Леди, которая любила лошадей (СИ)

Она кинула грязный столовый нож, кривой и покрытый ржавчиной, но Демьян шкурой ощутил опасность, от этого ножа исходящую.
И когда Вещерский поймал его, а поймал он с легкостью, захотелось ударить его по руке.
- И правильно понял, бомбы на меня завязаны… остановится сердце, то и они сработают. Многие людишки пострадают, да… прости, Господи, рабу свою грешную… не себя ради, но ради их, заблудших, ибо сказано, что вот кровь моя…
- Сердце, значит? – очень тихо произнес Вещерский, будто уточняя.
- …и агнец невинный спасет… режь, княже, а то ведь я могу и иначе… - темное дуло повернулось к Марье. – Что, княжна, поможет тебе твой дар? Сейчас и здесь?
- Как знать, - Марья чуть склонила голову, глядя, впрочем, не на купчиху, но на Вещерского. А тот крутил нож в пальцах, правда, держал аккуратно, явно чувствуя недобрую силу его.
Лезвие коснулось кожи на запястье.
Беззвучно вздохнул Аполлон.
А Нюся отвернулась, брезгливо сморщивши носик. Громко щелкнул барабан револьвера. Демьян видел, как время замедлило бег. И его, этого времени, которого недавно казалось мало, ныне стало слишком уж много. В нем замерли люди этакими мухами в янтаре.
Медленно.
Отчаянно медленно, словно преодолевая преграду, проступали на белой коже красные капли. И стоило показаться первой, как в шаре заклубился туман, густой, угольно-черный, он заполнял хрупкое вместилище, грозя сломать его.
- Эй, княжна, бери в руки, - велела Ефимия Гавриловна, подкрепивши приказ тычком револьвера. – Или… забоишься? Смотри, выбор есть… могу тебе, а могу вон сестрице твоей.
- Мне, - Василиса сделала шаг прежде, чем Демьян сумел остановить ее.
Время вновь ускорилось.
- Вася!
- Нет, - Василиса покачала головой. – Это тоже мое… ты просто… просто поверь.
Она подошла к этому шару, казавшемуся грязным, шару и подняла его. Молча подошла к Вещерскому, а тот поднял руку и полоснул по запястью ножом, который тут же протянул Демьяну.
Брать его… было неприятно.
Осклизлая рукоять, темный клинок. От одной мысли, что этим клинком надо коснуться кожи, становилось изрядно не по себе. Но Демьян преодолел отвращение.
Если надо…
Кожу клинок вскрыл с легкостью. Боли и то не было, только запястье будто ледком стянуло.
- Молодец, девочка, - одобрила Ефимия Гавриловна.
- Боже, как мне это все надоело, - Нюся встала, опираясь на свежеошкуренный столб. – Как закончится, точно во Францию уеду…
Василиса подошла к некроманту, который тоже не стал отказываться. Разве что… улыбка у него сделалась этакой, понимающей.
А кровь черной показалась.
Куда темнее, чем Демьянова или Вещерского. Тот перехватил запястье платком, который кровью пропитался вмиг. Она стекала по пальцам, нитью уходила в солому, прячась под нею. Были и другие нити, не крови, но силы, что уходили от Вещерского и Ладислава, от самого Демьяна к шару, скручиваясь вместе, сплетаясь воедино, этакою престранною пряжей, которая укладывалась внутри шара.
Зазвенело в ушах.
И Вещерский мотнул головой, поморщился.
- Терпи, - одними губами произнес Ладислав, но был все же услышан. И Ефимия Гавриловна охотно повторила:
- Терпи. Дотерпишь до самого конца, и женушка твоя живой останется. Обещаю.
Демьян не поверил.
Он точно знал, что живых не останется. Он ли, Вещерский, некромант, который, пусть и нужен был для славного дела революции, однако не настолько, чтобы рисковать, и все-то, кому выпало оказаться в этом вот неудобном месте в неудобное же время, погибнут.
И осознание сего факта окончательно отрезвило.
А Василиса… она поднесла шар Рязиной и тихо сказала:
- Возьмите, пожалуйста.
И голос ее был полон такой силы, что…
- Мама!
Визг ударил по нервам, но… кривоватые смуглые пальцы уже коснулись неровной поверхности.
Коснулись и застыли.
И сама она, страшная женщина, тоже застыла. И лицо ее вдруг преобразилось, сделавшись мягким, удивительно красивым той тихой красотой, которую сложно разглядеть сразу. Дрогнули ресницы.
Губы тронула улыбка.
- Мама! Вы…
Ефимия Гавриловна стояла и смотрела.
 
В шар.
В черную, переливающуюся глубину его. И Демьян понятия не имел, что видела там, да и знать-то того не желал, но…
- Сенька! Стреляй! – визг Нюси ударил по нервам, мешаясь с гортанным воплем Сеньки, из рук которого выпал раскалившийся добела револьвер.
- Ах ты…
Он все-таки выстрелил, и звук этот гулкий окончательно все разрушил.
- Всем стоять! – голос княжны Вещерской перекрыл прочие звуки, а на ее ладони белой звездой возник огненный шар. – Только шелохнитесь…
- Марьюшка, - Вещерский все еще зажимал порез платком. – Ты… только не нервничай, ладно?
- Я не нервничаю, - мрачно сказала княжна Вещерская, и воздух в конюшне изрядно нагрелся. До того, что еще малость, и просто-напросто полыхнет. – Я совсем даже не нервничаю…
- Вы… это ты… - Нюся подлетела к Василисе. – Ты виновата… ты…
- Отойди… - велела княжна сухо. – Если не хочешь…
Нюся сделала шаг назад.
И выражение лица ее стало таким, что Демьян вдруг понял: не успеет. Слишком далеко он стоит. Слишком медлителен.
Слишком…
Стеклянный купол времени вновь развернулся, пытаясь удержать силу, которая выплеснулась из рук тоненькой хрупкой девушки. Эта сила ощетинилась ледяными иглами. И иглы росли. И… Демьян не сдержит их. Раньше, может, у него и вышло бы.
Раньше…
…стекло мира трещало. А спину рвали когти дракона-хранителя, и эта призрачная боль заставила двигаться. Всего-то шаг.
И два.
И руку поднять, которая вдруг стала невероятно тяжела.
Толкнуть.
Раскрыть объятья навстречу иглам, острия который пробивали купол времени. И когда тот все-таки разлетелся вдребезги вновь, Демьян закрыл глаза. Если повезет, то странный дар его поможет.
Спасет.
Если не Демьяна… пускай даже не Демьяна, но спасет.
Было больно.
Пожалуй, куда больнее чем в прошлый раз. И эта боль заставляла сосредоточиться на себе. Что-то вспыхнуло, стало жарко.
Кто-то закричал.
И снова.
И жар сделался почти невыносим, а иглы вошли в тело. Подумалось, что бабочка из него, Демьяна, вышла на редкость поганая…
Глава 33 
…на что похожа сила?
Не та, с которой Василиса так и не сумела сладить, освоив пяток самых простых заклинаний. Да и те получались, положа руку на сердце, раз через два.
Нет, эта сила не такая.
Она в шепоте ветра, в шелесте трав. Она не внутри, ибо собственный источник Василисы слаб, и теперь она точно знает, отчего.
Этого источника вовсе не должно было быть.
Он мертворожденный, чуждый, но поди ж ты, выжил, приспособился. И выходит, что она, Василиса, двоесильница? Слово какое забавное. Она бы улыбнулась.
Зазвенели золотые подвески.
Кроме той, что украдена.
…на что похожа сила?
На молодого коня, который полон ярости, и сам с собой совладать неспособный летит, несется… несет… попробуй-ка удержись, если сумеешь. А нет? Рухнешь под копыта.
Это ложь, что лошади не наступают на упавших. Еще как наступают. Порой потому как получается, а порой и нарочно. Не каждая лошадь добра. Не каждый всадник стоит того, чтобы его нести.
На что…
…руку протяни, коснись. И ей позволь коснуться, приучая к себе, знакомясь. Вдох и выдох, и сила пронизывает тело, опутывая его, прорастая внутрь.
Немного больно.
И голова кружится, но головокружение проходит быстро. Только золотые подвески звенят, и в каждой свой дух…
Свое слово.
…и слово это так и осталось непроизнесенным. А она ведь почти поверила, что все-то получилось, что вышло именно так, как должно, что…
 
Стало вдруг холодно.
И горячо.
И сила ее, еще неприрученная, взвилась на дыбы.
Вот только…
…она, эта сила, могла многое.
Вытянуть душу из тела, пустить по сплетенной из крови дорожке, сотворив для этой души мир, в котором она будет счастлива. Уверить, что все по-настоящему.