Игроки и жертвы (СИ)

Единственным, что немного облегчало мою нагрузку, было осознание того, что мой начальник, Григорий Кротов, и Кирилл Богданов находились в разных комитетах. Кротов занимался вопросами социальной политики, а Богданов, как я знала, был председателем комитета по промышленности и экономики. Поэтому на этих заседаниях мне удавалось спокойно сосредотачиваться на работе, не опасаясь столкнуться с тем, чьё присутствие до сих пор вызывало у меня внутреннюю дрожь. Но несмотря на это, мысли о Богданове порой проскальзывали в моей голове, словно тени, которые я не могла прогнать. Знала, что пленарная неделя неизбежно сведёт нас вместе в одном месте, и мысль об этом заставляла меня сжиматься от напряжения.
Впрочем, столкновение с Миленой прошло до начала пленарной недели, на нашей утренней планерке со штабом.
Марина сидела напротив меня вся красная от злости и раздражения, держа у уха трубку, в которой раздавался злой и раздраженный голос Милены.
- Марина Григорьевна, - услышала я через громкую связь, - вы обязаны предоставить нам списки граждан, кто будет на приеме и по каким вопросам.
- Заебала, - прочитала я по движущимся губам Марины и кивнула.
- Марин, дайка трубочку мне, - протянула руку.
Марина, покраснев от злости, молча передала мне телефон, крепко сжав его в ладони, как будто хотела передать мне не только устройство, но и все своё раздражение. Я почувствовала её напряжение, видя, как её пальцы дрожали от сдерживаемого гнева. Она закрыла глаза и устало потерла виски, явно стараясь взять себя в руки.
— Милена Владиславовна, добрый день, — сладко пропела я, вкладывая в голос всё обаяние, на которое была способна. На секунду на том конце повисла пауза, как будто мой внезапный переход к разговору заставил Милену замешкаться.
— Агата Викторовна? — в голосе Милены сквозило лёгкое недоумение, смешанное с раздражением. Она явно не ожидала, что я возьму трубку и так уверенно начну беседу.
— Да, — подтвердила я с тем же тоном, словно была предельно вежливой, но за этой вежливостью скрывался намёк на что-то более жёсткое. — И мне очень хотелось бы узнать, по какому праву вы звоните сейчас Марине Григорьевне? Если у вас есть вопросы по организации приёма, вам теперь придётся обсуждать их со мной. Поскольку данный приём имеет приоритетное значение, отвечать за него от нашей стороны буду я. Какие есть вопросы?
Я услышала, как Милена сделала глубокий вдох, явно пытаясь не сорваться. Её голос обрёл более жёсткие нотки, но она старалась сохранить любезность:
— Агата Викторовна, — начала она, подбирая слова, словно выбирала оружие для наступления, — приятно слышать, что вы готовы взять на себя ответственность. Мне нужны от вас списки граждан, уже записавшихся на приме именно к вашему начальнику.
- Насколько меня память не подводит, Милена Владиставовна, запись граждан в рамках этого приема – ваша зона ответственности, не наша. Именно вы, согласно внутренних инструкций, обязаны предоставлять нам данные, причем за пять дней до начала приема, не так ли? Вам пункты инструкций перечислить или сами их откроете и почитаете? - добавила я с той же любезной вежливостью, за которой скрывалась твёрдость. Я знала, что она понимает: у меня есть вся документация наготове, и мои слова не бросаются на ветер.
Милена ненадолго замолчала, словно обдумывая, как можно было бы выкрутиться из этой ситуации. Её голос снова стал ледяным, когда она наконец ответила:
— Благодарю за напоминание, Агата Викторовна, — процедила она сквозь зубы. – Я правильно понимаю, что вы отказываетесь от сотрудничества? Мне Кириллу Алексеевичу так и передать?
Я до хруста сжала зубы
— Милена Владиславовна, я вас умоляю, — проговорила я, вложив в голос каплю притворного усталого добродушия, словно у нас был просто пустяк, а не перепалка на грани скандала. — Если во внутренние партийные документы были внесены изменения, прошу вас, направьте нам эту информацию за подписью вашего начальника.
Я нарочно не произнесла его имя, как будто это был принципиальный отказ дать ему хоть малейшую власть надо мной, даже в разговоре. Я знала, что Милена поймёт этот тонкий намёк. Уголки её рта наверняка дернулись от злости на том конце линии, но она с трудом продолжала держаться:
  
— Поняла, — её голос звучал, как лезвие ножа, скользящее по стеклу. — Ожидайте письма.
Ещё один щелчок. Связь оборвалась. Я наконец позволила себе выдохнуть, чувствуя, как напряжение слегка отступает. Марина сидела напротив, почти не дыша, словно наблюдала за захватывающей театральной постановкой.
— Ну и стерва, — выдохнула она наконец, вытирая вспотевшие ладони о подлокотники. — Как ты это выдерживаешь?
- Нормативные документы читаю, - ответила я, кладя телефон на стол и наклоняясь поправить туфельку. – Марина, я для кого материалы по партийным приемным отправляла? Инструкции, положения? Ты их хоть открывала?
Марина смутилась и виновато отвела взгляд, нервно перебирая пальцы. Щёки у неё порозовели, и она поспешно пробормотала:
— Открывала, конечно… Но, если честно, не все. Эти документы такие… — она закатила глаза и добавила, — сложные и запутанные, что у меня после трёх страниц начинает болеть голова.
— Марин… — я облизала пересохшие губы, закалывая выбившиеся из прически рыжие пряди, чтобы привести себя в порядок. Я знала, что не могу позволить себе даже в такие моменты выглядеть небрежно. — Наша работа заключается в том, что мы разбираемся с юридическими документами. Ты не можешь не уметь с ними работать, — в моём голосе слышалась усталость, но и непреклонная серьёзность. — Политика — политикой, но юридическую часть с нас никто не снимал. Ты ведь едва не прогнулась и не взяла на нас дополнительную работу, которая не только отнимает время, но и даёт возможность подставить нас.
Марина напряжённо слушала меня, сжав губы, и я продолжила:
— Приём будет масштабный, понимаешь? В нём участвует и районная администрация, и депутаты всех уровней — от Госдумы до городского совета. СМИ нагонят столько, что их, возможно, будет больше, чем самих граждан. Каждое наше действие, каждая ошибка будет на виду. Ты что, решила пойти работать к Богданову? Тебе своей работы мало? Хочешь, ещё подкину? — добавила я с сарказмом, чтобы немного разрядить обстановку, но тон всё равно оставался жёстким.
Марина опустила глаза.
— Значит так, друзья мои, — я постучала пальцами по столу, заставляя всех присутствующих поднять головы и выпрямиться. Мой голос звучал твёрдо, без намёка на сомнение. — Анекдот про батюшку и монашку все знают?* Хорошо. Тогда всем помощникам на округе сегодня же взять все нормативные документы, от 59-ФЗ до партийных положений о порядке работы с обращениями граждан. И никаких отговорок.
Я специально выдержала паузу, чтобы мои слова как следует осели в сознании присутствующих. Марина по-прежнему молча кивала, но я знала, что она поняла.
— У вас есть три дня, — продолжила я, прищурившись. — Три дня, чтобы всё изучить. А потом будет экзамен от меня. Кто провалит — до начала осени сидит без премий. Хватит делать то, что мы не обязаны. Нам нужно работать грамотно и по закону, чтобы ни у кого не было поводов нас подловить.
Я увидела, как Марина вздрогнула при слове "премия", а другие помощники, сидевшие в кабинете, начали переглядываться, явно осознавая всю серьёзность предстоящего экзамена.
— Миленка решает свои задачи и продвигает своего шефа, — продолжила я, придав голосу холодную чёткость. — А у нас есть свой начальник, и его интересы — наша главная цель. Богданов как-нибудь сам справится со своей карьерой, и нас это не касается. Ясно, коллеги?
Собравшиеся, тяжело вздохнув, кивнули головами.
- А если…. Она письмо от Богданова пришлет таки? – спросила Марина.
— Тогда, Мариночка, я станцую тарантеллу на столе, — с лёгкой иронией ответила я, стараясь разрядить обстановку. — Потому что менять правила, принятые по всей России, только из-за нас никто не будет, естественно.