Волчье (СИ)
От сильных гребков приятно сокращались мышцы, длинные волосы оплетали спину, подобные водорослям, а сквозь прозрачную поверхность чистейшей воды лился завораживающий лунный свет, ласкающий кожу и заставляющий нежиться, словно от нежных прикосновений. Озеро было глубоким, дно лишь угадывалось где-то далеко внизу, а скалы мерцали острыми гранями. Мимо проплывали стайки блестящих, пугливых рыбок, я с интересом рассматривала окружающий меня подводный мир, а на сердце было так легко и спокойно, что я невольно засмеялась, наблюдая за тем, как рыбки бросились прочь от взвившихся вверх пузырей воздуха.
Легкие немного закололо, и я всплыла на поверхность, остервенело оттирая кожу. Пыль и грязь смывались просто, а вот спутанные волосы привести в порядок удалось не сразу, и я изрядно помучилась, раз за разом выполаскивая из длинных прядей мелкие веточки, листья и целые комья земли. С веток склонившейся к озеру ивы нарвала несколько листов, натирая ими волосы и с улыбкой наблюдая за тем, как светлые пряди приобретают зеленоватый оттенок, вновь нырнула, переплыв озерцо пару раз, чтобы тщательно сполоснуть шевелюру, и старательно оттягивая тот момент, когда вновь придется превращаться в волка, а после, осознав, что мне стоит возвращаться, пока пропажу Даэре не обнаружили, поплыла к берегу, где оставила полотно.
Набежавшая на несколько мгновений туча исчезла за густыми кронами, опять позволяя лунному свету пролиться на блестящую поверхность озера, под ногами заскрежетала гладкая галька, позволяя опереться на нее ногами, и я, найдя точку опоры, вынырнула из воды, тут же передернув плечами от ощущения холодного ветра, пробежавшего по телу. Шумно выдохнула, отфыркиваясь от воды, отбросила назад налипшие на лицо волосы, чувствуя, как скользят по коже ледяные ручейки, и осмотрела берег в поисках белоснежного полотна.
Одинокая фигура мгновенно привлекла внимание, и я тут же застыла каменным изваянием, позабыв обо всем другом.
Явно удивленный Боромир, непонятным мне образом забредший на берег этого восхитительного озера, кажется, совсем не ожидал, что из глубины уютного водоема неожиданно всплывет голая девица, и теперь стоял напротив, подняв на уровень груди левую руку. Судя по всему, до моего появления мужчина пытался развязать свой наруч, однако сейчас все было забыто, а серые глаза ошарашено всматривались в испуганные мои. Дыхание сперло где-то в горле, кончики пальцев чуть-чуть подрагивали, и я не могла пошевелиться. Все разумные мысли разлетелись из головы, как испуганные птички, и единственное, о чем я могла думать, так это о том, что стою сейчас абсолютно голой перед Боромиром, моей парой, которая…
Взгляд воина скользнул по мокрому телу, жадно подмечая каждый изгиб, от чего кожа горела жарким пламенем, вернулся к покрасневшему от смущения лицу, а после в серых глазах вспыхнула искра узнавания.
— Леди… — начал мужчина, будто бы сомневаясь в своих словах, а откуда-то слева послышался громкий треск веток и голос Арагорна, пробирающегося сквозь кусты, словно медведь:
— Боромир, ты здесь?
Гондорец рефлекторно оглянулся, отвлекшись от меня, а я, придя в себя и вновь обретя возможность двигаться, метнулась к уже знакомой иве, подняв целую кучу брызг, но уже мало заботясь о том, что обо мне могут подумать. Сердце колотилось, как безумное, волчица захлебывалась воем в груди, а в висках болезненно колотилась одна-единственная мысль — сбежать, укрыться, убраться, пока не стало совсем уж поздно. Мужские голоса слышались где-то за спиной, кажется, Боромир о чем-то спрашивал Странника, но слов я уже не разбирала. Молнией выскочила из воды, не обращая внимания на то, как колют босые ноги острые ветки и камни, с не меньшей грацией, чем Арагорн, ввалилась в густые кусты, и буквально свалилась на колени, кажется, сбив их в кровь.
На боль было легко не обращать внимания, а вот страх быть раскрытой вонзался в виски и душил изнутри, перехватывая горло. Я была не готова объясняться с Боромиром, была не готова открывать ему всю правду, и почти до слез была благодарна Страннику за то, что он спас меня, пусть и сам этого не зная. Мне оставалось лишь молиться о том, чтобы гондорец списал все увиденное на усталость, бред или головную боль, все равно! Лишь бы не понял, что случилось на самом деле, лишь бы не догадался…
Он ведь наверняка узнал меня, наверняка понял, кто перед ним.
— Превращаться в человека было плохой идеей, — прошептала я самой себе, а после, не желая больше рисковать, изогнула спину в болезненной судороге обращения. Медальон обжег нежную кожу, вырывая из груди громкий стон, и я лишь до крови прихватила губу, не желая издавать ни звука.
Впечатлений в последние дни мне и так хватило…
========== Глава 8 ==========
Уж не знаю, что планировал делать Арагорн, и почему мы не следовали первоначальной задумке переночевать в Лотлориэне и отправиться в путь с самого утра, однако когда спустя пару недель я открыла глаза и увидела над головой все то же изумрудное полотно с густыми вкраплениями серебра, стало понятно, что продолжать наш поход никто не спешит. Хоббиты, поначалу шарахавшиеся каждого громкого звука и просыпающиеся по ночам от малейшего шороха, очень скоро привыкли к ощущению полнейшей безопасности и вновь стали волноваться только о том, что будет на ужин, Гимли буквально сросся со своей трубкой, пропадая в густых клубах седого дыма, а Леголас, кажется, вполне довольный жизнью, наслаждался медитацией среди бесконечных густых ветвей величественных мэллорнов.
Хмурый Арагорн, на которого упала обязанность возглавить наш отряд, лишнего общения с друзьями не искал, погруженный в свои размышления, Боромира же я, прилагая титанические усилия, всячески пыталась избегать.
Неловкая встреча у озера все еще полыхала перед глазами, стоило смежить веки, вся та дурацкая ситуация то и дело прокручивалась в памяти, не отпускала и душила, как страшный сон, и я множество раз оскорбляла себя последними ругательствами, злясь за собственную глупость. Оскорбляла мысленно, разумеется, потому что найти в себе смелости вновь превратиться я не могла, и отчаянно надеялась на то, что мужчина спишет все на усталый бред, на игру воспаленного сознания, да на что угодно! Сомнительно, что хоть одна посетившая его мысль была близка к правде, и меня, если честно, абсолютно не интересовало, как он оправдает произошедшее. Главным для меня было совсем другое — верную волчицу, клубком сворачивающуюся у его ног, воин совсем не спешил отождествлять с обнаженной девицей, встреченной на озере, и я пока находилась в относительной безопасности.
Другое дело, что от собственных мыслей это не спасало, а от того, что Боромир с каждым днем становился все задумчивей и мрачней, легче мне не было. Опасаясь выдать себя не то, что действием, просто взглядом, я предпочитала наблюдать за мужчиной издалека, следила за каждым его движением из тени, прячась за густыми кустарниками и покрытыми мхом валунами, и то, что я видела, мне совсем не нравилось. Гондорец совершенно закрылся в себе, как и Арагорн, он не искал общения и редко присоединялся к отряду за ужином, а мои опасливые метания, кажется, и вовсе не замечал, будто забыв, что вообще обзавелся ручным волком. Что-то в нем изменилось, сделало его раздражительным и мрачным, и я почти физически чувствовала невидимую стену, возникшую между нами.
Особенно остро это чувствовалось в тот момент, когда я внезапно осознала, что нас окружают не только мужчины-воины, но и абсолютно очаровательные эльфийские девушки, которые, старательно удерживая на кукольных лицах маску надменности, не забывали томно взмахивать длинными ресницами, бросая взгляды на моих спутников. Арагорн на это не обращал никакого внимания, наверняка вспоминая красавицу-Арвен и трепетно сжимая в руках подаренную ею подвеску, Леголас с гораздо большей любовью смотрел на свой изящный лук, чем на поглядывающих на него эльфиек, а Боромир…
В ставших уже родными глазах цвета грозового неба постепенно разгорался пожар, объяснение которому я понимала, но отчаянно отказывалась принимать, волчица тоскливо выла в груди, ломая когтями ребра и заставляя задыхаться, а случайно увидев утром, как гондорец в рассветных сумерках покидает покои знакомой мне темноволосой красотки, я почувствовала себя так, будто в грудь мне вонзили зазубренное лезвие. Волк внутри захлебнулся на вздохе, растворяясь в крови болью, впервые в зверином обличии я сбилась с шага, запутавшись в собственных лапах, а в воспаленном сознании билась лишь одна единственная мысль.