Они принесли крылья в Арктику
Вот уже более полусуток длится беспосадочный полет нашей «Каталины» над льдами. Как ни велики запасы горючего на летающей лодке, но когда-то надо их пополнять. От Маточкина Шара курсовая черта на полетной карте устремляется теперь на юг, к Енисейскому заливу и дальше вдоль Енисея к Игарке.
В разрывах облаков мелькает внизу арктический порт Диксон. Над бухтой, еще одетой льдом, нависли стрелы грузовых кранов, из труб зимующих судов валит дым. По всему видать: скоро здесь откроется навигация. Провожая глазами тянущиеся внизу ряды двухэтажных домов, я вспоминал, каким был этот самый Диксон в тридцатых годах: всего три избушки стояло на пустынном скалистом берегу.
От Диксона до Игарки сотни километров, но по северным масштабам эти два порта считаются соседями. Ни одно морское судно, идущее из Европы в Сибирь за игарским лесом, не минует на своем пути Диксона. И любой енисейский речной караван, плывущий от Игарки вниз, выходящий в Енисейский залив, обязательно сделает остановку на диксоновском рейде.
Даже с воздуха незаметно, как морские воды сменяются безбрежным разливом Енисея. Река-богатырь, воспетая в песнях и былинах, изумительная по красоте и мощи, завершает тут, в Арктике долгий путь из Тувы, лежащей в самом центре Азии. Енисей, текущий в низовьях по каменистому руслу, в отличие от большинства сибирских рек не имеет в своем устье «бара» (песчаной, образуемой наносами отмели). Благодаря этому крупные морские суда не только беспрепятственно входят в устье, но и поднимаются на сотни километров вверх до самой Игарской протоки.
Говорят, когда-то, «во время оно», тут на рубеже тайги и тундры поселился беспрозванный раскольник Егорка. Не поладив с православной церковью и царской полицией, ушел он за Полярный круг искать «своего мужицкого бога». На протоке, защищенной от ветров островом, Егорка поставил зимовье, начал рыбачить, промышлять зверя и, породнившись с туземцами, незаметно превратился в «Игарку».
Потом Егорка-Игарка помер, потомки его пошли дальше на север, затерялись среди кочевых племен тундры. Зимовье стояло заброшенным не один десяток лет.
Накануне первой пятилетки гидрографы-изыскатели, присланные Советской властью, промерили в Игарской протоке глубины и нашли, что именно здесь надо создавать морской порт для экспорта сибирского леса. За гидрографами пришли строители. Они только еще забивали сваи будущих причалов, а с запада из европейских портов сюда уже потянулись караваны транспортных судов, ведомые советскими ледоколами через Карское море. Навстречу им с Ангары плыли километровые плоты.
Пока на берегу ставили лесопильные рамы, на экспорт шел «кругляк» — сибирскую лиственницу и сосну грузили прямо из воды в пароходам трюмы. А там задымили заводы, с енисейского рейда грузовые работы перешли на причалы. Игарка стала городом, первенцем индустриализации Заполярья.
После того как гидросамолет опустился в Игарском аэропорту на протоке, защищенной островом, мы поехали в город на машине. «Газик»-вездеход запрыгал по бревенчатым и дощатым мостовым.
Против гостиницы летчиков — домика с открытой — террасой — на потемневшей от времени и сырости бревенчатой избушке висела вывеска: «Министерство связи. Почтовое отделение «Медвежий Лог».
— Экая древность, — усмехнулся Козлов, выходя из машины, — однако и тут кое-что памятно мне. Не раз сюда медведи из тайги забредали… А жили тут в палатках строители. Вот уж поднимался переполох…
По графику нашей воздушной экспедиции стоянка в Игарке рассчитана на четыре часа. Умывшись, пообедав, механики пополняли запасы горючего, проверяли моторы. А все остальные во главе с командиром растянулись на мягких постелях.
После короткого отдыха в Игарке начался следующий, второй маршрут нашей экспедиции, следующий галс воздушной разведки. Теперь за 20 часов надо было облетать север Карского моря, район, прилегающий к архипелагу Северной Земли.
Сибирский берег остался далеко позади, снова под нами плыли льды. Сначала, освещенные солнцем, они были хорошо видны с высоты. Но потом низкая облачность прижала нас к самой воде, Козлов перешел на бреющий полет, и гряды торосов, чередуясь с темными окнами разводий, слились в беспорядочном мелькании.
Коренастая фигура Матвея Ильича глубоко ушла в пилотское кресло. Короткие ноги в высоченных болотных сапогах плотно стояли на педалях, точно существуя независимо от туловища. Низко на глаза, защищенные темными очками, надвинут широченный козырек суконной жокейной кепочки. В углу рта зажат погасший окурок. Нет, не геройский, удивительно будничный вид у нашего командира.
Но стоит хоть мельком глянуть на руки пилота, и они тотчас привлекут внимание спутника. Мягко и неторопливо, но вместе с тем уверенно, властно передвигаются по черному полукругу штурвала тонкие нервные пальцы. Просвечивают синеватые вены из-под смуглой кожи.
— Ну ей богу, будто не машину ведет, а на рояле играет, — восхищенно заметил Трешников, когда мы вместе заглядывали в пилотскую кабину…
И, помолчав с минуту, ученый добавил:
— А что, мог бы наш Матвей и музыкантом стать, кабы не уродился он пилотом…
Не раз сменятся пилоты за штурвалом, механики — у моторов, пока внизу покажется мыс Желания — северная оконечность Новой Земли. Еще два часа в слепящем снегопаде — и внизу сероваты плоским пятном мелькает остров Визе: крохотные, похожие на карточные домики строения полярной станции…
Как не вспомнить любопытнейшую историю появления этого островка на географической карте. Незадолго до первой мировой войны тут дрейфовала зажатая льдами русская шхуна «Святая Анна». Позднее в высоких широтах она погибла. Только двум членам экипажа удалось спастись, дойти по льду до Земли Франца-Иосифа… Прошло десять лет. Изучая карты дрейфа «Святой Анны», советский ученый профессор В. Ю. Визе пришел к выводу, что на севере Карского моря должен быть остров. Предположительно, основываясь на теоретических расчетах, он нанес этот остров на карту.
Наступила пора изучения и освоения Советской Арктики. И вот Визе — научный руководитель экспедиции на ледокольном пароходе «Седов» — впервые воочию увидел эту «свою» землю.
В нашем полете остров Визе — крайняя северная точка маршрута. Сделав круг над зимовкой, ложимся курсом на Домашний — небольшой островок в западной части архипелага Северной Земли. Впервые его достигли по воздуху советские авиаторы: командиром корабля был штурман А. Д. Алексеев, пилотом — М. И. Козлов.
Нынешний рейс к Северной Земле едва ли не сотый в послужном списке Матвея Ильича. Покачавкрыльями над зимовкой Домашнего в знак приветствия тамошним зимовщикам, он ведет машину курсор на юг, к материку, знакомой, «проторенной» дорогой.
Мы пересекаем торосистые нагромождения льдов, в архипелаге Норденшельда, безлюдную тундру Западного Таймыра, широкую многоводную Пясину. И словно мираж в пустыне, у подножия невысоких гор возникают перед нами кварталы многоэтажных каменных домов, дымящие заводские трубы. Карта уточняет: перед нами отнюдь не мираж. Город реально существующий, хоть и прозванный чудом Таймыра. Да, это Норильск.
Норильск — один из крупнейших в стране центров цветной металлургии, возник позднее Игарки, считается как бы ее «младшим братом». Но по масштабам и темпам развития, по благоустройству они несравнимы.
Если деревянную Игарку называют сибирским Архангельском, то Норильск по внешнему виду можно сравнить с Мурманском.
Правда, Мурманск стоит у незамерзающего залива, от его причалов круглый год открыта дорога в океан, а Норильск окружен горами, тундрой. Добрые полчаса летим мы над плоской равниной, прочерченной рельсовыми путями и мачтами электропередач, обгоняем поезда — грузовые и пассажирские. Это самая северная в мире железная дорога, связывающая Норильск с Дудинкой на Енисее, обязана своим рождением Северному морскому пути. По ледовым морям в трюмах и на палубах пароходов прибыли сюда рельсы, локомотивы, вагоны. И некогда безвестное село Дудинка — центр Таймырского национального округа — стало крупным морским портом.