За твоей спиной

– Ключи, – рявкает.
– В ящике. Под зеркалом в прихожей, – шепчу, чувствуя, что щеки горят от ужаса.
Пока муж спускается по лестнице, звенит ключами и хлопает дверью, молюсь Богу, чтобы он ничего не нашел.
А потом я слышу его обратные действия.
И они звучат зловеще.
Герман аккуратно щелкает замком двери и медленно-медленно поднимается по лестнице. Так, словно с каждым шагом все больше злится.
  
– Принес? – спрашиваю, пытаясь не нервничать. И не дышать.
Поправляю волосы. Лука укрывается с одеялом. Плачет.
– Принес, – холодно скалится Герман.
Первым в мое лицо летит та самая игрушка Алило.
– Гера! – вскрикиваю, не успевая закрыться.
– Значит, в магазин вчера ездила, сука? – спрашивает он и трясет перед моими глазами справкой из травмпункта с описанием ожогов на пальцах. – Придется тебе за это ответить…
Спустя три часа
– Мамочка, я хочу спать! – плачет Лука. – Куда мы едем?
– Потерпи, малыш!
Вокруг пугающая тьма.
Жаль, что снег растаял. Было бы не так темно и страшно.
Выжимаю педаль газа и посматриваю в боковые зеркала. Пусто. Не верится. Километров двадцать несусь просто по прямой, а потом, заметив догоняющий нас автомобиль, съезжаю на проселочную дорогу.
– Черт, – вскрикиваю, попадая в тупик.
К тому же автомобиль сворачивает за нами.
Меня трясет, но хуже, чем сегодня, уже точно не будет. Когда вижу человека в форме полицейского, одновременно радуюсь, что это не Герман, и нервничаю.
В окно стучат.
Приспустив стекло, вежливо киваю.
– Добрый вечер! – с подозрением смотрит на меня молодой мужчина. – Капитан Афанасьев. У вас что-то случилось?
– Заблудилась.
– Можно ваши документы?
– Конечно.
Из наскоро собранной сумки достаю паспорт и права.
– Пожалуйста, – просовываю в щель и продолжаю тараторить: – Телефон оставила дома, такая растяпа. Мы к родственникам едем, я поворот перепутала. Еще и приболела, видимо. Муж говорил, что не стоит ехать, а я все равно рванула в ночь.
– Вам требуется помощь?
– Я в порядке, – вру, прикрывая пылающую щеку. Плотнее запахиваю слишком легкое для начала ноября пальто, под которым только ночная сорочка.
– Это ваш ребенок? – хмурится полицейский и переводит взгляд с моих документов на заднее сиденье внедорожника, где жалобно всхлипывает пятилетний Лука.
– Да!.. Это мой сын, капитан, – снова отчасти вру.
– Я свяжусь с вашим мужем, Татьяна Романовна.
– Не-ет! – меня охватывает слепой ужас. – Не стоит его беспокоить. Мы без пяти минут в разводе. Я… назову вам номер. Позвоните, пожалуйста, этому человеку. Он должен мне помочь.
– Конечно. Говорите, – извлекает мобильный из нагрудного кармана.
По памяти называю цифры, молясь, чтобы Расул не сменил номер. Потом – как в тумане.
Капитан разговаривает с абонентом. Называет мои данные. Что-то рассказывает, а затем проталкивает телефон мне.
Дрожащей рукой принимаю его.
– Здравствуй, Таня, – слышу в трубке ровный, отбрасывающий меня в воспоминания голос. Цепляюсь за него, как за последнюю надежду, разбираю на атомы, пытаясь выхватить хоть каплю неравнодушия, но тщетно. Увы. С тех пор как Расул покинул Дубай, не было ни звонков, ни встреч. Ни единого намека, что случившийся между нами роман хоть что-нибудь для него значил.
Хаджаев всегда был таким.
Он не обманывал, не брал меня силой. Он ничего не обещал. Я все сама придумала. Наивная.
– Кажется, ты что-то хотела?
– Да… прости, – сбивчиво перебираю мысли в голове. – Мне нужна помощь. Надо срочно скрыться от мужа. Пожалуйста.
– Что это за ребенок? – перебивает. – Твой?
– Да… Нет, – шепчу, посматривая в сторону полицейского. – Лука он… сын Германа.
– То есть ты сбежала от одного из лучших в Москве адвокатов, прихватив чужого ребенка, и просишь у меня, чтобы я как-то в этом поучаствовал? – без энтузиазма спрашивает он.
– Ты сказал, что я могу обратиться к тебе, если мне понадобится помощь.
– Тогда я не знал, что ты так изобретательна, Таня.
– По-жа-луй-ста, Расул! – давлю интонацией, зажмуриваясь от страха, режущего сердце на лоскуты. – Пожалуйста…
 
Глава 5. Татьяна
 
– Кажется, это за вами, – кивает полицейский на моргающий слепящими фарами микроавтобус.
Как настоящий мужчина, он не бросил даму в беде и почти два часа провел в лесу.
Кое-как приглядевшись, замечаю, что номера на пожаловавшем от Хаджаева транспорте немосковские. Окна наглухо затонированы, а над местом водителя, на крыше, установлен проблесковый маячок.
– Серьезный человек этот ваш знакомый, – почесывает затылок Афанасьев. Смотрит на меня с интересом.
– Это точно, – шепчу, разворачиваясь к своей машине. – Тот еще зануда.
Проверив, что за мной никто не идет, достаю из сумки ножницы и распарываю кожаную обивку на спинке водительского кресла. Разбирать его аккуратно времени нет. Бумагу за бумагой достаю доказательства неадекватного поведения Германа: справки из травмпунктов с моими постоянными «случайными» увечьями, заключения от педиатров и детских неврологов о том, в каком состоянии был мой сын, когда мы с мужем только поженились. Здесь же фотографии с камер видеонаблюдения, установленных в нашем дворе. Кажется, в тот день я выбесила мужа тем, что не убрала самокат Луки в гараж, и Гера, не посмотрев в зеркала, резко сдал назад. Наехал на меня. «Случайно» опять же.
Спрятав «досье» в потайном кармане сумки, забрасываю ее на плечо и потуже завязываю пояс пальто. Несмотря на это, под него забирается ледяной ветер. Он волнует шелковую ткань сорочки и вызывает озноб.
Аккуратно достаю из кресла Луку, который, спустя несколько часов истерики, после увиденного в своей комнате наконец-то успокоился и уснул. Поправляю сыну шапочку, натягивая ее на уши.
Иду к дороге. Не оглядываясь. Душа рвется на части от неизвестности, но я с каждым шагом приближаюсь к микроавтобусу.
– Здравствуйте, – здороваюсь с мужчиной в строгом костюме. Явно кавказцем.
– Доброй ночи, Татьяна. Меня зовут Буба, – он быстро обстреливает взглядом стоящие на лесной дороге машины и тянет на себя дверь, чтобы помочь нам устроиться в салоне.
– А ваш автомобиль? – кричит Афанасьев, заглядывая внутрь.
– Я потом заберу. – На самом деле, ключи я оставила там же. – Всего вам хорошего, капитан. И спасибо за помощь.
Мы долго едем куда-то. Сначала по трассе. Потом по Москве и снова оказываемся за городом. Я периодически засыпаю, ежусь от холода и прошу водителя добавить температуру на климат-контроле.
Один раз все же интересуюсь о месте нашего назначения, но мне сухо отвечают: «Расул Рашидович дал указание не говорить».
– Мне нужно заехать в магазин, – прошу сонно.
– Не положено.
– Но у нас даже еды нет!
– Не положено.
– Там вода хотя бы есть?
Мужчина с идиотским именем, которое я не запомнила, смотрит на меня в зеркало, как на дуру.
– Есть, – отвечает коротко.
Мне ведь не послышалась улыбка в голосе?
Отвернувшись к окну, горестно вздыхаю. В груди периодически тянет, нервы на пределе. Пытаюсь запомнить дорогу по указателям, но на третьем названии оставляю эту затею. После моего вынужденного, можно сказать, декретного отпуска памяти почти не осталось.
Мы проезжаем небольшой коттеджный поселок и сворачиваем… в поле. Когда пересекаем его, в лесу я замечаю двухэтажный деревяный дом, огороженный высоким забором из черного профлиста.
Приобняв Луку, оглядываюсь. Кажется, что вокруг ни души. Жутко становится.
– Приехали, Татьяна.
– Мы здесь будем одни? – удивленно спрашиваю.
  
– Расул Рашидович не давал указаний охранять. Сказал доставить.
Стиснув зубы, закидываю сумку на плечо и подхватываю сына. Кажется, за время, пока мы ехали, на улице стало еще холоднее. Зима на пороге, а у меня ни одежды, ни денег…