Корректировка 2 (СИ)
Честно сказать, я вообще не был уверен, сможем ли мы вывести этот самый камень, но тут уж, на войне, как на войне — главное ввязаться в бой, что-нибудь да получится.
Без десяти двенадцать, запыхавшаяся от быстрой ходьбы, девушка появилась у главного входа гостиницы «Иверия». Я вышел из машины и помахал ей рукой.
— Ничего не понимаю! — подойдя, сказала она мне. — Я с девчонками в баре прощалась и мне вдруг показалось, что ты очень меня ждешь… словно голос в голове услышала.
— Ты мне, действительно очень нужна, вот ты и почувствовала… интуитивно, так сказать.
Когда я вкратце описал ей задачу, слегка раскосые глаза девушки. распахнулись будто спички в них вставили.
— Ты с ума сошел, я никогда такого не делала…
Я, обняв её за плечико, успокаивал, мол, всё у нас получится, вместе мы — сила! Вместе мы — ого-го! Главное, держаться уверенно, и всё будет — ништяк.
Но она всё повторяла шёпотом: «С ума сошел… с ума сошел…».
Усадил её на заднее сидение «волги», сам сел рядом. Шато повернулся к нам.
— Вах, какой красивый ассистент! Где таких набираешь, батоно Григорий?
Джуна смущенно улыбнулась и он велел шоферу трогаться.
— Ты меня уже до ассистента повысил? — прошептала девушка мне в ухо. — Ну-ну.
— Надо же было, как-то легендировать твоё присутствие. — прошептал я в ответ. — Но, это в последний раз. Если не облажаемся, в Москве уже я буду твоим ассистентом.
* * *Дача Арчила Вахтанговича Тохадзе была в десяти минутах от города.
Она располагалась на холме, в окружении реликтовых сосен. Строение как бы плыло в солнечных лучах, пронизывающих кроны сосен. Конечно, за всем этим стоял не случайный удачный вид, а утонченный расчет архитектора.
Доски двухметрового забора плотно, без щелей, прилегали одна к другой. Нас ждали — ворота уже были открыты.
Просторный участок был искусно засажен разнообразными растениями и цветами. Асфальтовая дорога соединяла ворота с гаражом, выложенные цветной плиткой дорожки вились между купами кустов и клумбами, огибали здание и обрывались у деревянной бани, сложенной над маленьким, но на удивление чистым прудом.
Я оглядел дом. Венецианские окна. Застекленная парадная дверь с бронзовой ручкой.
На первом этаже располагались службы, комната охраны, кухня и зал, а наверху — кабинет, спальни и зимняя веранда. Но, переступив порог, мы вначале оказались в небольшом холле перед двустворчатой дверью там нас встретила жена Арчила Вахтанговича, Нателла Георгиевна — слегка полноватая крашенная блондинка неопределенного возраста, с огромной грудью, в кудряшках и шелковом халате, трагического черного цвета. От неё интенсивно пахло духами «Серебристый ландыш».
Поздоровавшись, она повела нас в зал, представляющий собой просторную светлую комнату. Три мягких кресла, журнальный столик, камин, бар, магнитофон. Справа у окна лестница на второй этаж. По дому сновали домочадцы, приглушенно переговаривались и бросали на нас изучающие взгляды.
Кабинет хозяина дома был обставлен резной мебелью, вокруг низкого стола, на котором возвышалась полная фруктов фарфоровая ваза с амурчиками, стояли мягкие кресла и диван. С потолка свисала хрустальная люстра, затянутая марлей.
Из кабинета был выход на веранду. Отсюда открывался умиротворяющий вид на окрестный пейзаж, и надо сказать, с приподнятой точки обзора он выглядел еще живописней.
Ещё на лестнице мы услышали стоны. Арчил Вахтангович скрючившись лежал на диване укрытый простыней. Рядом суетился врач в белом халате. На журнальном столике лежали медицинские инструменты, стояла капельница, пахло медикаментами. Врач посмотрел на нас осуждающе, как на явных прохиндеев и шарлатанов.
Я метнул в него ответный взгляд, мол, толку-то с твоей медицины, бесполезное ты существо.
Обратился, к заламывающей руки, супруге.
— Уважаемая Нателла Георгиевна, нельзя ли попросить удалиться всех посторонних… ну, кроме вас, конечно?
Блондинка растерянно посмотрела на скопившийся в кабинете народ, особенно на врача, который корчил ей выразительные гримасы, и делал жесты руками, мол, ни в коем случае нельзя оставлять больного, один на один с этими жуликами.
— Безобразие! — негодующе бормотал он. — Если за полчаса у больного не стихнут колики, не упадёт высокая температура, его немедленно надо везти в клинику в реанимацию. Возможно, камень закупорил выход из почки в мочеточник. В данном случае операция связана с риском для жизни: у больного плохое сердце.
— Все вооон! — простонал Арчил Вахтангович. Народ, включая Нателлу, ломанулся на выход. Последним кабинет покинул врач, качая головой, как китайский болванчик.
— Полчаса! — говорил он мне.
Я кивнул Джуне, приступай, мол, а я пока заряжу воду.
На Арчила Вахтанговича, я собирался потратить капсулу, чтобы подстраховать Джуну, установить связь и проследить за процессом. Но главным образом, мне была нужна его лояльность после лечения.
Девушка оказалась на высоте — ледяное спокойствие и уверенность.
— Не волнуйтесь, сейчас боль пройдёт, повернитесь, если можно, ко мне. Вот так.
* * *Руки гудели, — включив магическое зрение, Джуна увидела, как из её пальцев струятся розовые шлейфы. Девушка подсунула одну ладонь слева под поясницу больного, туда, где был камень, другой же начала водить сверху…
— Отпустило — вдруг сказал Арчил Вахтангович. Голос его был совершенно нормальный, будто не он стонал несколько минут назад, только удивленный — Отрезало!
— Что отрезало⁈ — теперь настал черед удивляться Джуне.
— Не болит. Как отрезало. Как рукой сняло… а ведь и правда, рукой сняла! — улыбнулся он, глядя на ладони целительницы.
— Это, только начало, — улыбнулась она в ответ. — Можете встать? Постоять передо мною?
— Теперь, пожалуй, могу, — Арчил Вахтангович начал было подниматься, но тут же смущенно опустился на диван — он был в одних семейных труселях. — Эй, кто-нибудь… Нателла, ты где, брюки принеси!
Тут подоспел Феликс (который при посторонних велел ей называть себя Григориям) с кофейной чашкой в руке. В чашке была вода.
— Вот выпейте, это поможет. И не стесняйтесь, пожалуйста. Мы же вроде как медики.
— И верно, чего стесняться, — сказал Арчил Вахтангович, кряхтя вставая с дивана, — ловить надо момент, когда я еще перед такой красавицей без штанов похожу?
Джуна пододвинула стул, села перед ним и начала шарящими движениями ладони искать место, где застрял камень.
Оно было слева от пупка, чуть ниже.
— Что у вас там, мочеточник? — спросила девушка, слегка нажимая пальцем.
Арчил вскрикнул от боли.
— Извините!
— Да ничего, делай дочка, свое дело. Он, сволочь проклятая, здесь и застрял. В Москве снимки делали, показать?
— Не надо, я и так вижу.
— Правда, видишь? — изумился пациент.
— Чувствую.
Джуна снова взглянула на свои розовые шлейфы, придала им упругость, а потом погрузила их в то место, где был камень, стала его дробить, гнать вниз.
Она вошла во вкус, нетерпеливо и даже грубовато поворачивала больного, обрабатывала это место спереди, сзади, сбоку — дробила камень струями энергии, словно ультразвуком сглаживала его острые грани, чтоб легче вышел.
* * *— Камень треснул в трёх направлениях, — доложил Кир, — пока стоит на месте, но уже готов сдвинуться. Наполняю мочевой пузырь, готовность — десять минут.
Через десять минут Арчила стало шатать. Я поддержал его, усадил на диван.
Джуна обессиленно откинулась на спинку стула, руки повисли, как плети — выдохлась.
— Что чувствуете, Арчил Вахтангович, — участливо спросил я.
Тот некоторое время прислушивался к ощущениям, потом усмехнулся
— В сортир, по малому хочу, аж сил нет, это нормально?
— Так и должно быть. Идите, вас ждет сюрприз!
Не мешкая, больной отлучился в туалет. Мы напряженно ждали.
— Что ты имел в виду под сюрпризом? — почему-то шепотом, хотя в комнате никого не было, спросила Джуна.