Любовь в холодном климате

– Это безумие не для меня, знаете ли, и, уж конечно, не в такую погоду.
Но вот послышался шум автомобиля – скрип колес, низкий, густой звук рожка, – и дядя Мэттью, бросив последний взгляд на часы, уже начал убирать их в карман, когда на подъездной дорожке появился вовсе не маленький «стандарт» грозы голавлей, а громадный черный «даймлер» лорда и леди Монтдор. Вот это была действительно сенсация! Гости в Алконли наведывались нечасто. Всякий, кто опрометчиво проделал бы этот эксперимент, не увидел бы ни единого признака тети Сэди и детей, хотя сам дядя Мэттью стоял бы у окна, на виду, весьма неприветливо сверля взглядом приехавших, которым в это время сообщалось бы, что хозяев нет дома. Соседи давно оставили подобные попытки как безнадежные. Более того, Монтдоры, которые считали себя королем и королевой данной местности, никогда сами в гости не ездили, а ожидали, что люди будут приезжать к ним, так что с какой стороны ни посмотри – это выглядело весьма диковинно. Я совершенно уверена, что, если бы кто-то другой нарушил счастливое предвкушение послеполуденного одурманивания голавлей, дядя Мэттью зарычал бы на них, а возможно, даже запустил бы в них камнем. Однако когда он увидел, кто приехал, то на миг застыл в остолбенении, а потом бросился вперед – открывать дверцу машины, подобно сквайру старых времен, подскакивавшему к стремени своего сеньора.
«Ведьма», как мы сразу увидели, даже через окно, была в жутком состоянии. Ее лицо распухло и покрылось пятнами, словно она несколько часов рыдала. Она, казалось, совершенно не заметила присутствия дяди Мэттью и, выбираясь из машины, не удостоила его ни словом, ни взглядом. Сердито пнув плед, закрывавший ей ноги, она походкой древней старухи, на слабых подкашивающихся ногах, заковыляла к дому. Тетя Сэди бросилась к ней, обняла за талию и отвела в гостиную, с силой захлопнув дверь и ясно давая детям понять, чтобы они не совались. Тем временем лорд Монтдор и дядя Мэттью скрылись в дядином кабинете. Джесси, Виктория и я, огорошенные этим из ряда вон выходящим происшествием, остались взирать друг на друга круглыми, как блюдца, глазами. Но не успели мы начать строить догадки о том, что́ все это может значить, как подъехал рыбий специалист – точно, минута в минуту.
– Проклятый балбес, – говорил потом дядя Мэттью, – если бы он так не опоздал, мы бы уже начали к тому времени, как те приехали.
Специалист припарковал свой ничтожный автомобильчик в одну линию с «даймлером» и, счастливо улыбаясь, заспешил к парадной двери. В свой первый визит он скромно подъехал по задней дорожке, но успех его волшебства настолько расположил к нему дядю Мэттью, что тот велел ему в будущем подъезжать к парадной двери и всегда подносил перед началом работы бокал портвейна. Он, без сомнения, поднес бы и королевское токайское, если бы таковое у него имелось.
Джесси открыла дверь, прежде чем охотник на голавлей успел позвонить, и затем, пока он пил свой портвейн, все мы околачивались рядом, приговаривая: «Горький, верно?» – и не зная, за что приняться.
– Надеюсь, его светлость не болен? – спросил он, несомненно, удивившись, что не застал моего дядю, как обычно, грызущим удила в нетерпении. Впрочем, его гневный вид всегда сменялся радушным расположением, и он спешил хлопнуть специалиста по спине и налить ему вина.
– Нет, нет, надеемся, он появится через минуту. Он занят.
– Это ведь не похоже на его светлость, опаздывать.
Вскоре от дяди Мэттью поступило распоряжение, что нам надлежит спускаться к реке и начинать. Казалось слишком жестоким приступать к развлечению без него, но одурманивание должно было быть закончено до наступления сумерек. Поэтому мы, дрожа от холода, перебежали от дома к вре́менному укрытию в виде «стандарта» охотника на голавлей, а оттуда – опять под лютый натиск северного ветра, который прокатывался по долине. Пока мастер распрыскивал свое зелье по воде, мы заползли обратно в его машину, чтобы погреться, и начали гадать о причине необычного визита наших гостей. Мы просто умирали от любопытства.
 
– Я думаю, произошло падение правительства, – высказала свою версию Джесси.
– А почему леди Монтдор из-за этого плачет?
– Ну а кто теперь будет выполнять ее маленькие поручения?
– Скоро она приспособит к услугам и другую группу – на сей раз, возможно, консерваторов. Они ей на самом деле больше нравятся.
– А может, Полли умерла?
– Нет, нет, они бы тогда скорбели над ее красивым трупом, а не разъезжали на машинах с визитами.
– Может, они потеряли все свои деньги и переезжают жить к нам? – предположила Виктория. Эта теория показалась нам довольно вероятной, вызвав закономерное уныние. В те времена, когда люди были так богаты, а их состояния так безгранично надежны, для них было вполне обычным делом думать, что они на грани потери всех своих денег. И дети Рэдлеттов всегда жили под маячившей угрозой работного дома, потому что, хотя дядя Мэттью на самом деле чувствовал себя очень комфортно с ежегодным доходом в десять тысяч фунтов, он каждые два-три года переживал «финансовый кризис» и внутренне был совершенно уверен, что на старости лет окажется на приходском пособии.
Работа грозы голавлей была окончена, семя – рассеяно, и мы вылезли из машины со своими рыболовными сачками. Настал момент, который никогда не разочаровывал: берега реки заполнились людьми, возбужденно глазеющими на воду, и очень скоро бедная рыба начала, извиваясь, кишеть на поверхности. Я выловила пару рыб-гигантов, а потом еще одну, поменьше, и, как раз когда вытряхивала их из сачка, хорошо знакомый, дрожащий от гнева голос произнес у меня за спиной:
– Сейчас же брось их обратно, проклятая идиотка, – ты что, не видишь, что это хариус, Фанни? Боже мой, женщины… бестолковые… И не мой ли сачок ты прихватила? Я повсюду его искал.
Я не без облегчения рассталась с сачком. Десяти минут у воды на таком ветру было вполне достаточно. Джесси вдруг вскрикнула: «Смотри, смотри, они уехали!» – и я увидела проезжающий по мосту «даймлер». Лорд Монтдор очень прямо, почти с царственным величием сидел на заднем сиденье, слегка клонясь из стороны в сторону. Они обогнали фургон мясника, и я заметила, как лорд подался вперед и любезно отсалютовал водителю за то, что тот посторонился. Тепло укутанную леди Монтдор было почти не видно в углу. Все в порядке, они уехали.
– Идем домой, Фанни, – позвали мои кузины, опуская свои рыболовные орудия. – Тут слишком холодно! – крикнули они отцу, но он был занят тем, что запихивал в мешок гигантского голавля, бьющегося в предсмертной агонии, и не обращал на них внимания.
– А сейчас, – сказала Джесси, когда мы поднимались в гору, – пойдем пытать Сэди.
На самом деле нам не понадобилось никого пытать. Тетя Сэди буквально лопалась от новостей. Она стала более человечной и естественной со своими младшими детьми, чем была со старшими. Ее внушающая благоговейный ужас рассеянность, перемежавшаяся внезапными приступами суровости в соединении со вспышками ярости дяди Мэттью загоняли в подполье Луизу, Линду и мальчиков, так что их подлинная жизнь протекала в чулане достов. Но в отношении Джесси и Виктории тетя смягчилась. Сэди была по-прежнему столь же рассеянной, но никогда слишком суровой и стала гораздо более компанейской. Она всегда была склонна относиться к детям так, будто они одного с ней возраста, и младшие теперь извлекали выгоду из того, что Луиза и Линда были замужними женщинами, с которыми и при которых можно говорить откровенно.
Мы нашли Сэди и Дэви в холле. Она раскраснелась от возбуждения, а что касается Дэви, то он был так взволнован, будто обнаружил у себя какой-то захватывающий новый симптом.
– Ну, давайте, – потребовали дети, лица у которых светились вопросительными знаками. – Рассказывайте.
– Ты никогда не поверишь, – начала тетя Сэди, адресуясь ко мне. – Полли Хэмптон сообщила своей бедной матери, что собирается выйти замуж за Малыша Дугдейла. За своего дядю, представляешь! Ты когда-нибудь слышала о чем-то подобном? Несчастная Патриция еще не остыла в своей могиле…