После измены. Простить или полюбить? (СИ)

Побрела к нему, чувствуя недоброе, и не ошиблась.
  
Глава 6. Послать всех на ...?
 
Березин был в ярости. Оказывается, Радмила Модестовна умудрилась не только облить, но и пожаловаться на меня, обвинив в грубости и хамстве.
– Вероника! Что за безобразие? – кричал Березин, сверкая очками. – Вы забыли, где работаете? Этих пациентов облизывать надо, а вы нравоучения читаете. Вы в своём уме? Язык за зубами держать не умеете? Так, я научу! Получите голый оклад без премии, сразу уважением к пожилым проникнетесь!... – орал он на меня, а я смиренно сверлила пол взглядом, сжимая изо всех сил зубы, чтобы не послать его вместе с клиникой и бесстыжими пациентами. Но нельзя! Без характеристики с прежнего места работы я могла устроиться, только судно из-под лежачих больных выносить за мизерную плату.
  
– И что это за вид? – Лев Александрович, наконец, устал кричать и увидел пятно на моём костюме. – Сейчас же переоденьтесь! Не позорьте меня перед больными…
Я попыталась объяснить, что это Аверина только что облила, но он не слушал.
– Немедленно переоденьтесь! И чтобы я вас больше в таком виде в стенах моей клиники не видел!
Выскочила от него в полном отчаянии. Во что я могла сейчас переодеться? Если только в магазин ехать. Но за час бы я не уложилась…
На помощь пришла добрая санитарка, Люба. Она предложила свой халат. Правда, он был на два размера больше, и я выглядела в нём как баба на чайнике, но зато заведующему не к чему было бы докопаться.
Облачившись в безразмерное одеяние, я поспешила в ванную комнату, чтобы застирать злополучное пятно. Затем я намеревалась повесить костюм на балконе и после обеда при любом раскладе он был бы уже сухой.
Но, видно, наступила череда неудач: пройти незамеченной у меня не получилось. Дверь кабинета заведующего распахнулась как раз тогда, когда я проходила мимо.
– Не волнуйся, Леонард, я лично обсужу меню с Радмилой Модестовной. Больше такого не повторится… – голос Березина был на удивление вкрадчивым. Совсем не таким тоном он только что отчитывал меня.
“А! Ну да! Радмила Модестовна”, – я обернулась, чтобы посмотреть на сынка этой стервы.
Высокий, плечистый мужчина в идеально сидящем дорогом костюме заполнял собой дверной проём кабинета заведующего.
Он скользнул по мне непроницаемым, пронзительно-холодным, как зимнее небо, взглядом и его губы изогнулись в презрительной усмешке.
Ужасно хотелось стряхнуть эту ухмылку, показав ему средний палец. Но уйти с гордо поднятой головой у меня бы не получилось. Понимала, что со своим невысоким ростом и в этом одеянии я выглядела бы нелепо. Да и работу терять из-за их семейки мне не хотелось.
– Клепикова! – увидев меня, окликнул Березин. – Вы уже извинились перед Радмилой Модестовной?!
“А что, должна была?” – у меня непроизвольно вытянулось лицо.
Заведующий, видимо, решил сделать меня крайней.
– Нет. Не успела, – пробормотала я, краснея, как рак в кипящей воде оттого, что не могла послать всех разом.
– Лёва, у тебя, походу, совсем всё плохо? – проговорил мужчина насмешливо. – Я тебе драгоценную маман свою доверил, денег отвалил немерено, а у тебя тут девочки рукожопые работают… И потом, мама же съест эту цыпу, с потрохами… – хохотнул своей шутке.
– Ничего! Остаются сильнейшие, – в тон ему ответил Березин.
Не обращая больше на меня внимания, они вошли в лифт, а я побрела в ванную застирывать костюм.
Как же я их сейчас ненавидела!
“Ничего! – пыхтела я себе под нос, намыливая пятна. – Вот накоплю на учёбу, стану врачом, и кто знает, может быть, вы ещё передо мной заискивать станете. Земля ведь круглая!” – мстительно подумала я, вспоминая слова козла-сынка Радмилы Модестовны, когда он, с усмешкой произнёс: "Лёва, у тебя, походу, совсем всё плохо?" Его взгляд перед этим скользнул по мне, задержавшись всего на секунду. И в этой секунде я прочла что-то похожее на презрение... К моей помятости? К несуразному халату?
Будто имел право смотреть на меня, как на пыль под ногами.
"Да кто он такой? – внутри всё кипело. – Небось, папенькин сынок, привыкший, что мир крутится вокруг него. Наверняка этот ледяной король всё получил на блюдечке".
Я чувствовала себя униженной. Словно пятно с костюма перетекло в душу.
Только её то мне, чем было постирать?!
Мне, вот, только квартира от бабушки осталась, и ту пытались отжать.
А этот мужчина, своим взглядом напоминающий питона, готового заглотить и переварить любого, смотрел так, словно я нанятая им прислуга.
"Ненавижу!"
Разбирая в голове инцидент по полочкам, вспомнила, что у меня от его взгляда мороз пробежал по коже. Вроде и не смотрел почти, но я ощущала его хищную силу, способную подчинить любого.
"Самодовольный индюк! " – тряхнула головой, сбрасывая с себя наваждение. – Это я на работе не могла тебе ответить. Будь мы вне этих стен, я бы тебе корону твою на уши натянула”, – думая так, мне стало чуточку легче.
Хотя, на самом деле, я всегда старалась избегать конфликты. Считала, что надо уметь договариваться. Но получалось плохо. За себя постоять не получалось – всерьёз меня не воспринимали.
Мне всегда хотелось взрастить в себе достоинство. Но что-то подсказывало, что сильные мира сего получали это качество с молоком матери. Или оно у них было вписано в ДНК?
“Ничего! Я ниточку красную на руку намотаю, чтобы смотреть и помнить, что я не должна никому, позволять себя унижать”.
Остаток рабочего дня вымотал так, что к концу смены хотелось только добраться до кровати и, рухнув в неё, забыться. Но мне предстоял ещё разговор с отчимом и сестрой.
В обед я выскользнула в сквер на территории больницы и позвонила отчиму. Объяснять ничего не стала. Попросила только приехать вечером.
Благо он тоже был занят, поэтому расспрашивать не стал. Сказал, что заедет после девяти.
Ок.
Жаловаться на Свету за глаза мне не хотелось. Поэтому и вызвала его. Пусть сам разбирается со своим цветочком, если не хочет, чтобы та выскочила замуж раньше, чем получит диплом. Я надеялась, что после его визита Матвей тотчас съедет от нас.
Сбросив вызов, не удержалась, проверила пропущенные и уязвлённое по всем фронтам самолюбие, чуть приподняло голову: от Влада было два пропущенных и СМС: “Клёпушка, что стряслось? Не могу дозвониться. Напиши хоть, что жива… Я позвоню после девяти. Люблю!”, и далее несколько сердечек.
“Сказать вечером лично, чтобы шёл на фиг, или просто заблокировать его номер?” – постояла в раздумье и, словно бросаясь с высокого моста в воду, решительно внесла его номер в чёрный список.
    
Глава 7. О семье и долге
 
Вечером, как и договаривались, приехал отчим. Валерий Романович, как всегда, был одет с иголочки: костюм, галстук, начищенные до блеска туфли. Я до сих пор удивлялась, откуда у меня в пятилетнем возрасте взялось столько упрямства, но «папой» его я так и не назвала. Мама, конечно, просила, уговаривала, но дальше «Валерия Романовича» дело не пошло. Сейчас даже не знаю, обижался он тогда или нет. Может, и к лучшему, что не срослось.