Патриот. Смута. Том 4 (СИ)

Не прошли и сотни метров, примерно полпути до степняков, как из-за деревьев выскочил казак. Молодой, совсем какой-то помятый, ошалелый, нервный. Вел он под уздцы моего боевого коня в полной экипировке. Скакун вел себя неспокойно, всхрапывал, мотал головой.
Лицом парень был раздражен, постоянно то туда, то сюда глядел, прислушивался. Ну и удивленным сильно казался. Даже трясся немного.
  
А… Заждался ты дружок, все ясно. Думали вы, что сразу здесь появлюсь. А оказалось, уже после стрельбы пришел и не сбоку, от казаков донских, а сверху от острога. Не по плану.
Я двинулся к нему, улыбнулся.
— Что случилось, боец⁉ — Спросил громко, радушно смотрел на него.
Хотя внутри злость клокотала. Но рано, пока рано.
— Воевода, татары!
Идущие за мной люди, переглянулись. На лицах их возникло удивление.
— Татары, воевода, удрали. — Продолжил чуть заплетаясь языком молодой боец. — Нашего одного порешили, развязались они… Значится раз и… И бегом. Надо в погоню идти… — Говорил он все более неуверенно, голос подводил. — Вот, конь ваш, воевода.
Эх, вы что действительно решили, что это сработает? План был другой, но появление Нижегородца, видимо, смешало его, заставило действовать быстрее, и все стало валиться. Налет глупый, конь этот, татары, которых, судя по всему, никто не видел бегущими.
Вся постановка трещала по швам.
— Да, молодец, мчаться же надо! Собратья, давайте вниз, тоже за конями.
Доспешные как шли, так встали, замерли удивленные, Григорий понял, что я это все для отвода глаз делаю. Чтобы не случилось ничего. Решит еще этот казачок молодой да засланный пальнуть в меня из чего-то нехорошего. А мне вот это вообще не нужно.
Подошел к нему, взял коня под уздцы.
— Молодец. — В глаза смотрел.
Опустил взгляд, проговорил сбивчиво.
— Рад стараться, воевода. — Попытался вытянулся тот по струнке, но получилось кривобоко. Нервничал сильно. Ждал, когда влезу.
Я начал поворачиваться, чтобы запрыгнуть в седло, и резко развернулся. Что есть силы, целя снизу вверх врезал ему апперкотом в челюсть. Тот глаза вытаращил, возможно, язык прикусил и отлетел на пару метров. Понял, только когда боль испытал — что уловка не прошла.
Резко отскочил с места, где стоял. Вжался в коня, ждал выстрела его второго номера, но тишина. Видно, надеялись они меня так провести.
Повернулся к сотоварищам. Приказ отдал:
— Этого дурака связать, коня осмотреть, оружие проверить. Ваньке моему передать для повторной проверки. Ясно? —
Бойцы, приведенные Яковом переглянулись, закивали.
— Один тут, остальные за мной!
Оставили служилого человека с моим конем и потерявшим сознание от удара парнем. Сами двинулись дальше быстрым шагом. Шли, чуть огибали кусты. Именно в них и прятался этот казачок, дожидался меня на пути к пленным.
Скоро оказались вблизи лагеря связанных степняков. Татары — кто сидел, кто полулежал. Все Связанные, к деревьям примотанные. Здесь особо не забалуешь. Друг к другу не подползешь. Жестко, очень, но по-другому нельзя. Конвенций о содержании пленных еще не придумали — это раз. А второе — они же могут бунт поднять. Автоматического оружия-то нет, чтобы сразу двоих, троих положить при нападении. А из пистолета — ну одного, второго саблей еще попробуй зарубить. Шансы на побег в это время побольше будут, чем в привычное мне время, при условии, что не связан пленник. Поэтому, крутили жестко.
Запах стоял неприятный. Человеческие испражнения, пот, боль, кровь, гной. Кто-то стонал, всхлипывал, канючил — скорее всего, мамку звал или пить просил. Война для всех не мать родная. После боя всем от ран тяжело.
Но, мы вас сюда не звали. Сами пришли.
Огляделся, увидел Серафима, махнул ему. Он сразу же двинулся ко мне.
— Воевода. Тут все тихо. А там пальба, наверху, потом Тренко рысью с людьми вниз побежал. Я ему кричу, а он мне, потом. Торопился. Что твориться? Воевода.
— Татары бежали? — Ответил я вопросом на вопрос. — Потери есть?
Он брови насупил, ждал разъяснений, а получил иное.
— Наши все целы. Охрана. Говорят все тут, никто не утек.
— А кричал кто?
— Да пес его знает. Неясно. Дозорные, что здесь, говорят чуть выше. Но они проверять сразу-то не кинулись, думали ловушка какая-то. Сразу озираться стали, нападения ждали. Ну и мы тут подошли почти сразу. Проверять стали. Считать.
— Ясно. — Я улыбнулся. — Отпускай людей. Хочешь, в лазарет возвращайся, а хочешь, со мной пойдем, виновника всего этого хаоса словим.
Он приподнял бровь, уставился на меня еще более пристально. Молчал.
— К острогу его скоро притащу, так что, по желанию. — Улыбнулся батюшке, а идущим со мной проговорил. — Двинули… Хотя…
Вновь обратился к священнику:
— Серафим, давай лучше Богатура и беев, кто здесь из них, главный из всей этой своры отбирай и к острогу. Всех поднимите, сажайте у входа. Говорить будем.
— Сделаем, воевода. — Серафим кивнул.
Мы же двинулись к табунам, что паслись внизу и реке, что поблескивала дальше.
За просекой на мостках я видел, как идет настоящая свара, перепалка. Атаман полковых казаков с десятком бойцов что-то доказывал охране лодок. Рядом стояли Чершенские с двумя десятками своих людей. Вооруженные, снаряженные, готовые в бой кинуться. Братья перегородили подход, встали на сторону охраны и, судя по всему, крыли благим матом пришедшего воронежского казачьего атамана. Тот ярился, но сделать ничего не мог. Отдавать приказ к бою не решался, в меньшинстве был.
Хорошо, что я их послал. Вовремя подоспели и время выиграли.
А со спины к беглецам уже подошел небольшой отряд Тренко. Стоял, наблюдал, тоже готовый к драке. Отсек он полкового атамана от лошадей, как второго варианта бегства.
Внезапно донцы и дети боярские сработали в тандеме, и сотник в дела не лез. Приказал наблюдать, что дальше будет.
Все меня ждали, чтобы конфликт разрешить.
Мы пробрались через просеку, полную коней. Животные стояли кучно. Седла были сложены рядом с каждой из таких небольших групп. Служилые люди таскали им камыш от реки, вычесывали скакунов, поглядывали на происходящее у мостков. Но, в дело не вступали. Там и так сил много, сами разберутся, а здесь дело важное — лошадей накормить, да в порядке держать.
— Что происходит? — Я подошел со своими людьми, решил сыграть под дурачка. — Говорят, татары утекли, здесь, что ли хотели пройти, по реке?
Тренко чуть повернулся, услышав мой голос, кивнул. Суровое его лицо стало чуть более спокойным. Чувствовалась в нем мысль — р раз пришел главный, сейчас все и решится.
Атаман дернулся, резко обернулся ко мне, уставился удивленно.
Я чуть в голос не заржал, смотря на его выпученные глаза. Сдержался.
А ты думал, что твоя глупая затея выгорит? Дураку ясно, что подстава какая-то. Даже если бы и утекли татары, то сколько? Трое, пятеро и что их всем лагерем искать и это именно моя задача, что ли? Да, я дюже додельный человек. Тут не денешься никуда. Но, чтобы за пленными лично гоняться — дудки. Может, за самим Богатуром еще ладно. Но он под персональной охраной.
Да, к тому же, я их и так отпускать собрался. Так что толку в этом как-то мало. Совсем.
— Что происходит? — Повторил я свой вопрос, буравя взглядом полкового атамана.
— Мы в город идем, воевода. Ранен я. — Тот указал на тряпку, которой была перемотана голова. — Бит. Ты же сам говорил. Раненных туда. Филка пушки свои пока спустит, мы уже вернем лодки. А пока часть добра перевезем. Люди меня и имущество сопроводят как раз. Мало ли что.
— Атаман, боишься, что лошадь тебя растрясет?
— Да что ты с ним… — Начал было Григорий, не выдержав.
  
Я руку вскинул, и собрат мой осекся, замолчал.
Предатель положил ладонь на эфес сабли. Сопровождающие его люди переглядывались растерянно. Они не понимали, что происходит. Все, кроме еще одного. Признал я того бойца, что ночью спорил со мной из-за добычи. Затаил, значит, злобу. Ясно.