Арабская ночь. Табу на любовь (СИ)

И, разумеется, именно в этот момент он приоткрывает один глаз, словно знал, что я его изучаю.
Он ловит меня на мысли, которую я как раз успела закончить:
он — самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.
И я влюбилась. По уши.
Глупо, быстро, необратимо.
— Дорого бы отдал, чтобы прочитать сейчас твои мысли, — произносит хриплым, еще сонным голосом.
— Они о завтраке. Я очень голодная, — отвечаю, едва не запнувшись.
  
— Почему я тебе не верю? — тянет лениво, не сводя с меня взгляда.
— Мне нужно в душ, — бросаю наспех и фактически сбегаю в ванную.
Холодная плитка, пар, шум воды помогают чуть выровнять дыхание.
Привожу себя в порядок, заворачиваюсь в полотенце, возвращаюсь в комнату.
Пар еще тянется за мной тонким облаком, а влажные волосы липнут к щекам и шее.
Полотенце держится лишь на узле над грудью, и каждый шаг предательски ослабляет его хватку, заставляя ткань медленно скользить по коже.
Юсуф уже не лежит, а полусидит, опершись на локоть. Его взгляд прицельный, темный, прожигает меня до самого нутра. Сонливости в нем нет и следа: только сосредоточенность и откровенное желание.
— Ты делаешь это нарочно? — его голос низкий, с хрипотцой.
— Что именно? — изображаю невинность, хотя сердце бьется так громко, что сама его слышу.
— Ходишь по каюте в одном полотенце, делая вид, что не замечаешь, как оно вот-вот упадет, — растягивает слова, словно смакуя.
Уголки его губ поднимаются, не в улыбке, а в хищной отметке того, что добыча близко.
Полотенце и правда начинает сползать. Я хватаюсь за него, но он уже встает, идет ко мне. Два шага.
Еще один.
И вот он вплотную, так близко, что мое дыхание упирается в его грудь.
Пальцы касаются края полотенца, едва играя с тканью, и в этом движении — обещание, что именно он решит, когда оно исчезнет.
— Знаешь… — шепчет у самого уха, — все утро жалею, что ты проснулась первой. Хотел разбудить тебя по-другому.
Разворачивает меня спиной к себе, пальцы медленно скользят по плечам, оставляя теплые дорожки. Слышу его глубокий вдох, он будто пытается запомнить мой запах.
Полотенце падает само, его ладони находят мою талию, притягивают ближе. Губы касаются шеи, сначала осторожно, потом жарче, двигаясь вниз по позвоночнику.
Ладони скользят по бокам, неторопливо спускаясь все ниже, уверенно, но без спешки, неторопливо изучая каждую линию.
Поворачиваюсь к Юсуфу, мы встречаемся взглядами и я замираю. Кажется, он видит все, что я боюсь сказать вслух.
— Слава, — произносит мое имя нежно, заставляя затрепетать. — Ты не понимаешь, что делаешь со мной.
Я могу сказать о нем то же самое. Едва дышу, готовая раствориться в этом утреннем тепле, желании, но он вдруг усмехается и… отпускает.
— Но ты голодная, — тихо добавляет. — Сначала позавтракаем. Наверху уже все готово.
Мои мысли переключаются на насущное. В чем мне выйти на палубу?
Но и тут все предусмотрено. Юсуф открывает шкаф. Покупки для меня, что я оставила на его вилле — развешаны здесь. Все как обычно очень четко продумано. Белье, обувь, платья, шорты и блузки. Я выбираю наспех кремовый сарафан.
Юсуф быстро натягивает тонкие плавательные шорты. Больше ничего не добавляя, тянет меня за руку, к лестнице.
Мы выходим на залитую солнцем палубу, я только успеваю подумать о солнечных очках, а араб направляется к корме, и вдруг, как мальчишка, разбегается и ныряет вниз! Я вскрикиваю, сердце подпрыгивает к горлу. Всплеск — и вот он уже всплывает, встряхивает мокрые волосы, смеется, как будто море — его родной дом. Красиво до невозможности. Сжимаю пальцами виски, унимая дрожь, и тоже улыбаюсь сквозь все еще трепещущий внутри страх.
— Это у тебя вместо традиционных утренних процедур? — спрашиваю, подавая ему полотенце, когда возвращается на яхту.
— Типа того. Очень бодрит.
Персонал на яхте крайне ненавязчив, почти незаметен. И я уверена, что это тоже по распоряжению.
Завтрак ждет нас под тентом. Белая скатерть с легким перламутровым отливом, тонкий фарфор, узкие высокие бокалы с апельсиновым соком. В центре — блюдо со льдом и ягодами: клубника, малина, черная смородина. Рядом тарелка с горячими круассанами, которые хрустят при одном прикосновении, маленькие баночки свежего джема, соты меда и сливочное масло в серебряной розетке. Мужчина в белой униформе приносит с кухни тарелки со скрэмблом и лососем, авокадо и два кофе — густой, бархатный, и капучино для меня, с крошечной сердечной пенкой.
Солнце припекает так жгуче, что даже под навесом чувствуется его тяжелое дыхание; ветер шевелит край тента, по столу пробегают теплые блики. Яхта мягко вздрагивает, когда капитан дает ход, и вода вокруг мгновенно превращается в расплавленное стекло. Мы трогаемся. Меня на секунду охватывает холодная паника: мы возвращаемся? Я вдруг понимаю, что отчаянно не хочу обратно. Хоть ненадолго остаться в сказке. 
— Все нормально? — Юсуф замечает, как я крепче сжимаю чашку.
— Да, просто… — глотаю кофе. — Жарко.
Он не верит, конечно, но не давит. Наклоняется, пододвигает ко мне тарелку с манго.
— Попробуй.
— Да, очень вкусно.
Мы какое-то время молчим: слышно, как ветер стелется по парусине тента, как где-то внизу лязгают тросы. Потом Юсуф начинает расспрашивать меня. Самые невинные вопросы о прошлом. Любимый предмет в школе. Чем еще мне нравилось заниматься. Моя профессия.
— Мне всегда нравились цифры. Я люблю логику. Может потому что мама у меня наоборот очень творческая. Она балерина. Мы с ней совсем разные.
Неожиданно рассказываю историю как меня обманом вернули домой из отпуска.
— Мама придумала целый спектакль. Это было ужасно. Я так за нее переживала. А потом узнала, что все — ложь. Не знаю как мы дальше будем общаться.
Юсуф задерживает дыхание, потом признается:
— Я был уверен, что ты уехала из-за меня. Что я перегнул.
— Нет… Наоборот, — отвечаю искренне. — Мне было больно думать, что никогда больше тебя не увижу. Хотя я уверяла себя, что это неважно. Короткая курортная история.
— И сейчас так думаешь?
— Не знаю… — отвечаю уклончиво, хотя чувствую, что ему важен ответ на этот вопрос.
— Мне жаль, что твоя мама так поступила, — он не давит, не цепляется за слова. Дает мне пространство.
— Да, это больно. Но это моя мама. Другой не будет. Как бы ни было тяжело, я все равно скучаю по ней, — улыбаюсь виновато. — Скоро придется вернуться.
— Почему?
— Ну, работы здесь у меня уже нет. После устроенного Андреем меня точно не оставят.
— С чего ты так решила? — спрашивает спокойно, почти мягко.
— Разве может быть иначе? — пожимаю плечами. — Какой смысл держать человека, который доставляет проблемы, — запинаюсь, глядя на его руки, и отводя взгляд. — В общем, я все испортила.
Юсуф откидывается на спинку, некоторое время изучает мое лицо.
— Если ты хочешь вернуться в отель…
— Нет, — перебиваю его резко.
— Хорошо. Я рад, — не могу не улыбнуться. Пальцы скользят по бокалу с соком. Делаю несколько глотков. Яхта мягко режет волны, и на секунду мне кажется, будто мы вдвоем наедине с этим блестящим миром — без берегов, без будущего, без прошлого. Только солнце, соль на губах и человек, ставший неожиданно очень дорогим и близким рядом.
— Знаешь, я в детстве обожала читать. Когда мама ссорилась с очередным любовником, я пряталась под столом, или на подоконнике. Я читала книги про приключения, про пустыни и моря и думала, что когда-нибудь уеду туда, где меня никто не найдет. Кто бы мог подумать, что смогу осуществить это в реальности?
— Мечты должны сбываться, — тихо отвечает араб.
  
Отворачиваюсь, делаю вид, что выбираю самую сладкую дольку манго, но на самом деле прячу глаза. В груди щелкает что-то хрупкое, как тонкое стекло.
Яхта летит дальше. Тент шуршит, море пахнет солью и водой. Сейчас возможно самое время и мне задать накопившиеся вопросы. А я снова отступаю.