нашего подъезда снег отгребает.
— Женя, да неужели ты не устал? От своего крыльца всё прочистил и за наше взялся, да и на работе навкалывался. Отдыхай, на это дворник есть.
А Женя только засмеётся и добавит:
— Тёть Валь, да мне это в радость, свежий воздух и зарядка.
В радость, Женя, в радость… Так порадуй нас всех, вернись, пожалуйста, мать места себе не находит, постарела раньше времени, все глаза выплакала, на таблетках выживает, то давление, то сердце схватит. Был и в нашей родне такой случай, и тоже в Хабаровске, потерялся мой двоюродный брат по папиной линии, долго искали, в розыск подавали. Через семь или восемь лет нашли, лет на двадцать старше выглядел. Выкуп за него заплатили большой. Не хочется вспоминать эту страшную, жуткую историю. Да и он наказал всем, чтобы ничего никогда не спрашивали. Видать, запугали так. Не буду больше затрагивать эту тему. Очень порядочный был братец. Был, потому что странным образом исчез после всего, что он пережил в аду. Вернулся, казалось бы, заново родился, жить надо. Пошли с другом в лес не то за грибами, не то за шишкой, друг-то вернулся, а брата так и не нашли. Увы…
Где же ты Женечка, где? Видела я как-то сон, помню, даже фотографию у Ирины его армейскую взяла, под подушку себе положила, загадала увидеть, узнать, что с ним. Да только… а ну его этот зловещий сон. Сил тебе, Ирина, и здоровья, знаю, каково живётся в ожидании сыночка каждый день, но ты справишься, крепись, научилась за столько лет, и правильно, не теряй надежду и веру.
Клочок жизни…
— Бог в помощь!
— Ага, в помощь, — киваю головой и ловко продолжаю складывать дрова.
— Однако ты поленницу перепутала? Нюркина-то вон, через дом, а это моя, и хата моя. Бабушка недоумённо посмотрела на меня, затем взяла несколько полешек и тоже подложила в поленницу.
— А я тимуровка, — заулыбалась и поведала ей, что мне надо скоротать время, так как женщину, к которой я приехала, дома не захватила, уехала она куда-то, а мой автобус пойдёт в город ещё нескоро. У поленницы мы и познакомились с бабой Зиной.
— А ты, Валечка, шустрая, мне бы этого на неделю хватило, — и она окинула взглядом объём дров, уложенных мною.
— А мне в радость, словно в детство окунулась, правда, тогда я не любила дрова складывать, особенно носить домой. Наберу большую охапку, пока до дому дотащу, у нас поленница через дорогу была, устану, тяжёлой кажется ноша. Бывало, заноз нацепляю, а то и полено-другое дорогой потеряю.