Они принесли крылья в Арктику
— Скажу коротко, друзья: такую передрягу вынести можно только раз в жизни…
Так закончил Матвей Ильич свой рассказ за праздничным столом в день своего рождения. Мы решили завтра в бухте Провидения обязательно заказать в подарок новорожденному торт, украсив его двумя числами: «45» и «15». Пятнадцатилетие непрерывной летной работы в Арктике Матвей Ильич отмечал первым из всех полярных летчиков.
— Почтенный юбилей, — сказал Трешников, — для Советской Арктики последнее пятнадцатилетие — целая эпоха. Взять хотя бы наш перелет из Москвы к Тихому океану.
И снова мы, перебивая друг друга, вспоминали подробности этого воздушного рейса.
Особенно поразил этот рейс меня, попавшего в Арктику не впервые, но после долгого перерыва. Участник морских полярных экспедиций в тридцатых годах, я помнил, как медлительно и осторожно двигались суда в кильватер ледоколу, как часто останавливались караваны в тумане, как при внезапных подвижках и сжатиях льдов у кораблей трещали стальные ребра-шпангоуты, лопались листы обшивки, обламывались лопасти гребных винтов. Первый поход грузовых судов из Архангельска в устье Лены продолжался более месяца. На обратном пути караван, остановленный непроходимым льдом, был вынужден зазимовать.
Всегда в те довоенные годы полярники, уходя летом в Арктику, надолго расставались с Большой землей. А теперь вот, летом 1947-го, в Москве, приглашая участвовать в ледовой разведке, мой старый добрый знакомый Матвей Ильич Козлов обронил невзначай:
— До Провидения и обратно за недельку обернемся, думаю…
— Что, за недельку?
Уж не ослышался ли я? Преодолеть такое расстояние в столь короткий срок казалось просто невероятным. Я помнил, как проводилась воздушная разведка льдов в тех давних морских экспедициях. Вылетая впереди каравана судов, самолет за пять-шесть часов обследовал с воздуха лишь отдельные небольшие участки пути.
— Ну вот, сравнил, — усмехнулся Матвей Ильич, — так то местного значения, тактические разведки были. А сейчас мы пойдем на стратегическую.
Непривычно для меня выглядел старт. Вместо пустынной, окруженной скалами заполярной бухты, памятной по тем далеким довоенным годам, сейчас передо мной сверкало под солнцем подмосковное искусственное озеро. У одного берега рядом с плотом покачивалась большая крылатая лодка. А на противоположной стороне, у граничных причалов столичного речного порта, по бесконечным лентам транспортеров ползли бочки и ящики со свежемороженой каспийской рыбой. Их только что доставил в Москву рефрижератор, пришедший из Астрахани.
Оторвавшись от озерного зеркала, в алмазном веере брызг наш самолет стремительно уходил ввысь, а внизу неторопливо скользили белоснежные речные трамваи.
Глянув вниз, я последний раз полюбовался загорелыми телами спортсменов на трибунах водной станции «Динамо». И тут же внимание мое остановили меховые комбинезоны и болотные сапоги, сложенные на полу нашей кабины и под койками.
Сейчас-то жарко, а к вечеру пригодится эта одежда, — сказал сидевший рядом со мною рослый плечистый парень лет 28-ми в полурасстегнутом морском кителе.
Мы разговорились, познакомились. Кандидат географических наук Алексей Федорович Трешников летел на стратегическую воздушную разведку льдов составе группы гидрологов Арктического института. Вчера ученые прикатили из Ленинграда «Красной стрелой», а сегодня обстоятельно, «всерьез и надолго» устраивались на борту воздушного корабля. Разложив чемоданы и портфели в жилом отсеке, они собирались потеснить штурмана Александра Павловича Штепенко. На его рабочем столе рядом с полетными картами скоро должны были появиться листы других карт, на которые наносится ледовая обстановка.
Пока, однако, до льдов было еще далеко, и свободные от вахты гидрологи собирались в «блистере» — застекленном кормовом отсеке. Сквозь прозрачные полусферы по бортам летающей лодки было видно далеко окрест. Медленно проплывали внизу изумрудные массивы полей, рябящая под ветром серебристая шипь Рыбинского водохранилища, зубчатые стены дальних лесов, затянутые дымкой. Остались позади затопленный искусственным морем город Молога, окруженный дремучими борами древний Каргополь. Под хмурым облачным небом нам открылась дельта Северной Двины с ее бесчисленными островами.
В Угольной гавани на левобережном участке Архангельского порта вдоль вымощенных досками причалов Бакарицы бесконечной вереницей тянулись морские суда. Конечно, с высоты трудно было рассмотреть, как идет погрузка, но несомненно было одно: корабли готовятся к дальним походам в Арктику. Юркие портовые буксиры швартовали к причальной стенке большой двухтрубный ледокол, и над раскрытыми бункерами его разверзались черные ковши грейферных кранов. Другой почти такой же корабль стоял посреди реки на рейде, видимо совсем уже готовый к выходу в море.
Хоть Архангельск и много севернее Москвы, но и здесь было тепло. Пока самолет пополнял запасы горючего, погода успела разгуляться, выглянуло солнышко и весь экипаж во главе с Матвеем Ильичом выкупался в Северной Двине.
И снова в воздух. И снова, стремительно мелькая, виды внизу. За Мезенью темно-зеленый разлив лесов расцвечен кое-где островками снега. За Печерой белесоватая тундра испещрена голубоватыми прожилками вздувшихся, готовых вскрыться речек, ручейков. Пейзаж изменяется стремительно, вспять, вопреки календарю. И вот уже однообразной мозаикой тянутся внизу разреженные частыми разводьями морские льды: сначала Баренцево, потом за Вайгачем и Новой Землей Карское море.
Тут вступают на первую вахту гидрологи. Вооружившись цветными карандашами, Алексей Федорович Трешников и его напарник Павел Афанасьевич Гордиенко, то и дело поглядывают вниз, за борт самолета, и тотчас же склоняются над разостланным по столу широким листом морской карты. Ученые старательно разрисовывают лист разноцветными линиями, всевозможными геометрическими фигурами. Ромбики, треугольники, кружочки, стрелки, зигзаги. Синие, зеленые, красные, желтые…
Вот проплыло широкое заснеженное поле, окаймленное грядами голубоватых торосов. Рядом бездонным окном темнеет полынья. Дальше мелкие изреженные льдинки, похожие на кусочки сахара, тающие на дне стакана. А Трешников и Гордиенко все чертят свои условные значки, не оставляя свободным ни один квадрат карты.
Труд гидрологов на воздушной разведке кропотлив, утомителен. Он требует и внимательности, и сметки, и быстроты. Потому-то, подобно командиру корабля Козлову, который время от времени передает штурвал второму пилоту, сменяются на вахте и ученые. Проходит несколько часов, и занимают над картами места Трешникова и Гордиенко их товарищи — Александр Гаврилович Дралкин и Николай Александрович Волков.
А рядом за тем же столом на другой карте, полетной, штурман Александр Павлович Штепенко не торопясь прокладывает ломаную курсовую черту. Над льдами Карского моря мы поднимаемся к северу к проливу Маточкин Шар, разделяющему Новоземельский архипелаг на две части: северную и южную. Карское море, отгороженное от теплых струй Гольфстрима скалистым барьером Северной Земли, называли в старину "ледяным погребом". В наши дни здесь начинается великая судохоная трасса, связывающая запад нашей Родины с Дальним Востоком, кратчайший морской путь между бассейнами Атлантики и Тихого океана.
Год от году все глубже познает наука закономерности арктической природы. Исследуя морские и воздушные течения, наши ученые предвидят пути дрейфа льда, заранее определяют возможное распространение ледяного покрова по обширной акватории полярных морей. И в соответствии с этими сведениями планируются перевозки грузов, развитие судоходства и народохозяйственное освоение Крайнего Севера.
Когда Трешников, сменившись со своей вахты над картами и отдохнув с часок, выходит в застекленный кормовой отсек, мы с ним беседуем о ледовых массивах Арктического бассейна.
Лед — самый главный враг полярного мореплавания. Ледовые массивы, которые спускаются в прибрежные мелководные моря, можно уподобить передовым отрядам противника. Главные же силы его — резервы — там, на севере, в высоких широтах. И если мы хотим по-настоящему изучить своего врага, нам надо все чаще и чаще проникать туда, в центр Арктики. потому-то стратегические воздушные разведки, такие, как наша нынешняя, строятся с обязательным охватом как прибрежных морей, так и высоких широт. Наш командир Матвей Ильич Козлов и штурман Александр Павлович Штепенко — мастера по этой части, знатоки.