Вернуть Боярство 19 (СИ)
Но врагу и не требовалось познавать её до конца, дабы иметь возможность использовать её в своих чарах. Эту атаку можно было отразить, лишь обладая колоссально превосходящей, много-много большей магической силой и немалым личным мастерством… Либо же имея доступ к силе, что не уступала бы могуществу этого Царства и великому, не уступающему вражескому искусству плести чары и подчинять реальность своей воле.
Быть может не столь глубокой, не столь всеобъемлющей, но тоже относящейся к фундаментальным силам не вселенной даже как таковой, а самого великого и необъятного мироздания, всей сотворенной Творцом-Всесоздателем Мультивселенной. Во всяком случае, так видел это не Аристарх Николаевич Николаев-Шуйский даже, а тот, другой — Аристарх Пепел.
И у него было и то, и другое — что он и продемонстрировал.
Грозовые тучи рассеялись, извергнув из себя тысячи разноцветных молний всех семи цветов, доступных некогда Великому, а ныне просто пусть и пиковому, но Высшему Магу.
Синие, Фиолетовые, Желтые и Золотые, Зеленые и Красные, а как венец всего — самые малочисленные, самые тонкие, но при этом самые разрушительные и опасные, ранящие саму плоть несчастного мира Черные Молнии рухнули вниз. Серо-Серебристый Смертный Ветер Семицветное Соцветие Молний охватили добрых шесть или семь километров небес, сойдясь в яростной схватке.
Как описать разноцветные молнии, что гонялись и преследовали сам ветер? Как описать столкновения, в которых сама воплощенная ярость великого Неба сходилась в схватке с неуловимым, свободным и текучим, стремительным, гибким и опасным движением громадных воздушных масс?
Какие слова использовать, чтобы расписать, как порывы ветра душили в своих объятиях молнии? Каким образом поведать, как молнии, соединясь в различные сочетания цветов, от двух до всех семи разом, жгли, терзали и разрывали потоки ветров?
Как свистел, как ревел неукротимым, полным свирепой ярости ураганом Смертный Ветер, бесстрашно бросаясь на Семь Молний? Как отвечали ему могучими, раскатистыми, полными тяжелого, неудержимого гнева громовыми раскатами Семь Молний?
Может, кто-то воистину искусно владеющий пером и словом сумел бы найти подходящие слова для того безумия, что творилось на глазах у русского богатыря, замершего в испуге, как мышь перед не котом даже, а огромным тигром, но Федор не взял бы на себя смелость даже пытаться браться за сию задачу.
Мир стонал и дрожал от боли, чувствуя эту схватку. Невольный свидетель и даже практически участник этих событий, захваченный в перекрестье сошедшихся в схватке аур, Сил Души и Манифестаций чародей понимал лишь две вещи. Но зато вот их-то он осознавал со всей отчетливостью, не сомневаясь в них ни на миг, уверенный в них также сильно, как в существовании Господа Бога.
Первое — сейчас оба чародея бились за пределами своих обычных сил. Каким-то образом столкновение с себе подобным позволило им высвободить сокрытые в самых глубинах их сущностей истинные силы, и каким именно образом не знали и они сами.
Второе — он будет жив ровно до того момента, как беспрепятственно позволяет силам обоих Великих Магов проникать в себя и изменять свою энергетику и сущность. Он уже понимал, что это весьма опасный процесс, и каждый миг с той секунды, когда он начался, был для него истинным, незамутненным Чудом Божьим — ибо то, что сейчас с ним происходило… Это было неправильно, невозможно и должно было прикончить его с самого начала. Но он был всё ещё жив, он чувствовал обоих поединщиков, а самое главное — в любом случае ни на что не мог повлиять. А потому, плюнув, сосредоточился на восприятии разворачивающегося сражения — ибо погруженный в Силу обоих Великих, он видел, пожалуй, даже больше, чем любой из этих двоих. И упускать шанс увидеть схватку практически исторических масштабов он не собирался.
Оба Великих Мага, сумевших невольно использовать немалую часть своих скрытых сил, испытывали огромную, чудовищную нагрузку. Их собственная магия давила на них, разрушала тела и энергетику, заставляла стонать сами их души — схватка Ветра и Молний убивала своих владельцев, выпивая из них самую жизнь. Федор уже всерьез начал бояться, что Герой Империи погибнет от собственной магии…
Порывы Смертного Ветра, что пытались прорваться к врагу своего хозяина и создателя, душились, рассеивались ударами Молний. В свою очередь все магические разряды, любых видов и форм, всех возможных сочетаний не могли, сколько бы ни пытались, добраться до Ивара — порывы и удары серой воздушной стихии разрывались на клочья, Молнии лопались от встречных ударов Ветра, рассыпаясь мириадами искр.
Однако при этом оба противника быстро истощались и шагали к гибели — просто от мощи пущенных в ход сил…
Ситуация изменилась в один миг. За спиной Фолькунга, или, вернее, Ивара Кровавой Ладони начали возникать едва заметные даже Федору призраки различных людей — духи из Небытия пришли на помощь заклинателю этой странной силы. И особенно заметен был могучий великан в тяжелой броне и меховом плаще, с длинным клинком на поясе.
Мгновением спустя откуда-то из глубин внутреннего мира Аристарха Пепла наружу рванула сокрытая, незаметная до того сила — тысячи, десятки тысяч душ пришли на подмогу тому, кто ещё совсем недавно спас их, оборвав муку длиною в вечность, на которую их обрек величайший некромант и чернокнижник этого мира. Тысячи светлячков появились за плечами Пепла, и пошатнувшийся было волшебник вновь твердо утвердился на ногах.
— Да сдохни ты уже, ублюдок! — взревел Ивар.
Две расплывшиеся от скорости в потоки сияния фигуры рванули навстречу друг другу. Посреди безумия и филиала самого армагеддона, от которого трещала, дрожала и стонала ткань самой реальности, в бою сошлись два невиданной под этим небом искусности воина — и глядя на их движения, каждое из которых словно врезалось в самую душу богатыря, Федор не мог не восхититься.
Это была уже не просто схватка заклинателей. Та тоже впечатляла своей мощью и искусностью, но она была сродни природному катаклизму — этим можно восхищаться со стороны, но завидовать его силе было бы глупо. Это словно бы ничейная сила, мощь, доступность которой для себя или ещё кого-то из себе подобных было представлять глупо и неуместно. Это просто невозможно и недостижимо для него, даже в теории — так какой смысл этому завидовать? Можно только восхищаться и надеяться не попасть под удар.
Однако когда эти двое сошлись в ближнем бою, Федор испытал, помимо восхищения и благоговения ещё и жгучую зависть.
Чистое боевое мастерство, которое он, как богатырь, не оценить просто не мог. Удары копья и закованных в латные перчатки рук, удары ногами обоих противников, бросаемые в процессе мгновенно творимые чудовищной мощи заклятия, искусные уколы Силой Души, защита и атака, мощь и ярость, сила на силу, скорость против скорости…
Его восхищала и заставляла завидовать не сама сила их схватки, нет. Зависть в нем порождало то невероятное, чудовищное мастерство в сочетании всех видов боевой магии и бойцовского мастерства, которое ему сейчас демонстрировались. Ибо эта искусность в использовании своих сил и способностей была тем, чего в теории мог бы достичь каждый на своем уровне… Если бы тренировался как сумасшедший, если бы копил схваток сотен и тысяч смертельных схваток, если бы прошел огонь, воду и медные трубы, неустанно совершенствуя свои навык, углубляя опыт, преодолевая свои пределы и ограничения…
Это была не чистая сила. Это было великое боевое Мастерство в чистом его виде, и как и любой настоящий воин, особенно богатырь, не завидовать подобному Федор просто не мог.
В бою сошлись буря и шторм. Ураган и цунами, извержение вулкана и удар метеорита — два похожих и непохожих одновременно стиля, искусства и мировоззрения на Мастерство, и каждое из них не уступало другому, заставляя душу невольного свидетеля замереть от восторга…
Глава 2
Серый поток призрачной энергии бьет в лицо, но я уклоняюсь. Взмах копья, порождающий серп Синей Молнии, но ладонь врага встречным ударом отводит её вниз. Яростный рык, от которого дрожит ткань окружающей реальности — я даже не знаю, из чьей глотки он сейчас доносится, ибо клокочущую в груди ярость удается сдерживать лишь чудовищным напряжением Воли.