Прорыв
За столетие много воды утекло. Евреи обрели уж не только свое государство, но и свою "государственную слякоть".
Господа бершевцы! Умница, Наум! Лучше не скажешь... И да простят его жители 261"Бершевы, трудовые честные люди, к ним этот термин никакого отношения не имеет. Не о них речь...
Наверное, на моем лице блуждала улыбка: ко мне вернулся Щедрин. Наум толкнул меня локтем. -- Ты, старик, настоящий еврей, хотя и считаешь себя русским: умеешь и в несчастье отыскать счастье. А я уж так обрусел, что не могу... -- И он замолчал. Молчал, полузакрыв глаза, до самого 262"Суэца, и я понимал, - он думает об отце, о Яше, о 263"Сергуне, которых, видно, уже нет на свете. Ничего не скажешь, обрусеешь!
Впереди, вижу, кто-то взмахнул рукой с автоматом 264""Узи". Автобус медленно съехал на обочину. Шоссе перегораживают два разбитых грузовика. Здесь, впрочем, все разбито: дома, мостовая, фонарные столбы. Злосчастный 265"Суэц!.. Пулеметчики в мелком, выдолбленном ломиком окопе, разглядывают настороженно искрошенные балконы, разбитые окна, окно за окном. Офицер с большим артиллерийским биноклем в руках наклоняется к ним, они круто поворачивают дуло пулемета в сторону полуснесенной крыши...
На одном из грузовиков ярко-голубой флаг ООН. Упитанные шведские солдаты, в пятнистой униформе парашютных войск и голубых кепи войск ООН, налаживают антенну и дают интервью. А за ними, метрах в пятнадцати, толпятся египетские солдаты в мешковатых рубахах. Их много, и я стараюсь вглядеться в их смуглые простодушные лица. Скорее всего, это крестьяне. Феллахи. Им очень интересны городские люди -- за постом ООН -- со странными сверкающими на солнце приборами, кинокамерами, телеобъективами размером с противотанковую базуку. Они миролюбиво поглядывают и на них, и на израильских солдат в окопчике, кинувших им пачку сигарет. Дежурный автоматчик с нашивками египетского сержанта пытается отогнать феллахов от линии зыбкого перемирия, одного из них он даже ткнул в грудь прикладом, но египетские солдаты в просторных хаки, похожих на деревенские рубашки, снова и снова проталкиваются вперед -- поглазеть на людей иного мира...
Здесь, пожалуй, особенно ощутимо, что война между Египтом и Израилем -ненужная война. Ни Египту не нужная, ни Израилю.
...В Тель-Авиве была распродажа картин. Аукцион. Картины выставлялись хорошие. И не очень хорошие. Но цены назначались высокие, а вздувались еще больше: весь сбор шел военным госпиталям. Наконец осталась последняя картина -- портрет 266"Голды Меир. Большой, написанный маслом. Разбитной молодой человек, проводивший аукцион, взял в руки портрет и сказал весело:
-- Ну, посмотрим теперь, сколько стоит наша 267"Голдочка? Раздался смех. Картину не купил никто...
Я вышел после распродажи на улочку. Узкая была улочка, две машины едва разойдутся. Навстречу друг другу мчались, каждый по своей стороне, два тяжелых военных грузовика. Посередине ехал на велосипеде парень в мятой солдатской форме, в высоких красных ботинках парашютиста. Он напевал что-то свое, он был счастлив и не скрывал этого. Руль пошатывался туда-сюда, парень вертел педали и пел. Зеленые крытые грузовики встретились и медленно, едва не касаясь друг друга, разошлись. Как они не смяли велосипедиста, -- один Бог знает!.. А он 268"прорулил, пропетлял между ними, не переставая напевать и, казалось, даже не замечая опасности...
Я смотрел вслед ему и подумал вдруг -- вот он, образ Израиля. Крутит педали парнишка между летящих навстречу друг другу гигантов, едва держась на своем петляющем велосипеде, который такие грузовики могут свалить, даже не зацепив, одной лишь воздушной волной. Катит себе, петляя, напевая от счастья, и, кажется, вовсе не думая об опасности, подстерегающей его ежеминутно...
Я позвонил Науму, спросил, нет ли новостей? Не объявился ли кто? Яша? 269"Сергуня? Он ответил кратко: -- Едем!.. Как куда? Ты не слышал радио? В аэропорт! Ждут первую партию военнопленных. Из Египта! Кто знает, все может быть!..
3. ДЕНЬГИ ДОРОЖЕ КРОВИ?
Когда я заехал за Наумом, у его дома стоял синий 270""фиат271"" 272"Геулы, и вот мы уже проталкиваемся по узким улочкам Тель-Авива в сторону шоссе, ведущего к аэропорту 273"Лод. У Геулы немалый опыт вождения в Израиле. И, тем не менее, она время от времени вздрагивает и покрывается потом; кажется, что бои, которые завершились на 274"Голанах и в Синае, перенеслись на израильские дороги. Из боковой улицы выскакивает на полной скорости 275""бьюик276"", набитый какими-то шальными ребятами. Солдатский 277""джип" встраивается в колонну, куда и воробью не протиснуться. Шоферу-солдату показывают из других машин руками, что о нем думают... На красноватом от ржавчины "форде" надпись: "Не перегонять!!! Я из сумасшедшего дома". Его перегоняют как ни в чем не бывало: все из сумасшедшего дома!
Улицы полны народу: война позади... Распахнуты двери магазинов, а в винном толчея, как в Москве за десять минут до конца торговли.
На шоссе 278"Геула вдруг чертыхается. "Смотрите!" -- говорит. На углу стоят солдаты с короткими автоматами 279""Узи" и длинными ручными пулеметами за плечами. Топчутся сиротливой толпой. Мимо них проносятся машины, -- ни одна не берет. Во время войны достаточно было солдату поднять руку...
-- Ну, не сволочи люди280"?!-- не может успокоиться Геула и 281"прит282"ормаживает, пропуская бешено мчащиеся автомобили, чтоб подрулить к солдатам. Мы еще далеко, а солдаты оживляются, выстраиваются в очередь. Берем двоих, девчушку в зеленом берете и парня с автоматом "Калашников" в руках. Наум интересуется, почему они заранее решили, что мы подъедем. -- У вас номер с белой каймой, -- отвечает солдат. -- 283"Олимы всегда берут.
Мы переглядываемся с Наумом.
Они тоже едут в аэропорт встречать пленных, и я... могу ли я удержаться, не спросить, что говорили им командиры о плене?.. Можно ли сдаваться? Не сч284"итается ли это трусостью? Или, не дай Бог, изменой? Солдат, курчавый, смуглый 285"сабра, не понимает вопроса.
-- Изменой чему?
-- Ну, присяге... Родине...
Он глядит на меня недоуменно, морщит лоб, не может взять в толк, чего я от него хочу. "Сейчас!" -- говорит девушка, и вынимает из своей брезентовой сумки инструкцию на папиросной бумаге. Наум медленно переводит: -- "Пункт первый. Если дальнейшее сопротивление бесполезно -- сдавайтесь в плен. Пункт второй. Не запрещается выступать по телевидению, радио; неважно, что вы будете говорить..." Старик ты слышишь?! Мать честная!.. "неважно, что вы будете говорить, важно, чтоб было видно лицо, названо ваше имя, старайтесь назвать большее количество имен товарищей, которые находятся в плену, таким образом смогут бороться за вашу жизнь и возвращение, - через красный крест..."
-- А! Вы русские! -- догадывается солдат. И он, и девчушка в зеленом беретике смеются.
Наум поджимает губы, разглядывает бумажку с обратной стороны: нет ли там каких-нибудь примечаний и оговорок? Нет, никаких примечаний нет, и он, пробежав инструкцию еще раз, отдает ее обратно.
-- Наум! -- говорит Геула негромко. -- А ведь мы действительно приехали из сумасшедшего дома! -- Всего только из соседней палаты! -- отвечает Наум, и теперь мы смеемся. Не очень, правда, весело.
У аэродрома половодье машин. Регулировщики загоняют наш "фиат" куда-то на траву. За барьер не пускают, но толпа все прибывает, шумит, теснясь; наконец, сносит преграду, и вот мы у края бетонного поля. Ждем на ветерке. Самолет опаздывает, я напоминаю Науму, понизив голос, слова 286"Дова: "со дна моря достанет" того, кто "добил" отца? -- Узнали, кто таков? -- Да!.. Тот самый, который еще до выступления отца кричал: "Не трогайте армию! Армия -- это нечто особенное287"!.."