Сирена и Оракул (СИ)

Она снова тихонько рассмеялась, но смех этот не развеял напряжение, а скорее наоборот — сгустил его. Она чуть наклонилась ко мне, понизив голос до интимного шепота, от которого по моей коже вновь пробежали мурашки, только теперь они были вызваны смесью страха и чего-то еще, чего-то запретного и волнующего. Ее золотистые глаза смотрели прямо в мои, и я чувствовал себя кроликом перед удавом.
  
— Что я имею в виду, малыш Арти? — она использовала это странное, фамильярное обращение, которое резануло слух и одновременно вызвало странный трепет — все очень просто. Объясняю на пальцах, раз до тебя так туго доходит.
Она выпрямилась и принялась загибать пальцы, будто перечисляя пункты в каком-то безумном бизнес-плане.
— Во-первых — начала она, ее взгляд снова лениво скользнул по моему лицу, волосам, плечам, и я почувствовал, как щеки снова начинают гореть, — ты чертовски красив. Прямо как картинка из журнала. А я, знаешь ли, женщина в самом расцвете сил, и у меня, представь себе, еще не совсем атрофировалась потребность в красивых молодых мужчинах рядом. Пусть даже таких неопытных и наивных, как ты. Эстетическое удовольствие, понимаешь?
Я сглотнул. Ее откровенность обескураживала и смущала до глубины души, но где-то внутри, под слоями шока и праведного (или не очень?) возмущения, шевельнулось тщеславие. Она считает меня красивым. Легендарная Сирена Фоули.
— Во-вторых — она загнула второй палец, ее тон стал чуть более серьезным, но сарказм никуда не делся, — ты сейчас напряжен, как струна перед тем, как лопнуть. Посмотри на себя. Плечи каменные, челюсти сжаты. В нашей работе, малыш, умение расслабляться — это ключевой навык. Иначе сгоришь к чертям за пару недель. Нужно уметь сбрасывать пар. А хороший, быстрый секс — один из самых эффективных способов. Поверь моему опыту.
Она сделала паузу, давая мне возможность переварить сказанное. Расслабляться? Так? Это звучало дико, но…какая-то извращенная логика в ее словах была. Я действительно был напряжен до предела.
— И в-третьих — она загнула третий палец, и ее взгляд стал острым, как скальпель, а в голосе появились жесткие нотки, — в этом бизнесе, Арти, иногда приходится использовать все доступные инструменты. Абсолютно все — она многозначительно посмотрела на меня, и в ее золотистых глазах мелькнуло что-то темное, циничное, опытное — иногда твое тело — это твое главное оружие. Или твой пропускной билет. Думаешь, я получила Пулитцера только за красивые глазки и острый ум? Ха. Чтобы добраться до вершины этой помойки, мне пришлось…познакомиться поближе, скажем так, с доброй половиной влиятельных ублюдков этого города.
Ее слова повисли в воздухе тяжелым, неприятным осадком. Она говорила об этом так буднично, так цинично, что у меня внутри все похолодело. Она намекала, что спала с кем-то ради карьеры? Или это была просто очередная провокация, попытка шокировать меня? В любом случае, упоминание об этом в контексте ее предложения заняться сексом…сейчас…придавало всей ситуации совершенно новый, пугающий оттенок.
Я стоял, пытаясь собрать мысли в кучу. Шок, смущение, страх, любопытство, какое-то извращенное возбуждение — все смешалось в дикий коктейль. Часть меня кричала, что нужно бежать отсюда без оглядки. Другая часть, та, что была очарована ее силой, ее внешностью, ее обещанием сделать из меня лучшего журналиста, шептала, что нельзя упускать такой шанс, каким бы безумным он ни казался. И была еще третья часть, та самая, что отреагировала «чуть пониже пояса» при первом взгляде на нее, и эта часть сейчас была очень, очень заинтересована.
Преодолевая себя, заставляя язык шевелиться, я выдавил:
— Я…я понимаю, мисс Фоули. То есть…я, конечно…не против…в теории… — боже, что я несу? — просто…понимаете…у меня…ну…это будет в первый раз…вот так… — я запнулся, чувствуя себя полным кретином. Что значит «в первый раз»? Я не собирался вдаваться в подробности своей девственности или ее отсутствия, но хотел дать понять свою неопытность в подобных…спонтанных ситуациях — да и…у меня с собой нет…нужных вещей — добавил я совсем тихо, намекая на презервативы и чувствуя, как краска заливает уже не только щеки, но и шею.
Сирена снова рассмеялась, на этот раз искренне и громко, запрокинув голову.
— Ох, малыш Арти, ты просто прелесть! — воскликнула она, вытирая выступившую в уголке глаза слезинку — не волнуйся ты так. Во-первых, у меня всегда все с собой — она подмигнула мне, и это простое движение показалось мне верхом разврата и обещания — а во-вторых…всему остальному я тебя научу. Я же обещала воспитать из тебя лучшего. Это касается не только журналистики.
Ее слова прозвучали как приговор и как самое соблазнительное предложение в моей жизни одновременно. Прежде чем я успел что-либо сообразить или возразить, она шагнула ко мне, взяла меня за руку своей теплой, сильной ладонью — прикосновение обожгло меня, как электрический разряд — и потянула за собой в сторону неприметной двери в дальнем конце редакции, на которой висела скромная табличка «Подсобка».
— Пойдем, малыш Арти — сказала она все тем же низким, чуть хрипловатым голосом, в котором теперь слышались нотки нетерпения и предвкушения — первый урок начинается.
И я пошел. Мои ноги двигались сами собой, мое тело не подчинялось разуму, который все еще вопил об абсурдности происходящего. Я шел за ней, как завороженный, в маленькую темную подсобку, совершенно не представляя, что меня ждет, но чувствуя, что моя жизнь только что сделала самый крутой и непредсказуемый поворот.
Дверь подсобки захлопнулась за нами, погрузив нас в полумрак, пахнущий пылью, старой бумагой и чем-то еще — едва уловимым ароматом духов Сирены. Я едва успел оглядеться — какие-то стеллажи, коробки, старый пыльный матрас, брошенный в углу — как Сирена прижала меня к стене. Ее действия были быстрыми, точными и не оставляющими сомнений в ее намерениях. Все произошло как в тумане, одновременно пугающе и невероятно волнующе.
Мое тело реагировало прежде, чем мозг успевал осознать происходящее. Страх смешивался с первобытным желанием, неуклюжесть — с отчаянной потребностью прикоснуться к ней. Она вела меня, направляла, дразнила и успокаивала одновременно. Были моменты, когда я чувствовал себя абсолютно потерянным, неумелым ребенком, но ее уверенность, ее смешки, ее шепот на ухо («Вот так, Арти, да… не бойся…») каким-то образом превращали мою неловкость в часть игры. Она действительно нянчилась со мной, но это была странная, взрослая опека, пропитанная страстью и ее неизменным цинизмом.
А потом страх ушел, оставив только чистое, ошеломляющее ощущение. Это было…замечательно. Нет, больше чем замечательно — восхитительно. Я забыл, где нахожусь, кто я такой, забыл о редакции, о журналистике, обо всем на свете, кроме нее. Ее тело подо мной, ее руки на моей спине, ее тихие стоны, смешивающиеся с моими собственными сбивчивыми вздохами. Я смотрел на нее, на ее лицо в полумраке, на растрепавшиеся темные волосы, на приоткрытые губы. И ее тело…боже, ее тело было произведением искусства. Ни одна глянцевая модель из тех, что я видел в журналах, не могла сравниться с ней. Реальная, живая, теплая, отзывчивая. Особенно ее грудь — полная, высокая, идеальной формы, одновременно большая и невероятно подтянутая, она сводила меня с ума одним своим видом, а прикосновения к ней были чем-то запредельным. Каждое движение, каждое касание отзывалось во мне электрическим разрядом. И судя по тому, как она отвечала мне, как выгибалась навстречу, как крепче сжимала меня — удовольствие было взаимным. Я не знал, как, но каким-то чудом, под ее руководством, я смог доставить удовольствие этой невероятной женщине.
  
Когда все закончилось, мы лежали на том самом пыльном матрасе, тяжело дыша. Воздух был густым и горячим. Я чувствовал себя опустошенным и одновременно переполненным эмоциями. Сирена повернулась на бок, подперла голову рукой и достала из кармана пачку сигарет и зажигалку. Щелчок, огонек осветил ее лицо — спокойное, чуть насмешливое, с легким румянцем на скулах. Она глубоко затянулась, выпустила струйку дыма к тусклой лампочке под потолком.