Перебежчик (СИ)
— Бридж, например. Я понял.
— Отлично. Предлагаю выпить и перейти на ты.
Виктор Петрович достал из ящика стола бутылку коньяка и стаканы. Уинстон никогда раньше не пробовал европейский коньяк. Он знал, что этот крепкий напиток охотно пьют офицеры до адмиралов включительно, а низшие чины предпочитают водку. Что бы там ни было в бутылке, вряд ли оно хуже, чем джин «Победа».
Уинстон закинул в себя первый дринк «за знакомство». У русских вроде бы принято пить залпом. И тут же понял, что поступил неправильно. Русские смаковали коньяк мелкими глотками. Еще бы. Никакой сивухи и такое прекрасное послевкусие.
— Ну ты даешь, — неодобрительно сказал Степанов, — Это же не водка. Это тот самый «Белый аист», который выпускают для жуликов, чтобы они делали подарки начальству. Давай по второй.
Второй дринк пошел без спешки и разлился приятной теплотой в груди. Прекрасный напиток.
— Давай по третьей и пойдем, подберем тебе гардероб.
Степанов привел уже не арестанта, а гостя в костюмерную. У спецслужб всегда есть запас гражданской одежды на все случаи жизни. Смокинги и фраки и здесь ушли в прошлое. Русские надевали в театр темную пиджачную пару с черными туфлями и нейтральным галстуком.
— Что угодно джентльмену? — спросил костюмер, пожилой еврей, чем-то похожий на лондонского портного.
— Классический твидовый пиджак, однобортный, на трех или четырех пуговицах, не новый, — ответил Уинстон исключительно из вредности, потому что усомнился, есть ли у них что-то действительно английское.
— Отличный выбор, сэр.
Пришлось немного подождать, но совсем немного. И костюмер вынес ровно то, что спрашивали. Пиджак и брюки из темно-темно серого твида с мелкими серыми полосками. Eще кремовую рубашку и черные оксфордские туфли. И черный жилет.
Уинстон переоделся и подошел к зеркалу.
— Как раз Ваш размер, — сказал костюмер.
— По-моему, жилет лишний, — ответил Уинстон, — Он по стилю немного не подходит, и у пиджака ворот выше. Жилет даже не видно.
— Помилуйте, голубчик, разве можно ходить в оперу без жилета! — возмутился костюмер, — Николай Алексеевич, скажите ему!
Степанов немного задержался с ответом, как будто в оперу и без жилетов неплохо пускали.
— Что бы сказал по этому поводу Владимир Ильич? — продолжил костюмер, недвусмысленно обращая внимание на висящую на стене картину.
На листе размером с два альбомных старательной детской рукой был изображен Ленин, выступающий перед конными матросами, стоя на Мавзолее перед Кремлем. По традиции, вождя мирового пролетариата рисовали в расстегнутом пиджаке поверх жилета. Рядом стоял человек в зеленой одежде и вроде бы с курительной трубкой в руке, надо полагать, Сталин. Для непонятливых или для иностранцев художник подписал желтой краской на стене Мавзолея «Ленин Сталин».
Если верить иллюстрациям Министерства Правды, с трибуны на Мавзолее выступал еще IvantheTerrible, когда обещал поддержку королеве Елизавете против Английской Социалистической Партии. Уинстон попытался вспомнить, была ли Партия во времена короля Артура, и кто из рыцарей в ней состоял, но не вспомнил. Последние пару лет он мало интересовался творчеством бывших коллег.
— В оперу приличнее ходить в жилете, даже если его и не видно, — решил Степанов.
— Ладно, вам виднее, — ответил англичанин.
Мало ли какая у них мода. Жилет, хотя и жестковат, не помешает спокойно сидеть в кресле и внимательно слушать.
— Какие пожелания насчет галстука?
— Оксфордский, пожалуйста.
— Какой колледж? — невозмутимо уточнил костюмер.
— Big Brother’s college.
— Do you mean Queen`s college, sir?
— Yes, — удивленно выдохнул Уинстон.
Он знал, что колледж Большого Брата раньше назывался колледжем королевы. Слишком много следов из прошлого осталось незачищенными за годы после революции. Но почему об этом знает еврей из недр ГРУ? Может быть, он еще и правильный галстук принесет?
Черный с тремя белыми полосками. Прекрасно. Виндзорский узел. Отлично.
— Замечательно выглядишь, — к зеркалу подошел Степанов, — Настоящий джентльмен.
— Больше на разбойника похож, — грустно ответил Уинстон.
Действительно, после смерти Бонни он похудел и осунулся. Выросли короткие тонкие волоски вокруг лысины. Отстреленная мочка левого уха не отросла обратно, и шрам на щеке останется на всю жизнь. В последние три дня, полные работы с речеписом, он спал часов по пять, и под глазами набрякли мешки.
— На благородного разбойника, — уточнил Степанов.
— Главное, чтобы костюмчик сидел, — успокоил костюмер, — Женщины в приличных местах не на лицо смотрят, а на хорошие манеры. А шрамы мужчину только украшают. Наградную планку будем собирать?
— Будем, — ответил Степанов.
Уинстон удивился.
— Зачем мне наградная планка? Кого обманывать? — спросил он.
— Для поддержания легенды, — ответил Степанов, — Ты же не будешь представляться как океанский диверсант. Откуда у тебя этот шрам, например?
— И откуда?
— Повесим тебе «Без пяти минут».
— Что?
— Гражданскую «За отвагу» первой степени. За ликвидацию диверсионной группы. Ты же участвовал в ликвидации?
— Участвовал.
— И «Арктику» за службу на Северном флоте. На флоте срочную служил, во льдах ходил, морскую лексику знаешь. По возрасту подходишь.
— А почему без пяти минут? Без пяти минут что?
— Без пяти минут Герой.
— Ладно, тебе виднее.
— Иностранные языки кроме русского знаешь?
— Нет.
— А английские диалекты?
— Кокни, могу шотландский выговор пародировать.
— Хорошо. Будешь голландцем. Голландский язык наиболее похож на английский. Не могу же я представлять тебя русским как заморского шпиона. Скажем, что ты мой коллега и тоже секретный человек. Поймут правильно, любопытствовать не будут.
— Уинстон Смит явно не голландское имя.
— Будешь… — Степанов задумался, вспоминая голландские имена, — Снова Вениамин, так проще.
— Это голландское имя?
— Общеевропейское. По-английски будет Бенджамен. Наверное, оно из Библии, раз во всех языках есть.
— А фамилия?
— Фамилию не спросят. На вопросы личного характера и на вопросы по работе можешь тоже не отвечать. Секрет и все. Если что важное, я отвечу. А вообще, меньше говори, больше слушай.
Через два дня Степанов забрал подопечного из камеры, дал ему переодеться в новый костюм, вывез в парикмахерскую и в ресторан. Осталось заехать за дамами, а уже с ними — в оперу.
Вез их черный лимузин в стиле середины века, но в состоянии нового, отполированный и сверкающий хромом снаружи, с большими мягкими сидениями внутри. Водитель носил парадную военную форму с фуражкой.
— Дамы сядут на задний диван, а мы на откидные, — сказал Степанов и показал, как раскладывается сиденье, спрятанное в спинку водительского дивана.
— Интересно, что за даму вы мне нашли, — скептически ответил Уинстон.
— Уверяю тебя, она не только не сотрудница, но вообще не работает на государство.
— Так бывает?
— Да. А про «медовые ловушки» тем более речи быть не может.
Уинстон попытался придумать вариант, но не успел. Лимузин подъехал к гостинице в центре города.
За несколько недель, проведенных в центре крупного города, он еще ни разу собственно город и не видел. Из окна машины Ленинград производил впечатление, будто он намного моложе Лондона. Самые старые здания никак не старше девятнадцатого века. Улицы очень широкие, как специально для крупногабаритного общественного транспорта. В новых районах много пустого пространства.
— Почему такие расстояния между домами? — спросил он Степанова.
— Чтобы после ядерного удара между осыпавшимися домами смогли пройти танки, — ответил тот.
Жилая застройка использовалась для наглядной агитации. На крыше жилого дома — «Слава КПСС». У входа в церковь — «Слава Богу».
Портреты. Основоположники марксизма — Маркс, Энгельс, Ленин. Объединители Европы: итальянец Юлий Цезарь, немец Карл Великий, испанец Карл Пятый, француз Наполеон Бонапарт, русский Иосиф Сталин.