Сирена и Оракул (СИ)

  
Горожанкин Владимир
 
Сирена и Оракул
   
Глава 1. Золотые глаза Оракула
 
Я поправил узел галстука, хотя в этом не было нужды, и еще раз пригладил идеально уложенные темные волосы. Сердце колотилось где-то в горле. Первый день стажировки в «Вечернем Оракуле» — самой зубастой, самой читаемой газете города. Мечта почти сбылась. Мои начищенные до блеска коричневые туфли тихо ступали по истертому линолеуму редакционного зала, пропахшего старой бумагой, кофе и едва уловимым запахом типографской краски. Черная жилетка поверх белоснежной рубашки и идеально отглаженные брюки в один цвет с жилеткой — я старался выглядеть профессионально, собранно, как человек, который знает, чего хочет. Хотя внутри все трепетало от волнения и предвкушения.
  
Главный редактор, мистер Хендерсон, грузный мужчина с вечно недовольным лицом и пятном от кофе на рубашке, едва удостоил меня взглядом. Он пробурчал что-то про «зеленых юнцов» и махнул рукой в сторону одного из самых больших столов в углу, заваленного стопками бумаг, старыми газетами и пустыми кофейными чашками.
— Морган, значит? Будешь у Фоули. Постарайся не мешать ей слишком сильно. И ради всего святого, не раздражай ее до обеда.
Фоули. Сирена Фоули. Легенда. Первая женщина во всем штате, получившая Пулитцера. Икона расследовательской журналистики. Мне предстояло учиться у лучшей. Я сглотнул, пытаясь унять дрожь в коленях, и направился к указанному столу.
И тогда я ее увидел.
Она сидела на краешке стула, словно хищница, готовая к прыжку. Все звуки ньюсрума — стук клавиатур, телефонные звонки, приглушенные разговоры — разом померкли. Она была…ошеломительна. Описание, которое я читал о ней, бледнело перед реальностью. Теплая, темно-коричневая кожа сияла даже в тусклом свете офисных ламп, создавая невероятный контраст с белоснежной блузкой. Пара верхних пуговиц была небрежно расстегнута, открывая взгляду ложбинку между пышными полушариями груди, обтянутыми тонкой тканью. Горчично-желтые брюки сидели на ней идеально, облегая сильные бедра и подчеркивая впечатляющую мускулатуру ног — было видно, что она не чужда спорту. Простой коричневый ремень перетягивал тонкую талию, делая ее фигуру похожей на песочные часы.
Ее волосы…густые, волнистые, невероятного, насыщенного темного цвета, были собраны в высокий небрежный хвост, открывая изящную линию шеи и волевой подбородок. Но глаза…о, эти глаза. Золотистые, с янтарными искрами, они смотрели пронзительно, будто видели тебя насквозь. В них читались ум, невероятная проницательность и что-то еще…какая-то усталая мудрость, приправленная цинизмом. Полные губы изогнулись в едва заметной, чуть насмешливой ухмылке. Она знала, какое производит впечатление. Она излучала силу и уверенность, которая заполняла все пространство вокруг.
И пока я стоял там, разинув рот, как последний идиот, мой мозг начал давать сбои. Все профессиональные устремления на мгновение испарились, вытесненные совершенно неуместными, но настойчивыми мыслями. В голове пронеслось что-то вроде: «Черт возьми, Морган, соберись!», но тело реагировало по-своему. Кровь прилила к лицу, а затем устремилась куда-то значительно ниже пояса, вызывая те самые «интересные желания», о которых не принято думать на рабочем месте, тем более в первый день, тем более рядом с живой легендой журналистики. Я восхищался ею — ее достижениями, ее репутацией, но прямо сейчас, глядя на нее, я восхищался и чем-то совершенно другим.
Она лениво подняла на меня свои золотистые глаза, окинула оценивающим взглядом с ног до головы, и эта ее ухмылка стала шире.
— М-да — протянула она низким, чуть хрипловатым голосом, от которого у меня по спине пробежали мурашки — а ты у нас чистенький. Прямо с иголочки. Рубашка белее снега, брючки без единой складочки. Даже туфли блестят. Скажи-ка, мальчик-красавчик, ты точно по адресу попал? Может, кастинг на роль в мыльной опере этажом выше?
Ее слова были пропитаны сарказмом, но голос звучал скорее забавляющимся. Я почувствовал, как щеки заливает краска.
— Я… Я Арториус Морган, мэм. Мистер Хендерсон сказал мне… что я буду вашим стажером — пролепетал я, чувствуя себя полным идиотом.
— Стажером? — она приподняла изящную бровь — моим? Очаровательно. И что же такой…холеный экземпляр забыл в грязном мире журналистики, где единственная награда — это язва желудка и хронический недосып? — ее взгляд снова пробежался по мне, и мне показалось, что она раздевает меня глазами, причем не в том смысле, о котором я только что думал, а скорее…препарирует.
Я собрался с духом. Пришел же я сюда не из-за ее внешности (хотя сейчас это казалось весомой причиной).
— Я верю в силу правды, мисс Фоули — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал тверже — я хочу рассказывать истории, которые имеют значение. Разоблачать ложь, бороться с несправедливостью. Я хочу…
Она расхохоталась. Негромко, но так обескураживающе, что я осекся на полуслове. Это был смех человека, который слышал подобные речи сотни раз и давно перестал в них верить.
— Бороться с несправедливостью? Мальчик мой, ты такой милый — сказала она, отсмеявшись. В ее голосе не было злости, только глубоко укоренившийся цинизм — мир — дерьмовое место, Морган. И пара газетных статеек этого не изменит. Люди лгали, лгут и будут лгать. А справедливость — это сказка для детей и наивных мальчиков вроде тебя.
Я стоял совершенно растерянный. Все мои идеалистические представления, вся моя тщательно выстроенная мотивация рассыпались в прах под ее насмешливым взглядом и циничными словами. Неужели все зря? Неужели она права?
Видя мое состояние, она смягчилась. Совсем чуть-чуть. Наклонила голову, снова внимательно посмотрела на меня.
— Эй, не вешай нос, красавчик — сказала она уже другим тоном, чуть более ободряющим — я вижу, огонек в глазах все-таки есть. Может, из тебя и выйдет толк. Под моим чутким руководством, разумеется. Я воспитаю из тебя лучшего журналиста в этом проклятом городе. Обещаю. Будешь рвать и метать, копать так глубоко, что черти в аду взвоют.
Ее слова, несмотря на все еще присутствующий сарказм, подействовали как бальзам на душу. Надежда вспыхнула во мне с новой силой. Сам Пулитцеровский лауреат обещает сделать из меня профессионала! Все мои сомнения испарились.
— Правда? Мисс Фоули, это…это невероятно! Спасибо! Я готов! С чего мы начнем? Какое мое первое задание? — выпалил я, чувствуя прилив воодушевления.
Сирена Фоули пожала плечами с видом полнейшего безразличия. Ее золотистые глаза снова хитро блеснули, а на губах опять появилась та самая ленивая, всезнающая ухмылка.
— Начнем? — переспросила она, задумчиво постукивая пальцем по столу — хм. Не знаю. Наверное…с быстрого, яростного секса в подсобке?
Я замер. Мир вокруг перестал существовать. Я просто стоял и смотрел на нее, чувствуя, как челюсть медленно отваливается. Кровь, которая еще недавно так бурно реагировала на ее присутствие, теперь, казалось, полностью отхлынула от лица, оставив после себя ледяную пустоту. Быстрый…яростный…секс…в подсобке? Я точно не ослышался? Это была шутка? Проверка? Или она серьезно? Судя по невозмутимому выражению ее лица — скорее последнее. Я стоял, как громом пораженный, совершенно не зная, что сказать или сделать. Мой первый день определенно принимал…неожиданный оборот.
Мой мозг отчаянно пытался обработать ее последние слова. Секс. В подсобке. Сейчас. Это звучало как бред сумасшедшего, как злая шутка, как что угодно, только не реальное предложение от моего нового наставника, легендарной Сирены Фоули. Я стоял, как истукан, не в силах пошевелиться или произнести хоть слово. Воздух вокруг будто загустел, и единственным звуком в моей голове был гул шока.
  
— Что?.. — наконец выдавил я, голос прозвучал сипло и неуверенно — что…что вы имеете в виду, мисс Фоули?
Я надеялся, отчаянно надеялся, что она сейчас рассмеется и скажет, что это была просто проверка на стрессоустойчивость, идиотский розыгрыш для новичка.