(не) Верь мне (СИ)

Ника обернулась. Водитель проверял колеса и явно никуда не собирался.
— А если уедет? — насторожилась девушка, прогнулась под шлагбаумом, зачерпнув воротником мерзлую гроздь снега.
— Вызовем такси, — успокоил Кирран.
Ника отряхнула запорошенную куртку и пошла за другом в мрачное ущелье. Агент Верис не знала, как выглядит старый храм теперь, не интересовалась, не читала газет. На это у девушки не было ни сил, ни возможности: пять недель реаниматор Лионкур боролся за ее жизнь, а после пробуждения Никария несколько месяцев провела в кататоническом ступоре, напрочь отказываясь воспринимать реальность. Время реабилитации и психокоррекции длилось много дольше. Полной грудью девушка вздохнула лишь год назад. Сегодня настало время взглянуть страхам в лицо.
Ника остановилась. В заснеженных декорациях ущелья, словно вырастая из горы, покоился огромный каменный хвост.
— Хвост саламандры! — вырвалось у Ники, и она посмотрела вверх.
Высоко над землей парила разрушенная южная башня — цитадель саламандры. Тогда, во время нападения, она пострадала больше остальных.
Всего башен было пять, олицетворяя стихии, они служили дополнительной и самой весомой защитой храма Рубикунда. Много веков назад пласты земли были оторваны от поверхности и вознесены вверх. Шесть островов и по сей день сохранили стабильность, медленно циркулируя в магнитных потоках, словно каменные облака.
— Ника, сюда, — позвал растерянную девушку Кирран.
Он стоял у изуродованных камнепадом шести мраморных платформ, которые когда-то служили порталами и вели вверх, каждая на свой остров.
— Они что, еще работают? — удивилась Ника.
— Только этот, — ответил Кирран, показывая на самый дальний портал.
Вырезанную из зеленого мрамора платформу украшал рисунок — дерево, чьи ветки сплетались в бесконечном узоре. Кирран занервничал, ведь хранительницей именно этой башни когда-то была мать Ники. Но девушка смело встала на промерзшую платформу и растворилась, словно капля чернил в стакане с водой.
В воздухе витал терпкий, горьковатый запах зеленого мха, поглотившего на пару с кучерявым плющом весь западный остров. Исполинский многовековой дуб бросал широкие желтые листья к ногам долгожданной гостьи, поднимая из глубин памяти болезненные воспоминания. Ника сжала кулаки, едва не до крови впившись ногтями в холодные ладони и пошла вверх по битому ряду ступеней, ведущему в северо-западное крыло храма — в прибежище Радужной Надежды. На мгновение Нике захотелось изловить руками ветер, тряхануть повесу за шиворот и по его прихоти очутиться далеко отсюда. Но девушка стоически проходила мимо липких воспоминаний и не обращала внимания на окрики появившегося следом друга. Остановилась Ника только когда увидела разбитый витраж знакомого с детства рисунка, а под ногами глубокую вмятину. На этом самом месте, четыре года назад сердце девушки перестало биться. Ника вздрогнула, будто услышав щелчок захлопнувшейся мышеловки. Плеча коснулась родная рука.
— Ты как? — спросил бесшумно подошедший Кирран.
Ника ответила не сразу, она посмотрела под астральный купол — именно там лежало тело Люмены Верис, и именно там появился убийца.
— Все в порядке, — осипшим голосом произнесла она, — только холодно.
Кирран накинул свою куртку на плечи подруги и спросил:
— Дальше идем?
— Да. Да, я сюда не за этим пришла.
— Ну, пошли.
Кирран взял Нику за руку и повел вперед, через мост к центральной площади.
Было страшно и до слез обидно смотреть на обгоревшие стены, битые окна, свернутые колонны, статуи и забродившие водоемы. Кто бы знал, что изысканные виртуозы искусства и магии со всего света, годами облагораживали храм, лишь для одной Мерзкой Ночи, подлостью разрушившей все их старания. Рубикунда слишком рано превратился в руины. Одно из самых безопасных мест в этом мире оказалось беззащитным младенцем, в руках предателей.
Центральная площадь, которая сейчас была загажена пуще подземки, встретила Нику полуразрушенным пантеоном драконов. От огромной стеклянной пирамиды остался лишь мозаичный металлический каркас. Ника крепко сжала пальцы друга, но волнение тут же отпустило, когда девушка увидела сверкающие на солнце заснеженные крылья черного дракона Атера. Застывший в напряженной позе сторожевого пса, он, как и много лет назад смотрел на запад. На важной морде дракона бесстрашно разгуливали птицы, не осознавая чем именно является исполинское изваяние. В детстве и сама Ника имела смелость заглядывать в пирамидальную гробницу, мелками изрисовывая могучие лапы Атера. Но большим уважением всегда пользовался второй дракон — серебристый Виво. Старый мудрый вояка лежал полукругом у черных лап сородича, сонно посматривая на восток. Его уставшая морда была усыпана осколками стекла, как орденами парадный китель былого воина. Одной иссеченной лапой он держал хвост Атера, второй защищал каменную жемчужину от его же когтей. Ящеры, хранившие силу и мощь своего рода, являлись трагичным символом потери былого могущества. Когда-то жемчужина была священным порталом из которого в этот мир приходило волшебство, но потом из него появились демоны…
 
За пантеоном Драконов находилась памятная роща. В храме существовала традиция — закапывать прах умершего вместе с корнями молодого саженца, оставляя природе сотворение совершенных надгробий. Вместо подношений из поминальных цветов, на ветках завязывали разноцветные ленты и развешивали памятные вещи. Так на осине ключника висели замки и связки ключей, а на кипарисе шутника-астролога поблескивали звезды.
— Я туда не пойду, — произнесла Ника и остановилась. Где-то там, в глубине памятной рощи росла белоствольная береза ее матери.
— Слушай, если что, я рядом, — участливо заговорил Кирран.
— Нет. Мне в другую сторону.
— Что?
Ника сделала несколько шагов назад, испуганно посмотрев на рощу сказала:
— Я сюда пришла не для того, чтобы повязывать ленты.
— А для чего? — опешил Кирран.
— Мне нужно восточное крыло.
— Восточное крыло, там… кабинет Грегори Фрост — Кирран закрыл глаза, глубоко вздохнул. — Я думал ты не серьезно.
— Я должна убедиться, что Фроста там не было. Это сожрет меня изнутри.
— Хорошо, я схожу с тобой, — Кирран медленно выдохнул. Он чувствовал себя глупо, даже униженным неблагодарной девчонкой. Он подумал, что его моральные ценности давно устарели. Но Кирран всегда начинал сдержанно:
— Но сначала давай повяжем ленты. Ты не была здесь четыре года, не была на могиле матери. И решила появиться только ради Фроста. Ты ненормальная?
— Да, — с горечью согласилась Ника. — Пусть так. Я умерла четыре года назад. Меня и не должно быть здесь. И не смей говорить о могиле моей матери. Мне это не нужно. Я хочу помнить ее живой.
— Она умерла, как и многие другие. Пора с этим смириться.
Ника сама не заметила, как перешла на повышенный тон:
— Смириться? А что ты понимаешь? Желание отомстить не душит тебя по ночам. Ты напиваешься и беззаботно дрыхнешь. У тебя пустая голова. Тебе не снятся кошмары! Не выгрызают мозг навязчивые мысли! Ты не представляешь, каково жить после такого.
— Не представляю? — закипел Кирран. — Как ты можешь это говорить? Тебя не было здесь, когда они появились. Из всех тварей, ты пожалуй, видела только Фроста. Ты не разгребала обломки. Не складывала друзей по частям! Не опознавала близких. А я был здесь… может быть, поэтому я напиваюсь. А тебя всегда оберегали. Да тебя и реаниматоры так отчаянно пытались спасти только потому, что ты дочь своих родителей. Только благодаря этому ты сейчас здесь стоишь!
Последними словами Кирран резанул слишком глубоко — так могут только друзья. Ника ненавидела, когда ее воспринимали, как ребенка великих маджикайев, когда проявленная симпатия была лишь уважением к погибшей матери или страхом перед отцом. Кирран осознавал все, что произносит. Ему давно хотелось высказаться, поведать подруге о том дне. Кирран многое замалчивал, сокровенно прятал. Друзья, которые умеют слушать, не умеют говорить. А поглощенная личным несчастьем Ника не задавала ему важных вопросов. Сейчас девушка быстро удалялась. Кирран поднял брошенную в ноги куртку и, несмотря на быструю отходчивость, не попытался остановить подругу.