Вий (СИ)

— То бывает, соображаешь. Но и другое бывает. Если видят, что чужак сдаёт — могут приписать своему ордену. Чужак-то деньги получил и ушёл довольный. А по бумаге выходит, что другой орден сдал.
— Хренасе! — присвистнул я. — Так это ты что, хочешь сказать, меня в Смоленске, глядя честными глазами, обули, как лоха?
— Могли и обуть, могли не обуть — ничего не скажу. Ты когда сдаёшь — поглядывай, чего этот сучий сын там у себя пишет.
— А из-за чего вообще сыр-бор с этими приписками? Неужто подарки от государыни-императрицы такие сладкие?
— Подарки очень сладкие, Владимир. Там и деньги, там и дворянство.
— Всему ордену?
— Не всему. Но, скажем, дают две дворянских грамоты, и вписывай в них, кого хочешь. А где дворянство, там и земли своей клочок. Жить можно.
— Вона чё…
— Ну. А у приёмщиков — свой интерес. Пришёл, скажем, чужой охотник из непонятного ордена кости сдавать. Развернуть его попробуешь — он тебе, чего доброго, башку снесёт, охотники народ горячий. Проще кости принять по-тихому, да и всё. А если запишешь орден, который, точно знаешь, в списках не значится — с тебя за него спросят. Вот и приписывают тому ордену, который сердцу ближе. Ну, или тому, который за приписки приплачивает. Посему попервоначалу лучше годик походить с грамотой и каждому приёмщику её в рыло совать, чтоб запомнили тебя. А уж после — можно и подтереться.
— Интересно у вас всё…
— У нас, брат Владимир, у нас! Ты теперь глава ордена, привыкай. А ещё с грамотой можно оплот построить и приёмник там открыть. Когда своим сдаёшь — тут уж точно не нагреют.
— А без грамоты оплот не поставишь?
— Поставить-то поставишь, да только на чьей земле? Хозяин земли тебе предъявит, ежели не купишь сперва участок. А отвечать будешь по обычным законам, ежели в охотниках не числишься. А уж приёмник — подавно не откроешь. Так что выправляй, брат Владимир, грамоту, — хлопнул меня по спине Аврос. — Без неё в нашем деле — никуда. Ишь ты, глава ордена! Что ж с тобой через год будет, а? Чай, вовсе императором станешь, и мы все к тебе на поклон ходить будем.
— Ох и часто ты, по слухам, к императрице на поклоны ходишь, — усмехнулся я.
Аврос расхохотался, но потом серьёзно сказал:
— К тебе приду, обещаю. Поглядеть на такое диво.
— Договорились.
Аврос всё так же серьёзно кивнул. Какое-то мгновение на меня смотрели глаза не чокнутого пропойцы, а мудрого, бесконечно усталого главы ордена. В следующее мгновение Аврос исчез.
— Ох, — сказала тётка Наталья. Она как раз появилась на пороге, неся фаянсовую посудину с киселём. Растерянно глядя на стул, где только что сидел Аврос, пробормотала: — А кисельку-то как же?
— Ничего, нам с Захаром больше достанется. Спасибо!
Тётка Наталья улыбнулась, поставила посудину на стол. Принялась разливать кисель.
Захар, глядя на неё, только что на стуле не ёрзал от нетерпения. Едва дождавшись, пока тётка Наталья уйдёт, подался ко мне.
— Ну?
— Что? — не понял я.
— Покажи хоть! Что за орден такой? Я о нём и не слыхал никогда.
— А, — сообразил я.
Стянул с руки перчатку.
Падающие звёзды исчезли. Вместо них появились мечи, направленные вертикально вверх. От контура лезвия как будто исходило сияние. Мечей было три, и располагались они там же, где прежде звёзды.
— Ого! — восхитился Захар. — Похоже-то как!
— На что похоже?
— Как — на что? На твой меч! Ты-то, когда бьёшься, со стороны себя не видишь. А нам видать. Меч у тебя в руках иной раз так вспыхивает, что глазам глядеть больно.
— О как.
— Ну. Возьмёшь меня в свой орден?
— Спрашиваешь. Только сперва надо под это дело грамоту вымутить. Слыхал, что Аврос сказал? Без бумажки никакого ордена у тебя считай, что и нет.
— Кругом бумажки, — проворчал Захар. — Шагу без них не шагни!
— Тю, брат. Это ты ещё на госуслуги ни разу не заходил.
— Куда?
— Да вот не дай бог тебе узнать, куда… Ладно. Я пойду вздремну маленько. Потом, как отдохну, сразу в Питер, грамоту получать. А ты поглядывай, скоро Тварь должна прискакать. Её надо будет за ворота провести.
  
Захар фыркнул.
— Вот уж за кем никакого пригляда не надо! Кобыла твоя, ежели за ворота попасть захочет, так разорётся, что не только свои — из соседних деревень прибегут. В прошлый раз её не сразу впустили, так она в пожарный колокол трезвонить начала. Стоит и молотит по нему копытом! Всю округу на уши поставила. Помогите, орёт, люди добрые! Усталую голодную лошадку домой не пускают.
— А я где был?
— Да кто ж тебя знает, где ты был.
— Ладно, понял. Скажу, чтобы больше не хулиганила.
Я зевнул и потопал наверх.
Перед тем, как завалиться в кровать, посмотрел на установленную ванну. Скорей бы уж мастер Сергий амулет сработал! Не терпится опробовать.
Посреди сна я почувствовал, как меня ласкают нежные руки. Улыбнулся Марусе, привлёк к себе.
Когда проснулся, девушка ещё спала. Будить я не стал. Быстро собрался и переместился в Поречье.
* * *
К Фёдору в трактир решил не заходить. Голода пока не чувствовал, и городские сплетни меня не интересовали. С помощью троекуровского амулета мог бы перенестись сразу на место, но захотелось прогуляться по улицам. Я пошёл пешком.
Смотрел, как просыпается город, и невольно вспоминал, как оказался здесь в первый раз. В деревенских штанах и рубахе, всего имущества — сапоги на ногах, и те отжатые у Дорофеева.
Сейчас со мной раскланивались все встречные без исключения.
— Здравы будьте, господин граф-охотник!
— Доброго здоровьичка, Владимир Всеволодович!
— Ваше сиятельство, господин Давыдов! Не угодно ли пошить осеннее пальто? Имею шикарнейший материал самого модного оттенка, привёз из Петербурга специально для вас!
Я улыбался, здоровался. Сам не заметил, как город Поречье успел стать для меня родным.
Из распахнутых дверей Урюпиных выпорхнула стайка курьеров, бывших беспризорников. Серьёзные, в одинаковых синих рубахах, картузах с ленточками и холщовыми сумками через плечо.
— Здрасьте, дяденька граф! — бросился мне навстречу Яшка.
— Здравствуй, братец. Ну как вы тут?
— Хорошо! Лучше, кажется, и быть не может. Мне даже учиться нравится! Господин учитель говорит, что я способный.
— Не сомневался. Как работается? Всё успеваете?
— Конечно! Нынче ведь мы и по городу, и по окрестностям без опаски бегаем. Тварей больше не боимся.
— Давно?
— Что?
— Тварей, спрашиваю, давно не боитесь?
— Дак, с тех пор, как вы этого злыдня Троекурова извели! В городе будто даже дышать легче стало. Кого хотите, спросите, вам каждый скажет. А господин Дубовицкий из Благородного собрания сказал, что вас надо почётным гражданином города сделать. А градоначальник Абрамов сказал, что ему хлопотать некогда. А Дубовицкий сказал, что если Абрамову некогда, то он сам похлопочет. Да так похлопочет, что после за Абрамова хлопотать придётся. А при ихнем разговоре девица была, которую Абрамов недавно на службу взял. И сказала про вас, что вы аж в самом Пекле целую рать упырей положили! Она-де своими глазами видела. И что более почётного гражданина, чем вы, во всём городе не сыскать.
Н-да. Правильно я сделал, что к Фёдору за новостями не зашёл. Уж чего-чего, а этого добра тут каждый встречный лопатой накидает.
— Ясно, — кивнул я. — Ладно, не буду задерживать. Беги!
Яшка кивнул и убежал.
А я прошёл в контору Урюпиных. Александра, услышав слово «Петербург», даже не стала спрашивать, что мне там понадобилось. Схватила саквояж и объявила:
— Я готова!
— Нет! — неожиданно возразила Евгения. — Надень другое платье. Коралловое, с английским кружевом. Оно тебе больше к лицу.
— Ты полагаешь?
— Уверена.
— Но Владимир Всеволодович…
— Владимир Всеволодович пока выпьет кофе.
— Но, быть может, он спешит?
— Ах, дорогая. Это ведь Владимир Всеволодович! Если бы он спешил, ты уже была бы в Петербурге.