Русская миссия Антонио Поссевино

— Да, мне известно об этом, — признался Поссевино, — но после того, как вслед за московитами из Ливонии будет изгнана Швеция, у Речи Посполитой не будет таких проблем, как есть у Испании в Нидерландах.
— Сначала надо с царём Иваном разобраться, — сказал Баторий, и Поссевино послышалось в его голосе неодобрение. Очевидно, говорить о большой войне со Швецией преждевременно.
— Я вернусь к делам духовным, — Поссевино снова заговорил на привычную ему тему. — На землях, отвоёванных Речью Посполитой у московитов, есть много угодий, принадлежащих Русской церкви. А академия ордена, которая основана в Вильно во время моего прежнего визита два года назад, нуждается в землях. Могу ли я получить королевское разрешение на передачу этих земель ордену?
Баторий и Замойский озадаченно переглянулись.
— Конечно, — сказал король, — но ты ведь сам только что сказал, что нельзя злить русских перед принятием ими католичества. И тут же убеждаешь меня, что я должен обидеть Русскую церковь. Я не понимаю тебя, легат.
— Всё очень просто, ваше величество. — Голос Поссевино стал елейным, как бывало всегда, когда он пытался убедить человека в необходимости дела, которое в действительности необходимым не было. — Поскольку русские скоро станут католиками, эти земли всё равно будут владением нашего восточного диоцеза [155]. Мы просто немного опередим события.
Баторий и Замойский снова переглянулись, и король расхохотался.
— Ай да иезуиты, — произнёс он сквозь смех, вытирая слёзы, — ай да молодцы! Что там будет дальше — Бог ведает, но они своего не упустят. Хорошо, получишь ты моё королевское разрешение, получишь. Будут вам земли.
— Благодарю, ваше величество, — произнёс Поссевино.
— Ступайте теперь. Езжайте в Дисну. Там дождёмся моего посланника из Москвы. Заодно поможешь нашим провинциальным пасторам вести службу.
Когда Поссевино и четверо его помощников, во время беседы легата с королём так и не сказавшие ни слова, покинули кабинет, Баторий обратился к Замойскому:
— Езжай вместе с иезуитом. Пригляди за ним. Ну, ты человек ушлый, не мне тебя учить. А я позже приеду.
В Дисне — замке, отстроенном в месте впадения речки с тем же названием в Даугаву, ждать пришлось долго. Лишь через три недели после прибытия посольства пришла весть, что в Полоцк, находящийся в сорока верстах, вернулся из Москвы посланник Батория Кшиштов Дзежек, а спустя два дня подъехали и русские послы. Поссевино имел с Дзежеком долгую беседу, пытаясь узнать о Москве и о царском дворе как можно больше.
— Готовься к тому, отец Антонио, — сказал поляк, — что за тобой всё время будет следовать большой отряд московитов. Они скажут, что это сделано для охраны, но на деле ты будешь крайне ограничен в свободе и не сможешь сделать ни одного шагу без того, чтобы спросить у них разрешения. Если ты чем-то огорчишь царя, то обращаться с тобой он будет очень грубо, даже пренебрежительно. Они понятия не имеют о том, что к посланникам следует относиться с почтением.
Поссевино не стал говорить Дзежеку, что поляки относятся к нежелательным посланникам не менее предвзято, чем московиты: каждый считает своё отечество лучше иных. Куда больше легата заинтересовало привезённое московитами письмо царя. Иван, отвечая Баторию, указывал, что требование очистить Ливонию он не приемлет, а говорить об уплате русскими денег за проигранную войну совсем нельзя, так как такое между христианами не принято. Русские отвергали все притязания Речи Посполитой и упрекали Батория в безосновательном нападении на русские земли.
Баторий, прочитав письмо, посмеялся и написал ответ, выдержанный в крайне оскорбительных тонах. В числе прочего письмо содержало предложение Ивану выйти на поединок с Баторием: "Возьми в руки оружие и сядь на коня! Мы назначим время и место, и ты сможешь доказать, муж ли ты и насколько веришь ты в справедливость своего дела. Это мы докажем с помощью меча. В этом случае прольётся меньше христианской крови. Согласен ли ты на это — дай нам знать, и мы сразу же прибудем" [156].
  
Замойский хотел поправить текст письма, но Баторий не разрешил:
— Вот и посмотрим, каков смельчак этот Иван.
— Мерить государственного мужа мерками воина нельзя, — спокойно заметил коронный канцлер, — слишком многое зависит от исхода одного-единственного поединка. Я бы на его месте отказался бы.
Баторий сердито сверкнул на него глазами, но промолчал: он слишком высоко ценил преданность и ум канцлера, чтобы ссориться с ним по такому незначительному поводу. И в трусости он Замойского заподозрить не мог.
12 августа московские послы уехали из Полоцка. Вскоре выехало и посольство Святого престола. Путь его лежал не в Москву, а в Старицу, где сейчас находился русский царь Иван Васильевич.
  
Глава четырнадцатая
 
ОТ НАРВЫ ДО НОВГОРОДА
 
Во время морского сражения брат Гийом и Ласло находились на той галере, что держалась осторожнее других и сбежала, когда стало ясно, что сражение проиграно. Капитаном корабля был уроженец Любека немецкий пират Петер Бюлов, прежде водивший ганзейские суда, но выгнанный со службы за убийство матроса. Его даже хотели отдать пожизненно гребцом на галеру, но брат Гийом, задействовав свои иезуитские связи, помог ему бежать из Любекской тюрьмы. И теперь он возглавлял небольшую пиратскую эскадру, имевшую постоянную стоянку на шведском острове Эланд. На галеры он всё-таки попал, но уже намного в более приятном качестве, нежели прикованный к веслу гребец.
Именно через него брат Гийом и сумел организовать нападение на купеческий караван, правда, при этом пришлось отдать большую часть находившегося при себе золота. Пиратам, кроме платы, был обещан весь перевозимый хольком и коггами груз, взамен надо было лишь убить русского посланника, что находился на первом корабле, и передать его бумаги иезуиту. Пушек и бойцов у пиратов было в несколько раз больше, чем на торговых кораблях, поэтому дело казалось простым. Пираты честно, насколько понятие "честность" применимо к их профессии, пытались выполнить обязательства, но удача в тот день была не на их стороне. Казавшийся почти беззащитным торговый караван оказался вдруг слишком зубастым, да и первый пушечный залп с холька, после которого потонула первая галера, здорово охладил пыл пиратов и заставил их усомниться в успехе предприятия.
Когда же торговцы, отделавшись лишь одной сломанной мачтой, потопили вторую галеру, исход боя был ясен. Моряки — народ суеверный, и когда налицо такое явное неблаго-воление фортуны, продолжать сражение не имеет смысла. Хотя сейчас силы, если считать пушки и бойцов, всего лишь сравнялись. Но у купцов была возможность расстреливать пиратов с разных кораблей, заставляя вражеских канониров метаться от одной цели к другой, а те оставались на одном месте, представляя собой хорошую мишень.
Бюлов, здраво оценив обстановку, решил бежать — при неблагоприятном ветре парусникам за галерой не угнаться ни за что! Так он и сделал. Гребцы налегли на вёсла, и вскоре место, где только что погибло больше трёх сотен их товарищей, скрылось вдали. На галере воцарилось уныние. Бюлов подошёл к брату Гийому:
— Не всегда удача бывает на нашей стороне.
— Я заплатил тебе деньги, — мрачно ответил иезуит.
— Свою долю я могу тебе вернуть, — ответил Бюлов, — но к моим людям подходить не советую.
Брат Гийом стоял молча. Рядом застыл Ласло.
— Я благодарен тебе, поэтому моя шпага и мой пистолет всегда на твоей стороне, — спокойно продолжил капитан, — но, если ты станешь настаивать, они, — он кивнул головой в сторону гребцов, — просто убьют нас всех. И тебя, и твоего спутника, и меня.
Брат Гийом посмотрел на него и ничего не ответил.
— Есть правила, которых я нарушить не могу. И никто не может. Чтобы поддерживать в команде дисциплину, им вынужден следовать даже капитан.