Леди, которая любила лошадей (СИ)

- Так вот, с его точки зрения прадед договор исполнил.
- Если договаривались только об этом, - Василиса отобрала миску с лоснящеюся черной жижей, которая гляделась чересчур густой, и остро пахло какао. – Только… зачем им?
- В смысле?
- Ладно, нашему прадеду, чтоб ему… у него, как ты сама сказала, были причины взять в жены нашу прабабку. Семейные дела… и если их невозможно было поправить иным способом.
Марья, похоже, так не считала.
Ткнув пальцем в тесто, она сунула его в рот.
- Мог бы и тут кого-то поискать…
- Кого?
- Не жнаю… кого-нибудь… мало ли…
- Невест с хорошим приданым? – Василиса протянула миску со взбитыми белками. – Лей потихоньку, а я мешать стану. Смотри… с одной стороны, конечно, можно и поискать, но с другой… если искать невесту с титулом, то не так и много, чтобы и титул, и деньги, и еще желание выйти замуж за опального князя…
Марья накренила чашу.
Мешать приходилось осторожно, чтобы не осадить белки, которые текли широкой лоснящеюся рекой.
- Если брать без титула, то, конечно, желающих получить этакий титул для денег куда больше, но…
- Но?
- Дали бы эти деньги нашему прадеду? Или он оказался бы на содержании у жены? Или скорее жениной родни?
- А и вправду…
Тесто становилось легче, белки, мешаясь с темною массой, поднимали ее, насыщая воздухом.
- Вот так… а та… женщина, с одной стороны она принесла богатство, с другой – ничего-то не требовала. Ее не пришлось выводить в свет. Искать преференций для сородичей. Устраивать их к кому-нибудь в услужение… или просто общаться с той ее родней.
Василиса попробовала тесто.
- Она вовсе ничего не требовала. Не могла, думаю. Но вот… все равно не понимаю, зачем это им надо было?
- Кому?
- Степнякам. Она… поверь, не слишком была рада этому сватовству. Мы для них другие. И прадеда она вовсе не считала красивым. Наоборот… - Василиса живо вспомнила чужое отвращение к излишне белой какой-то коже, похожей на недопеченный хлеб, к волосам желтым, что сухая трава.
К выпученным рыбьим глазам.
- Возможно, честь была породниться… - предположила Марья, протянув одну из трех форм. – Что делать надо?
- Смазать изнутри маслом. И так, снизу вверх, чтобы тесто легче поднималось. Да. А честь… - Василиса попыталась вспомнить сон. – Нет, не честь. Они считали себя детьми богов, любимыми, а люди, которые пришли из-за края мира, это просто чужаки. Им не понятны были ни наши титулы, ни положение, ни сама жизнь. Но тогда почему они отдали этому чужаку такую завидную невесту, как наша прабабка? И еще лошадей?
- Приданое?
- Это у нас приданое. А у них жених платит выкуп… и вопрос, чем заплатил наш дед? И заплатил ли?
Марья не ответила.
А торт… торт получился отменным. Коржи поднялись и вышли мягкими ноздреватыми, насыщенного темного цвета.
Выезжали до рассвета.
И Вещерский сам сел за руль. В клетчатом костюме, с кепи и очками, он гляделся до того несерьезно, что Демьяну подумалось, что несерьезность эта, возможно, и на руку будет. Некромант же обрядился в черное и в мрачном этом цвете сделался донельзя похожим на молодого, тощего грача. И нахохлился вновь же, устроившись позади. Сиденье для него оказалось чересчур низким, и тощие колени торчали, и некромант клонился к ним, и казалось, что того и гляди проткнет коленкою собственную грудь.
- Ты запрос подал? – спросил он, когда отъехали от дома.
- Подал.
- И…
- Ты не ошибся. Это и вправду Берядинский. Младший. И… как его только упустили, а?
Поместье Аполлона Иннокентьевича явно знавало и лучшие времена. Находясь в стороне от дороги, оно поспешило отгородиться от нее чередою высоких вязов. И надо полагать, некогда сия аллея гляделась весьма себе душевно, однако ныне с деревьями приключилась напасть: листья пожелтели и скукожились. И сами эти вязы выглядели так, будто сухим ветром их опалило.
Солнце, пробиваясь сквозь поредевшие кроны, выжгло траву.
- Погоди, - велел Ладислав, принюхиваясь.
Пахло и вправду нехорошо.
Пылью вот, желчью и еще чем-то, нерезким, но до невозможности отвратительным. И Вещерский послушно затормозил.
 
- Может, тут останешься, - предложил Ладислав.
- Нет, - Вещерский отложил очки и кепи снял, аккуратно пристроив на сиденье. Туда же отправился клетчатый пиджачишко.
- А я тебе говорил, что одеваться надобно сообразно моменту… будешь теперь белою рубахой сверкать… - проворчал Ладислав и решительно шагнул на зарастающий тракт. Под ногами захрустело.
Демьяну же подумалось, что место это недоброе.
Нет, он вглядывался в дорогу, силясь увидеть те самые нехорошие приметы, но… ничего. Пустота. Ни тумана, ни плесени, ни чего бы то ни было.
Разве что трава, пробившаяся сквозь накатанный тракт, сгорела.
Так солнце жаркое.
Бывает.
Кузнечики молчат. И птиц не слышно, зато слышно собственное Демьяна дыхание, какое-то натужное, словно сквозь силу. Он ступает осторожно, крадучись. И не только он.
А впереди показался дом. Строение из белого камня раскинулось по-над скалистым уступом, распластало мраморные крылья о дюжине колонн каждое. И оперлась этими колоннами на землю, и появилось ощущение, что только они и держат дом.
Что сил в нем осталась капля.
- Нас не встречают… - пробормотал Вещерский.
- Но хотя бы…
- Присматривают. Я велел без нужды не вмешиваться.
- Зачем вообще было…
- Затем, что я не понимаю до конца, что здесь происходит. Это во-первых. А во-вторых, не столько стоит опасаться самих бомб, сколько знания о том, как их создавать, - он размял руки, встряхнул ими и на кистях проявились рисунки, сложное переплетение линий, то ли щупальца морского змея, то ли иной какой причудливой твари, которая до того дремала в тощем теле княжича. А теперь вот очнулась.
Хотя и продолжала притворяться спящею.
Авось поверят.
Демьян твари не поверил, но порадовался, что и его собственный змей очнулся. Ухо дернуло коротким жаром, а спину словно когтями полоснуло.
- Что? – Вещерский остановился.
Дом глядел на них пустыми окнами и казался слепым, неподвижным. Он, этот дом, не желал принимать гостей.
- Не знаю, просто… оживает.
- Значит, и вправду получилось, - улыбка Вещерского стала шире. – А я и не верил, хотя Никанор Бальтазарович и уверял, что все-то точно рассчитал, но… высокое искусство как-никак.
- Что получилось? – Ладислав остановился и разглядывал дом пристально, внимательно. Впервые, пожалуй, некромант выглядел всецело сосредоточенным, что само по себе уже внушало определенные опасения.
- Охранитель получился, - Вещерский приложил руку к глазам, заслоняясь от солнца. – Остался сущий пустяк, ужиться… но характер у тебя, Демьян, спокойный, справишься. Идем. Негоже гостей заставлять ожиданием маяться…
- Негоже самому на рожон переть, когда…
- Мы уже о том говорили. Моих людей он просто положит. А со мной, глядишь, и поговорить захочет… он куражливый.
- Кто?
- Сенька… - и добравшись до двери, хорошей такой двери из мореного дуба сделанной, Вещерский заколотил в нее кулаком. – Эй, есть кто дома?
- А кто вам надобен? – донеслось с той стороны.
- Хозяева.
- Хозяин спать изволит.
- Разбуди, будь столь любезен…
- С кой-то надобности? – человек, прятавшийся за дверью, определенно издевался.
- Так… гости пришли.
- Не всякого гостя пускать след…
- Как знаешь. Отойдите, - Вещерский тряхнул руками, и меж ладоней его появилось пламя. Белый ком ударил в дерево и впитался в него, не нанеся вреда.
Правда, дверь приоткрылась.
- Экий ты, княжич, нетерпеливый, - покачал головой человек вида самого обыкновенного. – А ведь говорили же тебе умные люди, не лезь, куда не просят. Глядишь, и пожил бы еще…
 
Человек держал в руке огромный пистоль старинного виду, столь тяжелый и несуразный, что гляделся он едва ли не шутейным.