Тайная связь

– Это не мое, понимаешь?! – не выдерживаю излишне спокойного взгляда Эльмана. – Готовить, ждать, сидеть дома. Терпеть не могу. Майя предложила мне преподавать итальянский студентам в университете.
– Успокойся, Ясмин, – поджимает губы Эльман, сверкая глазами. – Ты всего три дня находишься дома.
– Я уже здесь погибаю! – развожу руками. – Мне нужно чем-нибудь заниматься.
Эльман скользит по мне тяжелым взглядом и ничего не отвечает. Разогревает себе еду из той, что оставила Айя, а меня хоть огнетушителем туши – ни блины не получились, ни шторы не заметил.
  
– А блины? – спрашиваю его.
– Из какой муки?
– Из обычной. Пшеничной, – резко пожимаю плечами.
– Есть не буду. Но ты молодец.
– Мука не устроила? А надо было из помола единорога сделать? – хмурюсь, прожигая его взглядом.
Я поздно понимаю, что сказала лишнее.
Очень поздно.
Лишь когда Эльман с грохотом поднимается со стула и хватает меня за шею – к себе притягивая.
Его горячее дыхание бьет по скулам, губам, а руки, оставляя следы, сминают кожу и вдавливают в свое тело. Я охаю, оказываясь запертая между барной стойкой и каменным телом Шаха, а его губы до боли впиваются в мои, заставляя меня замолчать.
– Я тебя выпорю. И будет больно, Ясмин, – угрожает тихо.
– За что?
– Мне не нравится, как ты разговариваешь. Такой тон ты должна была оставить для итальянских мужиков, которых твой отец ставил по струнке.
Я тяжело дышу.
Он – тоже. Понимаю, что перегнула, когда буквально всем телом ощущаю вибрации. Негативные, яростные. Из спокойного состояния Эльман сразу перешел в другое.
А со мной прежде, он прав, никто так себя не вел. Папа не позволял.
– Здесь твоего отца нет. Но даже если бы он был – меня бы он не прогнул. Это мое отличие от всех тех, кого ты знала раньше. Я Шах. А ты Романо. Разграничивай. Ты подчиняешься мне, не иначе. Кивни, если поняла.
Кивать не хочется.
Но из этой битвы, я понимаю, победителем мне не выйти. Папа всегда говорил, что я могу вертеть мужчинами только стоя за его спиной. Здесь папы нет. Я одна. И в полной власти Шаха.
– Умница, Ясмин. Я не стал есть, потому что у меня непереносимость глютена. Моментальная смерть. Поэтому Айя полностью берет на себя процесс приготовления еды.
Я снова киваю, ощущая жар по коже от бушующих эмоций.
И молюсь о том, чтобы прямо сейчас Эльман не заметил новые шторы, иначе мне придется ой как несладко.
– Я не знала. Тебя уже кто-то хотел убить? – догадываюсь по тому, как Эльман говорит о своей непереносимости.
– Да.
Он подхватывает меня под бедра, усаживая на барную стойку. Я слышу, как посуда с этими дурацкими блинами летит вниз и учащенно дышу. Эльман целует в губы, по-хозяйски проталкивая язык внутрь меня. а его руки уже бешено шарят по всему телу.
Эльман отрывается от моего рта, но не от тела. Он не отпускает, расставив руки по сторонам и не выпуская из своего плена.
– Первый раз в детстве. Малыш Камаль подсыпал муку в тесто, которое готовила мама.
– Камаль? – переспрашиваю.
Я с любопытством смотрю на Эльмана и касаюсь его волос, зарываясь в них пальчиками. Его взгляд моментально полыхает – кажется, он тоже соскучился по ласке. Дико соскучился. Интересно, какие отношения у него были до меня? Было ли что-то серьезное?
– Родственник, – отвечает сухо.
– Мм…
Я краем глаза смотрю на шторы. Сейчас они кажутся дико светлыми на фоне тех, что стояли раньше.
– А потом? Потом пытались убить? Много раз?
– Я сбился со счета, – жестко усмехается Эльман, покрывая короткими поцелуями шею и ключицы.
Я обнимаю его в ответ, прижимаясь к нему в поиске тепла.
Эльман холоден и собран, но мне с ним горячо и хорошо. Никогда не было так хорошо. Это не любовь, я была уверена, но с ним мне стало ярче и красочнее жить.
Я дышу глубже, чаще. Запрокидываю голову от удовольствия, а в низу живота начинает яро пульсировать, как в ту ночь, когда я напилась, спасаясь от близости с ним.
Спасаться больше не хотелось, напротив – хотелось большего.
Запредельного.
Опасного.
Запретного.
Поэтому несдержанно стону, когда губы Эльмана жадно впиваются в мой рот, терзая его изнутри. Он разводит мои бедра шире, делает шаг вперед и кладет свои ладони на юбку.
– Мешает. Короткая… – недовольный шепот.
– Скажи, что тебе нравится, – улыбаюсь в ответ.
Не говорит.
Но подтверждает словами, когда жадно обхватывает меня ладонями, не оставляя ни капельки свободы в жестких, жарких объятиях. Я льну к нему в ответ, сминаю рубашку ладонями и пальчиками расстегиваю пуговицы на его одежде, не думая о будущем, о Сицилии, о доме и обещании отцу быть хорошей девочкой.
Сейчас я меньше всего хотела быть хорошей и послушной девочкой. Двадцать пять лет ею уже была – именно столько я заботилась о чести отца, не подпуская к себе мужчин и соглашаясь ожидать брака с Андреа.
Все провалилось к чертям, а теперь я готова провалиться в преисподнюю с другим мужчиной.
Пелена удовольствия затмевает глаза, остаются только звуки, и те – обостряются в разы. Эльман обхватывает поясницу и одним движением руки вжимает мое тело в свое, заставляя ощутить его желание. Почувствовать большее – мешает одежда.
Я слышу, как звенит пряжка ремня.
Раз – тело обхватывает дрожь.
Два – Эльман собирается отнести меня в спальню.
Три – его телефон разрывается от звонка.
Слышу приглушенный мат. Его тяжелое дыхание. Чувствую рваные движения рук.
Открыв глаза, вижу его взъерошенные волосы и безумный взгляд, в котором полыхает пожарище. Я такого не видела в глазах ни одного мужчины, который смотрел на меня ранее. И это расшатывало меня сильно. Эмоционально. До новых ярких красок. Так ярко не было даже на солнечной Сицилии.
– Не отвечай, – прошу Эльмана.
Он не слушает. Сложно вообще представить, чтобы такой мужчина кого-то слушался. Мазнув по мне взглядом, молча тянется к телефону.
Эльман отвечает на звонок, но тут же бросает его на стол и продолжает терзать мои губы.
Он думает, что ничего важного ему не сообщат.
Думает, что через несколько минут, договорив по телефону, овладеет мной.
И что ничего этому не помешает.
– Господин Шах, это срочно, – раздается из динамика. – В Петербург прилетел ваш отец. Он ожидает у двери.
Эльман каменеет. Моментально.
Я, если честно, тоже. Бросаю короткий взгляд на зашторенные окна, Эльман делает то же самое. Он замечает новые шторы, но едва ли теперь это является самой большой катастрофой.
Пульс доходит до максимума, потому что все, о чем я могу думать – это то, что о нас узнали.
 
Глава 9
 
 Эльман 
– С каких пор твоя домработница разучилась готовить, Эльман?
Я пожимаю отцу ладонь, хлопаю его по спине и отмечаю его уставший, немного бледный вид. Мы не виделись около полугода, я не находил времени выбраться в Волгоград, а он из него не выбирался вообще.
– Рад тебя видеть, отец. Ты про сгоревшие блины?
– Именно.
Я бросаю взгляд на барную стойку, откуда минутами раньше стащил Ясмин. Отец был уже на пороге, когда она убегала, а ее попытка приготовить пищу пахнет теперь на весь дом.
Я усмехнулся. Кажется, Ясмин вечность будет ассоциироваться у меня со сгоревшими блинами. Особенная девочка. Если за что я и был благодарен ее родителям, так это за нее. За то, что Ясмин есть, и она у меня.
– Я уже отчитал Айю, – лгу, игнорируя пристальный взгляд отца. – Пообедаешь со мной?
– Я не голоден. Идем лучше в твой кабинет, поговорим.
  
Я кивнул, указывая рукой в сторону кабинета, но сам двинутся туда первым. Возбуждение хоть и отошло на второй план, но чувство адреналина никуда не делось, и я надеялся, что Ясмин не додумалась спрятаться в моем кабинете.
Здесь было пусто. Бросив последний взгляд на барную стойку, где собирался раздеть и трахнуть Ясмин, я закрываю дверь. Впервые жалею, что отец решил наведаться в гости.