Птичка (СИ)

Назар стянул шёлк с плавного плечика, на котором тоже расцвели фиолетовые цветки от его пальцев и зубов, и нежно коснулся изгиба губами, вдохнул свежий аромат её кожи. Еле уловимый аромат персиков и пионов смешался с его ментоловым гелем для душа, и это тоже было будоражаще, возбуждающе.
Ведь Птичка пахла как он, но оставалась собой.
Рука его проникла в вырез, и сжала упругую плоть груди, поглаживая пальцами напрягшейся сосок, и Вика сладко выдохнула, откинулась к нему на грудь.
— Назар, я тут завтрак затеяла, — вроде как протестовать собралась, но глазки закатила, и прижалась.
— Одно из двух твоих знаменитых блюд? — усмехнулся Назар, узрев на сковороде омлет.
— Да, — выдохнула она, — ты не голоден?
— Голоден, — ответил Назар стягивая шёлк, уже со второго плечика, — по тебе голоден, Птичка моя.
Он тянул тонкую ткань, освобождая больше обнажённого тела. Ласкал губами, ароматную кожу, скользил вдоль позвоночника. Сцеловывал все свои предыдущие следы, наслаждаясь её вкусом, и тихим придыханием и стонами Вики.
Она, откинувшись на него, шалела от его прикосновений, и извивалась в его руках. Вздрагивала, когда его пальцы, сжимали острые соски, и прижималась упругой попкой, в уже восставший и затвердевший член.
— Назар! Назар! — шептала она. — Да, да, да!
Назар развернул её лицо к себе, впился в её рот, захватывая больше плоти, и погружаясь языком, заглушая её стоны, съедая их.
Её сладость разъедала его, распространялась по крови, въедалась в его кожу. С каждым глотком её кислорода, с каждым прикосновением к её плоти, Назар терял себя. В ней. Растворялся, исчезал в этой мягкой, нежной девушке, которая также отдавалась на его милость, делилась собой. Беззаветно, и бескорыстно. И эта её открытость, реакция на него, сводила с ума. Стоило ему только прикоснуться к ней, как она уже горела, забывала обо всём. Стремилась только к нему. И Назар брал, поглощал, черпал ее, словно голодный зверь, и наполнял собой до краёв.
Он стянул, наконец, с неё халат, огладив плавную фигуру, и снова вжал в себя. Её влажные волосы разметались по плечам. Щёчки зарозовели от нахлынувшего желания, и глаза стали такими тёмными и глубокими.
— Пообещай, что не испугаешься больше, — шептал он, исследуя губами нежную шейку, — я не причиню тебе боли, никогда. Только ласкать тебя буду. Оближу каждый миллиметр твоего тела. Твоей гладкой кожи. Исцелую тебя всю, девочка моя.
— Да, да, — застонала Вика, — обещаю.
Он поспешно выключил, наконец, плиту, и потянул её за собой. Уложил на большой обеденный стол, на спину. Словно главное блюдо разложил, обласкивая взглядом, все изгибы её фигуры. Нежную бледную кожу. Плавные переходы плеч и ключиц. Округлые линии упругой груди с нежными розовыми торчащими сосками. Напряжённые мышцы живота, и выгнутой поясницы. Маленькую птичку сбоку. И ножки. Красивые, длинные с тонкими щиколотками. Разведенные сейчас для него. И ярко-розовая плоть между ними. Влажная и зовущая. Ароматная. Назар сглотнул набежавшую слюну, и резко дёрнул Вику на себя. Она вскрикнула от неожиданности, и вцепилась в края столешницы.
— Тише, тише, Птичка, — забормотал Назар, опускаясь на колени перед ней, и закидывая её ножки себе на плечи, склоняясь ниже к жаркой плоти, — сейчас будет хорошо, сейчас будет сладко, жарко, — и он тянет носом аромат её желания, её истекающей по нему плоти, и дуреет, ещё больше, от терпкого, сладкого запаха.
Ему нравится касаться её здесь. Нравиться пробовать на вкус её сок. Лизать горячую плоть, втягивать в рот чувственный бугорок, и видеть, как она плавиться, пылает от его ласк. Слышать её бессвязный шепот, и чувствовать, как её пальчики путаются у него в волосах, и она выгибается ему навстречу. С самого их первого раза, когда он попробовал её там, он стал одержим её вкусом. Вот и сейчас вбирая её плоть, слизывая капли влаги, погружая глубоко в её лоно, и чувствуя дрожь, и трепет её тела, слыша несдержанные крики, Назар кайфует, от её удовольствия, может даже больше чем Вика под ним.
 
Он, не отрывая языка от её складочек, вводит внутрь два пальца, и тут же чувствует дёрнувшиеся пальчики в его волосах, и слышит вскрик, и Вика начинает вибрировать, двигаться, сама несдержанно насаживаясь на его пальцы.
— Назар, ещё, — она вся напряжена, изогнулась под ним, на жёстком столе, обняла своими ножками, и стремится навстречу наслаждению.
— Ну, давай же, Птичка, кончай, — обжигая горячим дыханием её плоть шепчет Назар, и продолжает погружать в неё пальцы, умело сгибая их, чтобы задеть все чувствительные точки, а языком всё кружит по клитору, легко и нежно касаясь его.
Вика содрогается под ним, вцепляется снова в столешницу, и кричит.
Всё её тело напряжено, выгнуто, и лоно пульсирует, сжимает его пальцы, и новая порция влаги бежит в его рот.
Она так сладко кончает.
Всё никак не может придти в себя, и дрожит от каждого движения и прикосновения. Снова всхлипывает, как тогда, у неё дома. Назар поднимает лицо, и действительно видит влажные дорожки на её щеках.
Он поднимается с поцелуями вверх, по расслабленному животику, не забывает обласкать, татуировку, и прикусить её соски, проходится по мягкой линии плеч, и нежной шейке. Потом слизал с её щек соленые дрожки. Заглянул в затуманенные глаза.
— Доверься мне, ты обещала не бояться, — шепнул он перед поцелуем, и вжался в её раскрытые губы.
Птичка тут же обвила его руками, и ответила на его поцелуй.
Её разгоряченное тело тесно прижималось к нему, и бёдра так и стремились обнять теснее, и насадиться на упирающийся в разгоряченное лоно, твёрдый член, но Назар отстранился, встал.
Вика ещё не поняла в чём дело, когда он снова подтянул её к краю и прижал к себе вынуждая встать. Она снова обняла его за шею, но он высвободился из её объятий, и развернул к себе спиной, уложил на стол животом.
— Вика, расслабься, — шепнул он, склоняясь к ней, и заводя её руки назад, соединяя их. На глаза ему так удачно попался шелковый поясок от её халатика, и он, наклонившись, вытащил его из шлиц, и стал методично и медленно связывать руки Птички. От локтей до тонких запястий.
Крепко, туго, но без фанатизма.
Он не хотел оставлять на её запястьях алых борозд, ну может слегка, и всё ещё переживал, что она снова испугается. Но Вика затихла. Лежала покорно, позволяя себя связывать, стягивать узлы на её тонких ручках. Замерла в той позе, в которую он её поставил. Ждала. И Назар надеялся, предвкушала.
Он закончил и отошёл, созерцая плод своих трудов.
Ничего более возбуждающего, чем связанная Птичка он ещё не видел. Вся её покорная поза была будоражащей, волнительной, вызывающей. Его так и тянуло, тут же врезаться изнывающим членом в тесный жар между её ног. Но он растягивал болезненное удовольствие.
Гладил её плечи, и спинку, успокаивая и шепча ей, какая она красивая. Расслаблял. И когда Вика, начала подрагивает под его руками, и стонать его имя, снова распаляясь, он понял, что она готова.
Назар намотал на кулак её влажные длинные волосы, рывком задирая голову, выгибая её в пояснице. Также резко расставил её ноги, и, помогая себе рукой, наконец, ворвался в тесное лоно. Рывком, толчком, одним ударом до самого основания.
Это было дикое удовольствие. У него даже в глазах потемнело, и в ушах зазвенело. Тесное лоно так туго обхватило его член, что ему двигаться было страшно, он мог кончить только от одного этого давления. Дрожь Птички вывела его из ступора. Она сама двинула бёдрами.
— Ещё, — шепнула она.
И Назар сорвался. Натянул её ещё круче, возможно причиняя боль, и стал вбиваться внутрь, снова теряя весь человеческий облик. Снова ведомый только одними инстинктами. Забывая обо всём, желая только быть в этой тесноте как можно больше. Птичка несдержанно кричала под ним. Он и сам глухо рычал, стягивая одной рукой её волосы, а другой до синяков её белую ягодицу, направляя только на себя, и смотрел на её спинку, и связанные ручки, и вбивался, в неё.