Я буду держать тебя (СИ)
И он задал тот самый вопрос… рано или поздно он должен был спросить, всё так – про мужа.
15
Денис не хотел. Не хотел её жать. Не хотел, бля!
И так хотел!.. что-то на ненормальном?
Или – он кайфовал он неё, всякой. И кусачей злючки, бесящей и бесившейся, всклокоченной кошки, что шипела, царапалась… и хрупкого котёнка, такой вот маленькой, нежной, которую хотелось за пазуху запихнуть и никому не отдавать, не показывать даже.
Он не знал, что это за херня, не понимал, почему так, потому что никогда не было такого – впервые выворачиввало с мясом, когда он просто без.
Что за хуйня?
Просто потрахались. У неё были причины? Ему срать. Было хорошо. Больше ничего не надо. Причины… причины…
Только Денис и сам не верил в то, что говорил ей о мести – Ада не умела мстить. Он это просто знал.
Но и унять свою ярость не мог.
На неё?
На мужика этого, долбоёба, потому что с Адой нельзя так, нельзя – Дениса скручивает от мысли, что ей может быть больно, пусть сам сейчас херачит по ней… словами, действиями.
Сам мудак!
Злился на себя. И не мог остановиться, но и вдалбливаясь в неё прямо в коридоре этом, у него не было шанса отступить, потому что потекла башка его, наглушняк, а Ада была мокрая и отдавалась.
Эта её потрясающая отдача.
Что-то на космическом. И нормально или нет – пох. Как же пох!
Ада разошлась крышесносным оргазмом, Денис улетел за ней. Накрыл с рыком губами её рот, пытающийся хватать воздух – ему самому надо было дышать, но вкус крови из прокусанной ею губы, эти выдохи, стоны… мозги не просто в крошку. Это вообще что-то на безмозговом.
— Ты охуела такие пакеты таскать? – охереть, молодец, нашёл, что сказать.
Но правда, Ида притащила на себе больше десяти кило всякой снеди и его снова перекрутило, не сошла ещё ярость до конца. И он почувствовал, что сейчас снова натворит хероты.
— Дай мне свой номер, – ещё лучше…
— Зачем? – голос Ады пропал.
Она поправила одежду, посмотрела на него с вызовом. И Денис подумал, что не дасться, если она сейчас его будет выставлять, как посылала до того как… у них всё к этому сходится и её не может это устраивать, точнее её не устраивает что-то большее, вне этого?
А он переступил черту дозволенного.
— Я просто… сколько времени назад ты должна была вернуться? – и продолжал переступать, но остановить себя не получалось. Оказывается он на льду мог, а вот здесь… с ней, бля, с ней – не мог!
Она скинула кроссовки, попыталась взять брошенный пакет.
— Не трожь! – рыкнул Денис и взял пакет.
Ада повесила скинутые на пол свою куртку и его пальто. Прошла на кухню. Денис донёс туда же пакеты.
Внутри Сорокин замер – она его не выставляет. Не говорит, чтобы свалил и больше в её жизни не появлялся, пока не говорит – у него есть шанс на… что?
Бля!
— Держи, можешь себе набрать, – на маленькой кухне они разошлись с трудом, но Ада дала ему свой телефон, а рукой показала, куда положить пакеты.
Денис, не разуваясь, потому что боялся, что обратно его уже не пустят, очень осторожно сел на стул, набрал свой номер в телефоне женщины. Телефон в кармане джинс отозвался вибрацией. Хорошо. После этого он нажал на отбой в телефоне Ады и положил его на стол. Его телефон при включении взорвался звуком игры – очередной слитый ролик. И очень чётко и разборчиво ор Гусарева:
“Нет, Сорокин, бля! Удилин, ты что творишь?”
— Это вчерашняя игра? – обернулась женщина, поставив на плиту сковороду, когда Денис поморщившись смахнул приложение с видео.
— Она, – отозвался не весело. — Уже на куче пабликов спортивных, и… да везде, почти.
— Это плохо? – она поймала его настроение.
— Да, пофиг наверное было бы, если бы не вот это, – он ткнул в телефон, — Сорокин, сука, Сорокин… – передразнил, — и рожа моя разбитая.
— Что такого?
— По контракту мне нельзя играть в другие игры, тем более калечится в них играя.
— Но это же хоккей?
— Да, только я на лечении, восстановительный период, и если так бодро могу играть, то значит, какого хера ещё не в Калифорнии это делаю? Уже жду, что мне агент позвонит…
— Чем это может обернуться?
— Санкции, – пожал плечами Сорокин, — штрафы, могут устроить мне проверку, посадить на скамейку, выкинуть из основного состава, или в фарм-клуб играть отправят, пока я там не “докажу”, – он взял слово в условные ковычки, сделав жест пальцами в воздухе, — что готов играть на полную в основном клубе.
— А врач? Твой врач, он вообще разрешал тебе играть? – всмотрелась в него Аделаида.
— Какое это сейчас имеет значение?
— Что? Ты совсем? Денис, так же нельзя, это же — тебе зачем операцию делали, чтобы ты всё похерил на последних этапах восстановления?
— Ада, – фыркнул он, — хорош, да пох. Норм всё.
— Денис! – только она согласна не была ни разу.
— Мамочку выключи, малыш, правда, – ухмыльнулся Сорока и встретился с ней взглядами.
Вот теперь он кажется… что? Что он сказал?
— Мамочка? – переспросила Ада, побледневшая, злая, как сотня демонов, и кинула в него смесью замороженных овощей. — Вон, – рыкнула так, словно рубанула.
— Да хорош, эй! Детка…
В него полетала курица кажется. Он увернулся. А Аделаида схватилась за кружку.
— Детки, малышки, крошки – это ученицы у меня, ясно? Не смей меня так называть, никогда!
— Бля, Ада! – кружка полетела в Сорокина. Ударилась о стену и разлетелась на осколки.
Его перекрыло – для Дениса это было вышкой, жуткой, внутри заледенело – он откровенно попытался сделать к ней шаг, но только в ход пошла сковорода. Не полетела, спасибо, однако нагретая и в руке у яростной Аделаиды, тыкающей её в него – попал Сорока!
— Мамочка? Ты определись, Денис, малыш я, или мамка тебе! – он очень просчитывал ходы, которые можно было бы предпринять против Ады и горячей сковороды в её руках.
Натянуть рукава толстовки и попытаться остановить кухонное орудие, но и а есть не получится – обгоревшие руки ему вообще ни к чему.
— Вон, – припечатала она, открывая дверь, — и больше никогда, слышишь, никогда со мной даже разговаривать не пытайся. И спасибо за номер, буду знать, когда брать не надо, если у тебя хватит наглости мне позвонить!
— Ада, я не…
— Вон, мать твою! – она не орала, она не хуже него рычала, и как-то умудрилась, схватив его, вытолкать за дверь, защищаясь тем не менее всё ещё горячей сковородой.
И захлопнула перед его носом дверь.
— Ада! Да какого! Сука!
Он мог бы снести её дверь. В самом деле – это название одно, а не преграда. Только…
Да что за пиздец? Что? Выгнала? Да срать! Ему же легче – всё, разошлись! Всего доброго! Классный секс.
Не говорить с ней? Можно подумать, что она разрешала говорить с ней до всего этого. Нет же! Нет!
Сорокин почти ударил в полотно двери ладонью, но всё же остановил себя, рыкнул. Свалил.
Улица встретила холодом, потому что пальто осталось у Ады, но Денис не заметил холода, да и не стал бы возвращаться. Тем более, что документы и ключи от машины привычно положил в карман толстовки.
Он сел в автомобиль. Теперь уже можно было сорваться и руль принял на себя тот самый удар ладонью, который не приняла дверь Аделаиды.
Сукатвоюматьчтобтебя!
Закончил.
Денис. Это. Закончил.
Никаких проблем. Никаких!
Надо просто перегрузиться – бухло и еда! И… не быть одному – хотел забурится в клуб, но отчего-то оказался в магазине, накупив нереальное количество разнообразного алкоголя, и поехал к Козырю… и получается к Виталине? Да и срать – какое ему дело? Какое?
У каждого свой путь, так?
У Козыря. У Виты. У Ады… и у Дениса.
16
Ида на инерции какой-то вернулась в кухню, чудом не наступив ни на один осколок от кружки. Бросила сковороду в раковину, та зашипела, и это стало спусковым механизмом внутри самой женщины. Она опустилась на пол и расплакалась.