Маленькая красная кнопка (СИ)
— Страх у него был, — ответила сквозь зубы, поняла, что закипаю, что готова наброситься на него с кулаками, обвиняя, осуждая… вдохнула, выдохнула и продолжила спокойнее: — Надеюсь, это не ты его убил.
— До такого я ещё не докатился, — морщится в ответ, — когда узнал поздно было. Давай дальше, мне хватает проблем помимо чувства вины. Я с ним и без того живу.
— Али начал шантажировать тебя расписками и была назначена та встреча, я правильно поняла? С Алексом Брауном.
— Да, — ответил глухо, — дичайший фарс, я должен был присутствовать, направлять, но этот долбанный турок! Сука!
— И я… — добавила угрюмо, — мне правда жаль, что я была там.
— Отец прекрасно знает турецкий! — вспылил в ответ. — Знал… не важно. И он, и Соболев-старший с турков начинали! Он сам прекрасно всё слышал!
— Зачем же… — промямлила растерянно.
— Такой уж человек, — ответил тихо, — да и ты себя показала, не юлила, на таила, выложила, как на духу. Это подкупает, Диана. Твоя открытость, твоя честность, твоя непосредственность, где-то резкость, где-то… нежность, чуткость, сострадательность… — выругался матом и хохотнул: — Не заставляй меня вспоминать, почему я влюбился в тебя. Подкатывает…
— Зачем ты сказал мне настоящее имя Брауна? — спросила, чтобы съехать с опасной темы.
— Эм… ну, я подкатывал, — смешок и озорной взгляд. — Смысл было выдумывать лишнее? А так… интрига, загадка, интерес. И, как это обычно бывает с девушками, всё отходит на второй план, когда на сцену выходят эмоции. Это не важно уже, прошло всё, как будто не было. Ещё в тот момент, когда ты впервые проигнорировала моё предложение.
— Это я сейчас точно не готова обсуждать… — пробормотала в ответ. — Давай дальше.
— А дальше мой отец отходит в мир иной. Внезапно, скоропостижно. Я в шоке, все в шоке, после похорон заявляется Али, ненавязчиво напоминая, что у меня есть ещё и мать. Паскуда… Давай, говорит, сотрудничать. Хули делать? Давай. Но только этим он не ограничился… через год начал намекать, что пора ему становиться партнёром. Отдать ему половину бизнеса отца? Ага, как же… нахер! А он всё настойчивее, пока однажды не притащился к тебе на район, я тогда с Ромкой гулял… Пару минут постояли, ни одной угрозы, но я понял, если не свалю — поставлю его под удар. Ну и… дальше знаешь.
— Это всё понятно, — киваю с усмешкой, — я-то тебе зачем? Сына моего зачем на себя записал? Потом привязался — понятно, ты помогал, я правда благодарна тебе за это, ты много времени с ним проводил, он славный… но я… не лечи, Тём.
— А я надеялся, что он от турка, — хмыкнул в ответ, — до последнего надеялся. Когда выяснилось, что нет… я не совсем отбитый, Дин.
— Уверен? Ты только что заявил мне, что надеялся обменять моего ребёнка на расписки, — поморщилась брезгливо, а Артём стыдливо отвёл взгляд. — Значит, Али захотел власти… — перескочила к насущной теме, а он пожал плечами:
— Все хотят. И что ты со всем этим будешь делать?
— Да просто сиди тут и носа не высовывай, — процедила сквозь зубы и пошла на выход.
Тошно.
24
Номер отца мама всё-таки прислала. Дрожащими от волнения руками я набрала его, не слишком-то рассчитывая на то, что он ответит, но он отозвался практически сразу.
— Слушаю, — его голос, незнакомый и чужой, был мягким и бархатистым и совершенно не вписывался в мамино едкое «бандюга».
Что, если он просто выделывался перед ней? Что, если врал напропалую, просто чтобы уйти от ответственности? Что, ребёнок? Подумай дважды, дорогая, в какой мир ты его родишь.
— Диана, я слушаю, — повторил громче, как будто связь была плохой, но плохой была только идея ему позвонить.
— Простите, — буркнула в трубку и отключилась, зажмурившись.
Такая храбрая! Такая отважная! Как маленький слепой котёнок, жмущийся к тёплой матери.
Он перезвонил тут же, но я сбросила вызов. И тогда он прислал сообщение. С адресом, в нашем городе, который я тут же назвала водителю, сменив маршрут. Почему он в городе? Он что, переехал?
Любопытство распирало. Мама показывала его фотографию, я знала, как его зовут, но желания встретиться никогда не возникало, я не знала его, не тосковала, не любила. У меня всё было, мама отлично справлялась, окружала меня заботой и теплом, я не искала большего извне. Но сейчас, когда я услышала его голос, захотелось понять, кто он. Что за человек? Как он улыбается? Как ходит? Как одевается? Что из себя представляет? Что я почувствую, стоя напротив него?
Очередной загородный дом за высоким забором. Забавно, но от маршрута я отклонилась не сильно: коттеджный посёлок стоял рядом с тем, в котором я сейчас жила. Такое уж ли совпадение?
Калитка нараспашку, вроде бы ждут, а проходить боязно. Территория не ухожена, аж глаз режет, как будто и не живёт там никто, как будто просто забыли закрыть, покидая это место второпях. Не знаю, как долго я могла так топтаться, если бы входная дверь дома не распахнулась и я не увидела отца. Метров тридцать до него, высокий, широкоплечий, чёрная водолазка под горло, синие джинсы. Вроде бы ничего устрашающего, но это лишь на первый взгляд, издалека.
Пересиливаю себя и иду по дорожке к дому, уже у крыльца понимая, что мама не обманула. И вроде опасности не чувствую, лично по отношению к себе, но кидаться этому человеку на шею с радостным воплем «папочка!» я точно не стану.
— Привет, — говорит с улыбкой. — А я всё ждал, когда позвонишь. Проходи.
— И сколько лет ты ждал? — хмыкаю в ответ, решив не церемониться.
— Всего два, — тихо смеётся в ответ. — Гены такая штука… ты просто обязана была во что-нибудь вляпаться.
— Мы даже не знакомы, а ты умудрился подгадить… — бурчу ему в спину, а он резко останавливается и оборачивается с безграничным удивлением, явно читающимся в больших зелёных глазах.
— А я тут при чём? Ты вся в мать.
И смотрит так весело, что мне приходится поднапрячься, чтобы не расплыться в ответной улыбке.
— И во что же вляпалась мама?
— Ну… — он тут же прячет улыбку и разворачивается, продолжив путь, — в меня.
— Ты правда сидел? — спрашиваю хмуро.
— Чай будешь? Кофе не предлагаю, тебе, вроде как, нельзя…
— Где-то в городе висит плакат с моей фотографией и вызывающей надписью «она беременна», а я не в курсе? — спрашиваю едко, а он морщится:
— Надеюсь, это гормоны и характером ты тоже в мать, а не в меня.
— Ты не ответил.
— Да, сидел. Семь месяцев, в изоляторе, пока суд шёл. Выхожу, а моей любимой уже и след простыл.
— Понятно, — говорю с усмешкой, начисто забыв, зачем пришла. — Она уехала и ты зажил спокойно.
— Это было ожидаемо. Ни одна нормальная женщина в здравом уме не будет жить с уголовником.
— Тебя же выпустили, — язвительность из меня так и прёт, а он, напротив, спокоен, как удав. И это раздражает ещё сильнее!
— Честно? Уж лучше бы закрыли. Эти ублюдки сделали вид, что я выложил им всё, что знал. Что сдал всех и вся, включая мать родную. Рассказать, почему я обрадовался, что твоя мама оказалась с головой на плечах? Уверен, тебе своих страшилок хватает, чтобы ещё о моих думать. Три года я бегал, как заяц, пять раз чуть не сдох, сообразил, что долго это не продлится и сделал то, что твоя мама бы никогда не поняла и не приняла.
— И что же?
— Занял место тех, от кого бегал, — хмыкнул в ответ. — Пожить, знаешь ли, охото было. Потом нашёл её. Просто из любопытства нашёл, не тешь себя иллюзиями, что я ночами не спал, размышляя. Не до того было. А она с ребёнком на руках, своя жизнь. Прикинул, что моё появление придётся не в кассу, уехал. И вот тогда началась бессонница, — тихо посмеялся и поставил передо мной чашку ароматного чая. — Ты мелкая, сколько конкретно годков — не ясно, на меня совсем не похожа, но цвет глаз довольно редкий. Поломало немного, хочу знать или не хочу? Хочу. Выяснил. Обрадовался. Притащился. Цветы, игрушки, рожа довольная. А она мне — пошёл на хер, знать тебя не хочу, к ребёнку даже подходить не смей. И вообще у меня другой мужик и прочее в том же духе. Донор спермы, вот ты кто для меня и для неё.