Танго алого мотылька. Трилогия (СИ)

  
Глава 17. Предложение 
 
Бурхан Аббас был найден через два дня и тогда же доставлен на Тодос.
При захвате Рей не присутствовал, но за допросом решил проследить. Впрочем, вмешиваться в него не стал.
Кирстин к тому времени уже лежала в клинике пластической хирургии в Женеве в ожидании операции.
Сказав Кирстин, что у него накопилось некоторое количество срочных дел, Рей отправился на остров — впервые за последний год.
  
Рей обычно любил эти места, но сейчас ему было здесь невыносимо душно. Даже любимая веранда с видом на море каждую минуту напоминала о событиях, случившихся прошлой весной — хотя в тот приезд Рей так на неё и не попал.
Он не очень хотел сейчас звонить, но не удержался и набрал номер телефона, оставленного Кирстин.
— Привет, — он улыбнулся, хотя та и не могла видеть его.
— Привет, — сказала Кирстин в ответ.
— У тебя всё хорошо?
— Да, Рей. Я скучаю по тебе.
Кирстин помолчала.
— Операцию назначили на послезавтра.
— Я постараюсь вернуться и побыть с тобой.
— Не надо. Я проведу под наркозом почти весь день. Как только приду в себя — позвоню.
Рей чувствовал, что улыбка буквально приклеилась к лицу. Сглотнул набухший в горле ком. Попрощался и стал спускаться на подземный этаж.
Бурхан твердил, что отомстил за свою сестрёнку, первые несколько часов. Но Рей не сомневался, что у этого человека есть двойное дно. Ближе к вечеру мастеру удалось найти к нему подход.
— Он жил в арабском квартале после нападения, скрываясь от полиции. Примкнул к одной из банд Умара Наджеба, но сам с ним никогда не виделся. А тут лично Наджеб позвал его, обещал деньги и документы в обмен на маленькую услугу достопочтенному человеку — другу Умара. Всего-то ничего — немного поразукрасить какую-то девчонку и передать привет. Умар называл этого человека месье Жан. Месье Жан обещал все организовать, а самому Аббасу оставалось только доехать до Шотландии и выполнить поручение. Ему даже обещали легализацию в Королевстве со всеми причитающимися социальными выплатами для беженцев.
— Умар Наджеб? — вскинулся Майкл. — Он же крупная фигура в торговле наркотой… А в друзьях у него знаешь кто, Рей? У меня есть основания считать, что этот месье Жан на самом деле…
— Симон Кагерт, — выдохнул Рей.
Майкл кивнул.
— Кагерт… — повторил он. — Как он узнал, что мы в Глазго?
Ему, разумеется, никто не ответил. И сам Бурхан отказался продолжать разговор — видимо, в самом деле больше ничего не знал.
— В Мексику его, — распорядился Рей. Выручка с такого товара была не велика, но он очень уж хотел, чтобы Бурхан умер не в один миг.
— Не надо, — прервал его Майкл и накрыл запястье Рея своей рукой, — он может сбежать, — пояснил он, — ты же видишь — он псих. Надо его кончать.
Поколебавшись, Рей кивнул.
— Разбирайся сам, — сказал он и, развернувшись, пошёл наверх.
Майкл поднялся следом через пятнадцать минут. Рей к тому времени сидел на веранде, согнувшись в три погибели, и смотрел на парк.
Майкл опустил руки ему на плечи и попытался размять, но Рей сбросил их. Повернулся — и Майкл увидел в его глазах такую тоску, какой не помнил с первых дней их знакомства.
Он вздохнул и опустился на подлокотник.
— Риска почти нет, — сказал Майкл.
— Если ты об операции — то я знаю, — Рей помолчал, — я боюсь, что на Кирстин снова нападут, — сделав ещё одну долгую паузу, Рей продолжил, — и во всём буду виноват я.
Он закрыл глаза. Майкл молчал. Он по-прежнему не видел в девчонке ничего особенного, чтобы так страдать. Кирстин его раздражала.
Единственной её особенностью было то, что Рей на неё запал.
— Больше не выпускай её без охраны никуда, — сказал он нехотя. — Надо было и в этот раз оставить кого-нибудь за ней следить.
Рей мрачно скосил на него взгляд.
— Спасибо, но это не вариант.
Рей встал, подошёл к парапету и, облокотившись на него, теперь уже насовсем замолк.
— Знаешь, Майкл, я иногда думаю оставить эту часть бизнеса тебе.
Глаза Майкла расширились и, резко встав, он шагнул вперёд.
— Оставить мне?
Рей обернулся через плечо и поймал его взгляд.
— Нет, Рей, ты не можешь кинуть меня вот так.
Рей на мгновение едва заметно поджал губы и мотнул головой.
— Не бери в голову, — сказал он и снова отвернулся, делая вид, что смотрит на парк. «Просто этот остров напоминает мне «о ней».
Операция в самом деле прошла без осложнений. Рей прилетел на следующий день, когда Кирстин мучилась то от боли, то от онемения после анальгетиков на всём лице. Каждые полчаса ей приходили менять компрессы и когда повязки снимали, Рей наблюдал её отёкшее, местами посиневшее лицо. Это всё равно было лучше, чем то, что он увидел в самый первый день.
— Примеряешь на себя? — спросила Кирстин, когда очередной медбрат ушёл.
Рей машинально коснулся шрама рукой.
— Вначале я дождаться не мог, когда смогу его удалить, — сказал он, — а потом… привык. Так что не знаю, доводить дело до конца или нет.
— Не могу представить тебя без него, — Кирстин попыталась улыбнуться и тут же об этом пожалела.
Она замолкла, размышляя о чём-то, а потом произнесла:
— Знаешь, а мне уже делали что-то подобное. Только я совсем не запомнила, как это было.
Рей вопросительно посмотрел на неё.
— У меня была родинка, — она коснулась пальцем места над губой, — вот тут. А потом я просто посмотрела однажды в зеркало и поняла… что её нет.
Рей помрачнел.
— Ты снова вспоминаешь о том, как тебя держали в плену?
Кирстин качнула головой.
— Меня удивляет другое, Рей, — сказала она, — я эту родинку никогда не любила. Она досталась мне от матери, и я всегда думала, что она портит лицо. К тому же, это был лишний повод для ссор с отцом — ему казалось, что я слишком похожа на мать. Но когда я увидела, что её нет… Как будто бы потеряла часть себя.
Рей прикрыл глаза и, сделав глубокий вдох, подсел ближе.
— Возможно, это был лишний груз прошлого, — сказал он.
— Может быть, и так… Только, лишившись его, я не стала лучше ладить с отцом.
Они надолго замолчали. Рею ужасно хотелось её поцеловать, но он понимал, что нельзя.
В тот вечер он ушёл и не приходил ещё пару дней, потому что находиться рядом с Кирстин и не иметь возможности коснуться её было слишком тяжело — той был предписан абсолютный покой.
Первая часть реабилитации продлилась две недели, потом Кирстин отпустили домой, и Рей увёз её во Францию, но ей по-прежнему ничего было нельзя. Любые физические нагрузки и острые эмоциональные переживания оставались под запретом, за давлением нужно было тщательно следить, и как итог до середины мая Рей изнывал и познавал грани пословицы «глаз видит, да зуб неймёт».
Кирстин мучилась ещё и от вынужденного безделья — в последнее время весь её досуг, как и всё обучение, были связаны со спортом и лепкой. Ни тем, ни другим теперь заниматься стало нельзя.
Месье Бастьен сам показывал ей приёмы работы с разными материалами, а Кирстин оставалось только наблюдать.
— Что с вами произошло? — почти сразу же спросил наставник. Глаза его смотрели с подозрением, и Кирстин пришлось рассказать всё как есть: про араба, подловившего её в подворотне, шрамы и операцию, которая последовала затем.
— C’est un cauchemar! * — воскликнул тот и покачал головой, — эти арабы совсем посходили с ума!
Кирстин промолчала. Ничего о причинах случившегося Рей ей не сказал, но она и сама поняла одно — араб вовсе не сошёл с ума. Это был какой-то личный счёт — и, видимо, не к ней.
Кирстин попыталась сменить тему разговора, и это ей удалось. Бастьен принялся рассказывать про выставку, в организации которой он планировал принять участие в июне. Та должна была проходить в Laurence Esnol Gallery.
  
— Вам тоже было бы полезно посмотреть, как будет проходить отбор и сбор работ, — заметил тот.
Кирстин кивнула. Ей и правда было интересно. Именно это она рассчитывала увидеть год назад, когда её практика в Лондоне сорвалась.