Убийство на Оксфордском канале

А главный инспектор улыбнулся ей, когда она выезжала. Особенной улыбкой. Так улыбаются мужчины, которым ты нравишься.
Как было бы славно, если бы у нее нашелся повод побыть хотя бы чуть-чуть рядом с Мякишем Мэллоу. Нет, она ничего не имела против Хиллари. По правде говоря, в Большом доме о Хиллари если и сплетничали, то по-доброму, всегда, даже когда впереди замаячило расследование по поводу ее покойного мужа. Как-то само собой выходило, что, если любой полицейский (или любой сотрудник полиции, или жена этого самого полицейского) попадал под микроскоп чужих служб, для родного участка он становился практически святым. Все так и норовили его поддержать. Хотя, конечно, бывали и такие, кто предпочитал оставаться в стороне от происходящего.
  
Джанин была не из тех, кто боялся запятнать себя общением с человеком, который, возможно, повинен в преступлении. Она просто не любила подчиняться женщинам. Вот и все. И зависть тут совсем ни при чем. Хиллари Грин до сих пор была обычным инспектором, а ведь ей уже лет сорок. Так себе карьерный рост, а? Конечно, дослужиться до инспектора даже и в наше время удается не каждой женщине, но Джанин в свои двадцать восемь уже была сержантом, еще через пару лет намеревалась стать инспектором, и была уверена, что пост главного инспектора получит задолго до сорока.
С Хиллари они вполне уживались. Да что там, если не считать этого придурка Фрэнка Росса, во всем Большом доме не было, пожалуй, никого, кто питал бы неприязнь к Хиллари. Если так подумать, сказала себе Джанин, это само по себе уже изрядное достижение. Просто когда две женщины работают вместе над одним делом, окружающие вечно начинают подпихивать вас локтем, подмигивать, подшучивать, а Джанин все эти шуточки «между вами, девочками» просто бесили.
И она крепко подозревала, что это написано у нее на лице большими буквами.
Подойдя ближе, Хиллари заметила, что подчиненная вытянулась в струнку, словно ожидая головомойки. С ней-то что не так, устало подумала Хиллари, но как ни старалась, так и не припомнила никакой мозоли, на которую она могла наступить сержанту в прошлом.
Вдобавок к этому рядом с Джанин она немедленно почувствовала себя уродиной. Ростом Джанин была пять футов шесть дюймов — на добрых три-четыре дюйма ниже Хиллари. И вдобавок блондинка, черт ее возьми. И к тому же стройная. Тысяча чертей!
Но у нее были все задатки хорошего полицейского, и Хиллари, будучи старшим следователем по этому делу, знала, что должна будет не только руководить сержантом, но и учить ее.
Даже если ученица предпочла бы в учителя кого угодно, кроме нее.
И наверное, кроме Фрэнка Росса.
— Что у нас тут? — спросила Хиллари, стараясь, чтобы голос ее не походил на рычанье собаки, у которой отняли кость.
— Босс, — приветствовала ее Джанин. — Некая миссис Миллакер вышла сегодня утром на прогулку с собакой и примерно в семь тридцать наткнулась на тело. Она работает в Саммертауне, в винном магазине, с девяти. Позвонила с мобильного и дождалась нас, чтобы все показать.
Хиллари кивнула. Все как обычно. Просто удивительно, как часто собачники на прогулке находят трупы. Будь люди поумнее, вздохнула про себя Хиллари, сидели бы после такого по домам.
Она посмотрела на женщину, которая стояла чуть дальше по тропинке. В ее позе читались тревога, возбуждение, любопытство и восторг — все одновременно. Хиллари вдруг захотелось дать ей совет: заведите кота. Или попугайчика.
Показания пусть снимает Джанин, попозже.
Хиллари подошла к краю шлюза и посмотрела на медика.
Стивену Партриджу перевалило за пятьдесят, хотя по его одежде и крашеным волосам догадаться об этом было невозможно.
Партридж играл в сквош. Причем получал от этого удовольствие. Хиллари, которой любые физические упражнения и спортивные игры внушали непреодолимое отвращение, считала, что этим все сказано. Впрочем, Партридж был ей симпатичен. Ему был не чужд специфический юмор патологоанатомов, но док относился к покойникам с уважением, да и полицейских не слишком третировал.
— Док, — негромко сказала она.
Задумчивый взгляд его водянистых голубых глаз задержался на ней, и врач рассеянно улыбнулся, словно не сразу узнав. Она не обижалась. Задумался человек, бывает.
— Хиллари. Значит, это дело сбросили вам, — заметил он, как будто это и так не было ясно.
Она кивнула, опустив взгляд. И тут же об этом пожалела. Созерцание трупов не принадлежало к числу ее любимых занятий.
Хуже того — шлюз был спущен. А глубины он был изрядной. Сколько же отсюда до тела — пятнадцать футов? Или больше? Хиллари не любила высоту. Почувствовав легкое головокружение, она быстро отвернулась.
Золотое поле ячменя колыхалось на ветру. За спиной у Хиллари зеленела типичная для Англии живая изгородь, в которой боярышник сплетался с ольхой, терновником, дикой сливой и прочими кустарниками. За изгородью простирался совершенно пустой луг для выпаса скота, а за лугом тянулась железная дорога. Послышался звук приближающегося поезда.
Хиллари повернулась, чтобы увидеть его — синий с зеленым и белым экспресс о трех вагонах. Впрочем, даже проезжай поезд мимо в самый момент трагедии, едва ли пассажирам удалось бы разглядеть происходящее в зарослях.
— Какой-то он потрепанный, — голос Стивена Партриджа отвлек ее от размышлений, и она повернулась и вновь посмотрела вниз.
Труп плавал лицом вниз, поэтому трудно было разглядеть его толком. Видны были темные волосы и некогда белая рубашка, надувшаяся пузырями там, где под ней скопился воздух. Ноги были очень темного цвета — джинсы? Значит, погибший был молод? Допустим, подросток, который приехал на выходные с родителями, но вчера вечером те слишком много выпили, и… Нет. Тогда бы его уже искали.
Но почему она решила, что этот человек упал в воду вчера вечером? Не исключено, что несчастный случай произошел несколько часов назад. Или даже меньше. Студенческая компания? До Оксфорда недалеко, а среди молодежи нынче популярны водные прогулки по каналам. Может быть, в нескольких милях отсюда где-нибудь на берегу канала как раз просыпаются подростки, мучаются головной болью, спрашивают друг друга, куда подевался дружбан такой-то.
— Видите, под каким углом повернута левая нога? А темные пятна, вон там, где рубашка заправлена в брюки? — голос медика вновь прервал ее размышления. — Кажется, парню изрядно досталось.
Краем глаза она заметила стройную светловолосую фигуру — сержант подошла и встала рядом, усилием воли заглушила жалобы собственного желудка, твердившего, что, когда все это кончится, она выбросит труп из головы, вернется в Большой дом и обязательно забежит в столовую и возьмет себе яичницу с сосиской.
— Травма от винта? — спросила она, не рассчитывая на ответ. Полицейские хирурги, патологоанатомы и медики вообще очень не любили гадать. Делать предположения разрешалось только после вскрытия, но до — почти никогда.
Стивен Партридж вздохнул.
— Я не знала, как будет лучше — спустить шлюз и послать людей, чтобы вытащили его оттуда посуху, или залить доверху, чтобы он поднялся. Так, наверное, было бы проще. — Джанин уже знала, каков будет ответ Хиллари, но, как это часто бывало в присутствии инспектора, чувствовала потребность заговорить, сказать что-нибудь вслух. Возможно, дело было в том, что до всей этой ерунды с Ронни Грином у Хиллари был безупречный послужной список, и Джанин хотелось узнать, как это ей удалось. Хиллари постоянно показывала хорошие результаты — по крайней мере, по слухам. Все знали, что Старик Маркус признает за ней «мозги настоящего детектива». Что бы это там ни означало.
  
— Не надо заливать доверху, — тут же возразила Хиллари. — Лучше вызовем водолазов. Мало ли что там выпало из карманов у жертвы.
— Есть, — тихо сказала Джанин, отошла на несколько шагов и достала телефон, чтобы вызвать полицейских водолазов. Вернув себе толику контроля над происходящим, она повеселела.
Хиллари, которая уже давным-давно разучилась получать удовольствие от раздачи указаний, смотрела в шлюз, и лицо у нее было мрачным под стать лицу Партриджа. Придется перекапывать грязь на дне, а там наверняка толстенный слой, думала она. Да уж, водолазам не позавидуешь.