Инженер Петра Великого 7 (СИ)

— Я думал о том же, Ваше Величество, — признался я. — Но машина крайне ненадежна. Зависит от ветра, горюча…
— Доведешь до ума! — отрезал он. — Железом обошьем! Паруса приладим! Ты только чертежи сделай, а уж я мастеров найду!
Его энергия заполнила весь шатер. Он уже видел новое будущее.
Успокоившись, он сел. Петр тяжело вздохнул и подвинул ко мне стопку бумаг.
— А вот это… это подлость. Читай.
  
На столе лежали донесения, личные письма, захваченные в ставке. Я разбирал их, и с каждой страницей из хаоса разрозненных бумаг проступали контуры грандиозного, дьявольски хитрого заговора. Возле каждого документа была маленькая приписка на русском языке. Адьютанты Государя не зря свой хлеб ели. Тут были подробные инструкции от европейских военных советников, вероломная переписка с господарем Брынковяну, выманивавшим армию в болота, донесения от английских и французских резидентов в Стамбуле, координировавших всю операцию… Все сходилось в одной точке. Прутский котел был ловушкой. Тщательно спланированной и блестяще исполненной операцией, целью которой было уничтожить саму идею Российской Империи. Петра хотели погубить вместе со мной, правда не рассчитывали, что мы разойдемся у Азова (ведь импульсивность императора тяжело предугадать).
— Предатели! Иуды! — Петр ударил кулаком по столу так, что свечи подпрыгнули. Ярость, которую он сдерживал весь день, наконец, прорвалась. — Я им верил! Братьями по вере называл! А они… они продали нас за турецкое золото!
Вскочив, он скомкал одно из писем и швырнул его в угол.
— Они играют с нами, — глухо рыкнул он. — Помогают туркам ровно настолько, чтобы мы увязли, истекли кровью, но не настолько, чтобы Порта стала слишком сильной. Им нужна сумятица на наших границах. Вечная война, пожирающая наши силы и деньги.
Наш разговор превратился в совместный анализ. Мы пытались понять логику врага, вскрыть механику этой новой, гибридной войны. Мне кажется, что Петр разочаровался в своем генералитете, поэтому беседует сейчас именно со мной на эти темы, чтобы узнать мое мнение. В итоге, вывод, к которому мы пришли, был неутешителен.
— Любая наша попытка отхватить у турок большой кусок, будь то Молдавия или Валахия, — сказал я, водя пальцем по карте, — приведет к немедленному вмешательству Европы. Они натравят на нас всех соседей. Они не дадут нам переварить добычу. Мы просто надорвемся.
Петр молчал. Его мечта о славянской империи, об освобождении православных братьев, разбивалась о стену геополитической реальности.
— Значит, — горько произнес он после долгой паузы, — мы пролили столько крови, чтобы уйти ни с чем?
— Не ни с чем, Государь, — возразил я. — А с пониманием того, как устроен этот мир.
Следующий день был тяжелым. Мышление Государя, сбросившее бремя неминуемого разгрома, заработало с удвоенной, лихорадочной силой. После короткого и жесткого военного совета, на котором Шереметев и Меншиков по инерции предлагали идти на Стамбул и требовать золота, Петр с гневом их прервал.
— Хватит сказок! — рявкнул он. — Вашими советами я уже досыта наелся в этих болотах! Пшли вон! Смирнов, останься!
Я ждал пока генералитет спешно покидал шатер. Разговор с Государем не клеился. Я предложил ему свое видение дальнейших событий, да только тяжело ему воспринимать столь грандиозные планы.
— Значит, говоришь, лезть на Балканы — гиблое дело? — Петр ткнул чумазым пальцем в карту, в земли за Дунаем. В его голосе было раздражение. — А как же братья-славяне? Вера православная? Я им обещал освобождение! И что теперь, слово свое на ветер бросить? Оставить их под басурманским игом?
— Не оставить, Государь. Дать сети, а не рыбу, — возразил я. — Прямое присоединение превратит нас в оккупантов. Каждый местный князек будет плести интриги, перебегая от нас к туркам, от турок — к австрийцам. Вспомните Польшу! Это трясина на десятилетия. Гарнизоны и усмирение бунтов съедят больше, чем мы получим с этих земель податей. Балканы станут вечной раной на теле Империи.
Эта мысль, чуждая его прямолинейной натуре, с трудом пробивалась сквозь броню имперских амбиций. Он хотел простой, понятной победы: взять и присоединить. Я же предлагал сложную, неочевидную игру.
— А вот, если, — взяв уголек, я обвел Молдавию и Валахию жирным кругом, — мы не будем их забирать… если выбьем для них у Порты полную автономию под нашим покровительством. Да поставим там верных людей. Создадим из них стену между нами и османами. Пусть сами строят свое государство, но с нашей помощью, нашим оружием и нашими деньгами. Так мы получим верных союзников, а не рабов, и вся Европа не сможет обвинить нас в захватничестве.
Идея «экспорта независимости» была для него в новинку. Он долго вглядывался в карту, просчитывая выгоды и риски. Не захватить, а контролировать. Не править напрямую, а влиять.
— ХитрО, — наконец произнес он. — Зело хитро. Сберечь людей и деньги, да еще и перед всем светом благодетелями предстать. Пожалуй, в этом есть резон. — Тяжелый взгляд впился в меня. — Но тогда… какой же нам с этой победы навар? За что кровь проливали? Чтобы осчастливить молдаван?
Вот он, главный вопрос. Царь-прагматик, царь-купец требовал прибыли.
— Прибыль в другом, Государь. Мы смотрели на запад, а смотреть надо на юг. — Мой палец решительно сместился с Балкан на черное пятно Крымского полуострова. — Вот наша главная язва. Осиное гнездо, откуда десятилетиями летят на наши земли саранча и смерть. Пока оно цело, мира на южных границах не будет.
Петр нахмурился.
— Крым… — задумчиво потер он подбородок. — Крепок, черт. Перекоп — не Азов, его шутихами не возьмешь.
— И не надо брать. Его надо запереть. — Я прочертил две жирные линии. — Очаков. И Перекоп. Два замка на крымской клетке. Если в мирном договоре мы выторгуем у султана эти две крепости, Крымское ханство перестанет существовать как угроза. Татары окажутся заперты на своем полуострове, лишенные возможности совершать набеги. Да на крайний случай построим стену от них, благо там не много надо — в истории были случаи и подлиннее. И тогда все Причерноморье, вся эта плодородная земля, станет нашей. Вот она, настоящая прибыль.
Прямо на его глазах я разворачивал вектор имперской экспансии на девяносто градусов. Не в Европу, где нас не ждут и ненавидят, а на юг — на пустые, плодородные земли, веками источавшие нам лишь боль. Государь долго смотрел на карту. В его сознании старая мечта о Царьграде уступала место более прагматичной и реальной — мечте о Новороссии.
— А как же турки? — очнулся он от раздумий. — Перекоп так просто не отдадут. Их нужно заставить.
Я долго думал, как было бы лучше, с учетом моего послезнания. И ничего лучше получившейся идеи не придумал.
— Вот именно, Государь. Заставить. Наша армия для нового большого похода не годится, она вымотана. Гнаться за их остатками — снова рисковать всем. Значит, нужно действовать иначе. — Я обвел рукой остатки турецкого лагеря. — Мы захватили их обозы, провианта хватит на месяц-два. Вместо погони по степи мы закрепимся здесь. Укрепим Яссы, создадим надежный плацдарм. И будем ждать, пока униженный, обезглавленный, но еще не уничтоженный султан сам пришлет послов с просьбой о мире. Мы будем диктовать условия с позиции силы, но не требуя невозможного. Дадим им шанс сохранить лицо, отдав нам то, что для них — далекая окраина, а для нас — ключ к будущему.
Тактика «активной обороны» и «принуждения к миру», эдакое изматывание противника до той точки, когда мир на наших условиях покажется ему избавлением.
Петр слушал, на его лице отражалась напряженная работа мысли. План был дерзким и рискованным.
  
— Хорошо, — наконец сказал он. — Пожалуй, так и сделаем. Но для этого… для этого нам нужно что-то, что заставит султана в Стамбуле дрожать от одного слуха о нем. — Он вперил в меня свой горящий взгляд. — Мне нужны твои летающие машины, Смирнов. Много. Целая эскадра. Чтобы они висели над его дворцом.
— Это возможно, Государь, — ответил я, чуть задумавшись. — Но это дело не одного дня. «Катрина» — кустарная поделка, собранная на коленке считай из простыней. Для производства таких аппаратов нужна целая отрасль. Мануфактуры, что будут ткать легкий и прочный шелк. Химические заводы для производства спирта в огромных количествах. И главное — школа, место, где мы будем готовить первых в мире аэронавтов.