Ходок по Дороге 2 (СИ)
— Снижайся до полутора сотен метров и сбавь скорость километров до трехсот, — приказал я Виталию после трех часов полета, когда мы оставили Диастар позади и приблизились к фронту. Малая левиплатформа оказалась гораздо шустрее транспортно-десантного «утюга», на котором мы летели в рейд на Ломжино и домчала нас быстро и без болтанки.
— Ты уверен? — все же не удержался от вопроса пилот, глядя на мой светящийся розовым светом браслет.
— Да. Нас не заметят, а мне надо осмотреться. Ближайшая цель — тридцать седьмой полк ракетной и самоходной артиллерии, но его еще найти надо, сказал я, не отрывая взгляда от планшета.
— Ладно, — левиплатформа пошла вниз, пробивая легкую облачность. Вскоре под нами потянулись дороги, поля, крошечные домики внизу. Над изрытой и покрытой горелыми проплешинами ломаной полосой линии фронта мы проскочили на бреющем полете, оставив ее позади, и Виталий по моей просьбе, еще сильнее снизил скорость.
— И в самом деле, чудеса! — только и сказал он, когда мы не спеша сделали круг и зависли метрах в пятидесяти над замаскированными защитного цвета пленкой тяжелыми боевыми машинами Альянса, стоявшими у опушки леса, рядом с которыми суетилось несколько «джонов» и дымила полевая кухня. — Этого не может быть, но долбанные «джоны» нас и в упор не видят! Ну ты даешь, Ваня!
— Спокойно, Витя, — улыбнулся я. — Русские маги, самые сильные в мире!
— Где же вы раньше на хрен были, маги! Нам бы полсотни таких как ты и войне давно конец.
— Нету полсотни, — честно ответил я. — Кроме меня, считай никого, остальные пока гораздо слабее.
— И тебе, такому уникальному, приходится идти в последний бой? О чем вообще командование думает, мля?
— О чем? Наверное, как всегда о том, чтобы выполнить приказ любой ценой… А что насчет тебя, Витя? Ты же профессиональный летчик-штурмовик и истребитель с огромным опытом. По уму ты должен был молодняк в училище учить, этот самый опыт передавать. Как ты в своем предпоследнем полете оказался, когда тебя «джоны» приземлили? По чьему приказу?
— Сам вызвался. Задача была сложная, а молодых жалко, погибнут же зазря. Некому больше…
— Вот и я примерно так же. Без толку об этом говорить, русская традиция такая. Так, теперь давай поищем место в лесу подальше и поглуше и сядем там. Мне надо перед боем запитать свой браслет силой по полной. Предупреждаю, зрелище будет некрасивым, и в процессе я могу склеить ласты. Но, будем надеяться, все обойдется…
Едва мы сели на глухой лесной поляне в нескольких десятках километров от фронта, как я потянул к себе сумку-холодильник с ампулами взятого в ГНЦЭМТ лиофилизированного Д-антигена и рюкзак с прибором Холдера. А затем, подключившись к устройству, под удивленным взглядом пилота, отобрал у самого себя кровь шприцем, добавил ее в прибор, и начал сыпать туда антиген, ампулу за ампулой. У меня тут же помутнело в глазах, пульс застучал как бешеный, горло перехватило, но я был к этому готов, осторожно принимая силу и отправляя ее в Тей-элл. Без браслета я бы точно погиб, человеческое тело, даже принадлежащее опытному Ходоку, не смогло бы принять столько магии. Но артефакт забирал ее всю без остатка, впитывая как губка, и я видел внутренним взором, как колодец силы в браслете Кинэ становился все глубже и глубже. Вскоре я приспособился к процессу, дыхание выровнялось, и я даже начал получать странное удовольствие, купаясь в проходящем через меня потоке магии. Так продолжалось где-то с полчаса, пока последняя ампула не рассталась со своим содержимым. Теперь энергии в Тей-элл было и в самом деле очень много, гораздо больше того, что отмерил мне в качестве награды за пройденный путь Хранитель. А еще она рвалась наружу, ходила волнами, не желая успокаиваться, и меня так и подмывало пустить ее в ход.
— Ну и видок у тебя, Ваня! — сказал пилот, опасливо глядя на меня, когда я выключил прибор и положил его в рюкзак. — Чисто вампир! Ты же весь бледный, зрачки как у наркомана и глаза светятся. Жуть!
— А ты как думал? — растянул я онемевшие губы в улыбке. — Это еще цветочки, Витя, то ли еще будет…
Глава 21
Не секрет, что любое, даже самое успешное наступление рано или поздно заканчивается обороной. Эта истина известна с древнейших времен. Как бы вы не рвались вперед, гремя огнем и сверкая блеском стали, когда-то все равно приходит время закрепляться на достигнутых рубежах. В середине двадцать первого века это правило должно остаться столь же верным, сколь и в начале двадцатого. Линия фронта и линии обороны, которые необходимо взломать при нашем наступлении, никуда не денутся, так я рассуждал. И, в целом, не ошибся. Дьявол, как всегда, оказался в деталях. А Ситников, который более-менее понимал, в чем заключается проблема, хотя и успел понюхать пороха, объяснить мне, с чем придется иметь дело, в нашей последней беседе не сумел. От его осторожных возражений против моего плана я просто отмахнулся, решив, что мне лучше знать, что делать. Некогда, времени в обрез, а с нюансами я разберусь на месте. И зря! Самонадеянность на войне наказуема.
Во что я вляпался, я понял, когда после полудня мы с Мельниковым, закрывшись от наблюдения магией, полетели вдоль линии фронта, готовя ее к предстоящему раним утром наступлению. Конечно, я понимал, что вряд ли встречу там сооружения, достойные линии Мажино. Скорее, мне представлялись возведенные «джонами» оборонительные укрепления Курской дуги или что-то вроде этого, только на современный лад, с реактивной артиллерией и эшелонированной ПВО. А на самой передовой я ожидал увидеть минные поля, колючку в несколько рядов, ряды окопов, артиллерию, пулеметные гнезда, доты, минометные батареи. И собирался от души врезать по всему этому богатству магией разрушения, приводя его в негодность перед имперским ударом.
Однако, единственное, чем оказалась богата линия фронта, так это обилием мин на нейтральной полосе перед вражескими окопами. Их было очень много, самых разных. Противопехотных, противотанковых, зарытых в грунт и направленных, похожих на замаскированные в пожухлой траве изогнутые «мониторы» на ножках, активных и пассивных, роботизированных. Были даже экзотические прикопанные конусы противовертолетных мин Альянса, которые так же могли поражать низколетящие дроны и левиплатформы вроде нашей. Все это богатство было оснащено множеством датчиков — мышь не проскочит, если запрограммировать минимальный уровень реагирования. На то, чтобы привести все это в негодность на обоих участках завтрашнего наступления, потребовалось полтора часа времени и изрядные усилия. Где-то я использовал магию развоплощения, где-то превращал взрывчатку в набор безобидных химических составляющих, где-то разрушал электронные цепи и блоки. Главное — чтобы было тихо и незаметно на первый взгляд. Магии на весь процесс пошло неожиданно много, и ее уровень в браслете начал заметно проседать.
Но основная проблема оказалась не в этом. А в том, что кроме мин, толковых целей на передовой не нашлось. Линия глубоких, изогнутых как зубья пилы вражеских окопов без брустверов, оказалась малонаселена и фактически сводилась к цепочке отдельных блиндажей с землянками, кочующим между ними пулеметным и снайперским расчетам в пару-тройку рыл и отдельным группам наблюдающих за нашим передним краем «джонов». Ни тебе пехотных батальонов, ни артиллерии, ни бетонных дотов, ни обилия техники. На нашей стороне, впрочем, было почти то же самое.
— Не понимаю, — вслух удивился я, закончив разминирование. — Что это за хрень такая!? Где противник, мать его за ногу!? Как и чем «джоны» собрались отбиваться от атаки? Мне магию потратить не на что! На переднем крае просто нет для нее целей. Вскрыть подобную оборону ничего не стоит. Тут даже пулеметов негусто, не говоря уж о большем…
— А зачем они тут нужны, те пулеметы? — усмехнулся Виталий.
— Как зачем? А какой тогда смысл в подобной обороне? Только для наблюдения за противником и разведки?
— Примерно так. Плюс действия против вражеских диверсионных групп. Ну, и надо же как-то обозначить передний край… Тебе с этим вопросом лучше бы не ко мне обращаться, а к пехоте, но… ты правда не понимаешь?