Патриот. Смута. Том 4 (СИ)

Он стал спина к спине с атаманом, тоже упер руку в оружие.
Вот так выходит, остальные то даже и не в курсе. Это хорошо. Непричастных трогать не будем, меньше потерь.
— Атаман, что тебе нижегородец сделал? — Смотрел на него сурово. Ответа ждал. — Зачем его убить приказал? Клятву нарушил. Людей своих на виселицу отправил.
Казаки, что были при своем лидере, еще больше занервничали. Драться им совершенно не хотелось, руки приподнимали, отстранялись от своего предводителя, отходили на шаг, другой в сторону. Давали понять, что они хоть и его люди, но против воеводы не идут, не думают.
  
Один прогудел как-то нервно.
— Воевода, мы это… Нам приказали атамана сопроводить… Мы и, это… — Он сбился, смешался, закашлялся. — Мы сюда пришли, значит… А здесь эти…
Он махнул на Чершеньских.
— Не пущают… Мы не понимаем, чем прогневали… Чем воевода?
— В сторону, боец. — Произнес холодно. — Атаман твой предатель. Убить меня хотел и гостя моего. Хотя, клятву, как и вы все давал.
Люди доселе все еще верные своему лидеру, уставились на него. И почти сразу все, кроме одного отошли на несколько шагов. Все тот же казак проговорил сбивчиво.
— Мы это, воевода… Мы не… Атаман он наш… Но коли так… Мы за тебя, за… Мы же клятву того, этого. Мы не знали.
— Полно. — Я поднял руку. Обратился к атаману, замершему вблизи мостков. — Давай, кайся перед братами своими. Зачем их подставить хотел. На предательство повел.
— Все равно в петле висеть. — Процедил он. — Что же ты за черт, Игорь Васильевич Данилов. Как все знаешь, как понимаешь.
Слышалось в голосе его злость и сокрушенность.
Справедливости ради твоя задумка была ну совсем какая-то примитивная. Людей жалко. Это да. Ты пятерых на разбой и предательство подбил. В тереме трое, с конем один и здесь еще один.
Да еще и стрелец погиб по твоему умыслу и один ранен. Но вроде не сильно. Нижегородцу тоже досталось, но жить будет. Надеюсь.
Уже после боя потери у нас. Что за дурость.
— Атаман, смерть разная бывает. — Проговорил я спокойно, вытаскивая саблю. — Можно просто в петле, как холоп. Можно как воин от клинка острого. А можно и между лошадями растянуть или между соснами.
Не хотел я пытать этого человека, но узнать, почему он затеял это, было нужно. Может, кто-то еще вовлечен в эту авантюру.
— Пугаешь. — Процедил он зло сквозь зубы. Озирался, смотрел, куда бы убегать, но выхода не было.
— Нет. Говори как есть. Я уже тебя пять раз убить мог. Понять хочу, чем тебе нижегородец насолил. — Выкрикнул резко. — Говори!
  
Глава 3
 
Окруженный атаман полковых казаков оскалился, ощерился как волк и закричал:
— Миничь этот… Тварь он! Торгаш! В Нижнем Новгороде мясом торгует. Стада у него и деньги. Наемников собрал и…
Сбился, злость так бушевала в нем, что даже говорить не мог, ярился. Я воспользовался заминкой, ответил.
— Так, эти наемники русские люди, они ляхов бьют. Как я слышал. Да и какие они наемники, наши служилые, на жаловании у него.
Глаза атамана вращались, злость переполняла этого человека. Вот-вот и кинется в драку. Безысходность сводила с ума.
— Отца он у меня убил. Понимаешь! Воевода! Понимаешь! — Выкрикнул атаман. — А еще! Казна у тебя. Казна! Знаю я! Вот и сошлось все. И его, и тебя порешить и жить, как прежде!
Казак рассмеялся злобно, хрипло, будто кашлял. Чуть не задохнулся, захрипел, продолжил после краткой паузы, выхватывая клинок.
— А татары ушли! Отсидимся тут, в Воронеже. — Махнул клинком, зажатым в руке. — На север зовешь! Да⁈ Ходил я под Иваном Болотниковым. И что? Толку! Отец за ляхами пошел и тоже… — Загудел, завыл, будто волк. — Ууу… Я жив, а он нет! Ведешь нас, гад! На убой. Москаль! Гад!
— Я русский воин. — Двинулся на него не спеша. — Я вас против татар вел и победил. А ты! — Начал чеканить слова. — Трус! Лжец! Вор! Убийца! Бросай оружие, сабли скрестить с тобой негоже. Предатель ты, а не боец.
— Я за тебя бился! Я на холме дымом дышал! Чуть не издох! А ты, что ты⁈ Что дворянчики твои? Пока мы там, что они?
— В бою все равны! — Каждое слово выделил я четко.
Был уже близко, чтобы резко дернуться вперед, сократить дистанцию и нанести удар. Резко он кинулся вперед. Хотел рубануть, но я ждал чего-то такого. Ушел с линии быстрым и плавным движением. Секущим ударом с силой атаковал сбоку. Свистнул воздух, клинок обагрился кровью. Она полилась на землю.
Кончиком острой стали я рассек атаману горло слева. Он начал хрипеть, заваливаться.
— А. Ааа! — Заорал его напарник, что стоял ко мне вполоборота. Он контролировал пристань, ожидал удара оттуда или выстрела от казаков и охраны, замерших на сходнях.
Рванулся к воде.
Шаг, два, три.
Громкий бабах и клубы дыма, резкий кислый запах. Василий Чершенский оказался хорош в деле с пистолетами. Парень, который собирался уже прыгать покачнулся, вскинул руки. На спине его расплывалось багряное пятно. Он рухнул в болотную жижу близ сходен.
Я покачал головой, вздохнул, начал протирать клинок. Смотрел на валяющегося у ног атамана полковых воронежских казаков. Теперь нового ставить или выбирать им самим дать. Здесь подумать надо.
Васька крякнул, прям как утка, сплюнул.
— Собаке песья смерть. — Хохотнул. — Клятву дал, клятву взял. — Сморщился, скривился. — У нас так не принято, у казаков. Честь нашу вольную, людей свободных он опозорил, браты. Хоть и не донец он, а служилый по прибору. Противно. — Он сморщился еще сильнее, отвернулся и тут же пустился в пляс. — Надурили казака на четыре пирожка, думал он про пятый, но остался с лаптем.
Странная версия русской поговорки про обман. Но, сам говорящий уже давно зарекомендовал себя, как чудак и шут.
— Нового атамана выбирать теперь. — Проворчал Тренко. — Недовольны казаки будут убийством.
— Надо еще прочих заговорщиков повесить.
— Надо. — Проговорил, вздыхая Григорий.
Неудачная и плохо организованная попытка моего убийства и саботажа провалилась, почти не начавшись. Червешнские, поняв, что все закончилось, двинулись к себе в лагерь, а мы стали подниматься на холм. Полковые воронежские казаки, поглядывая на нас, подняли тела атамана и товарища. Понесли их к своему лагерю.
Перечить не стал. Хоть и предатель, но все же командовал он ими, да и бились они вместе. Пусть похоронят, как обычай их того требует.
Мы отрядом быстро поднялись. Здесь уже Ванька ко мне подбежал, вел под уздцы коня.
— Хоязин, хозяин! Я нашел! Я проверил, хоязин. — Тараторил Ванька.
Глаза его говорил, что он действительно что-то обнаружил. Человек, приведенный Яковом, доставил схваченного злоумышленника к оставшимся в живых после нападения. Моего скакуна он передал слуге и тот, пока я разбирался с атаманом — заговорщиком, провел нужные исследования. Все, как я и поручил — отлично.
— Чего там, Ванька? — Спросил, сам осматривая скакуна. Выглядел он неплохо, но почистить и накормить надо.
Парень сменил пылкий, радостный тон на грустный, замялся, глаза опустил.
— Убить вас хотели, хозяин. Седельный ремень подрезан. Влетели бы в седло и на все скаку. — Он рукой показал жест, видимо, значащий падение с лошади. — У-у-ух, головой о землю.
— Еще чего, оружие?
— Испортили аркебузу вашу. — Он вздохнул тяжело.
Мне тоже это не понравилось совсем. Ценное оружие испоганили, гады. Слуга продолжал:
— Я глянул, хозяин, но тут сложно. Лучше кузнецам в Воронеже показать или господину Филарету, но человек умудренный. Но, думаю я, что механизм так сделан, чтобы взорвался бы при стрельбе.
Хм. Если бы не ремень, то при стрельбе взрыв. Точно мог вылет из седла или лицо опалить, ослепнуть. Только, а за кем я гнаться-то должен был? Татары все на месте же. Ремень, ладно, сяду, поскачу, слечу. Но стрельба. Может еще какой-то заговорщик среди них был, который татарина убегающего изобразить должен был? Или что? Ждали бы, когда я просто пальну? Странная затея вся эта, какая-то кривая, косая. Делали наспех не думая.