Егор Смирнов: каникулы в СССР. Том 1 (СИ)

— Будем считать, что это «да», — спокойно продолжил я, поднимаясь на ноги. — И советую тебе поскорее приложить лед, ну или что-нибудь из морозилки к своим причиндалам. Это должно помочь. Да, и выпей аспирина с анальгином, что-ли.
Я отошел подальше от скорчившихся на земле тел и, не выпуская их из поля зрения, глянул в сторону Серегиного огорода. Там стояла щуплая фигурка моего друга, крепко сжимающая вилы. Я чуть не прыснул со смеху.
  
— Серый, все нормально, — успокаивающим голосом произнес я. — Вилы здесь точно не понадобятся. Кстати, ты сам теплицы сможешь закрыть? А то этих ребят нельзя без присмотра оставлять.
— Егорка, я сейчас. Я мигом, — засуетился Серега и исчез за калиткой, откуда через пару секунд вновь раздалось громкое шуршание целлофана.
Первым поднялся на карачки, а потом и на ноги Орешкин. Он явно услышал мой совет насчет морозилки. Бросив растерянный взгляд на меня, а потом на постанывающего Никитина, Димка в полусогнутом положении зашагал прочь и вскоре скрылся за поворотом. Вовка же все еще продолжал лежать на земле.
У меня закралась было мысль, что я с ним переборщил и придется вызывать скорую. Беспокойства в моем взгляде, неотрывно следившем за Никитиным, сразу поприбавилось. Подходить близко к нему я не планировал. Кто знает, что у него на уме или в карманах? Но поинтересоваться насчет самочувствия стоит. Да и оставлять его здесь одного в таком состоянии точно не следует.
Но только я хотел спросить у Никитина про самочувствие, как тот начал медленно подниматься на ноги. Было видно, что ему очень больно. Однако нескоординированных и хаотичных движений не наблюдалось, на бок он не заваливался, а это значит, что травм головы нет. Я почему-то опасался, что он как-то неловко ударился при падении.
Вовка поднялся с земли и, ни слова не сказав, поплелся в том же направлении, что и Орешкин. Через полминуты его скрюченная фигура исчезла за поворотом.
Ко мне подошел Серега.
— Егорка, я думал они тебя убьют, — ошарашенно проговорил он.
— Не убили же, — улыбнувшись, ответил я.
— Угу, — угрюмо поддакнул Серега, — пока…
— Думаешь, Никитин и дальше борзеть будет?
— Кто его знает? Он же отмороженный на всю голову, — опасливо пожал плечами Серега.
— Ну так я тоже не подарок, — ответил я, убирая болт обратно в карман.
Поглядев на правую руку, я увидел, что все ребро ладони превратилось в большой синяк. Я осторожно прощупал кость, пошевелил пальцами, потом всей кистью — переломов вроде бы не было.
Мое слишком слабое тело нуждалось в ежедневных тренировках. Но беда была в том, что я не знал, на какое время здесь задержусь. Если меня завтра уже не станет, то какой смысл напрягаться?
И тут же у меня в голове прозвучал голос моего старого боевого товарища:
— Егор, у тебя нет ничего, кроме этой самой секунды. Поэтому, сколько бы их у тебя не осталось, проживай каждую так, словно она последняя. И тогда любое дело, даже самое маленькое и незначительное, превратится в настоящий подвиг.
Это были очень верные слова. Так что к черту все мысли о продолжительности моей новой жизни. Буду жить так, словно я по-настоящему вернулся в свое детство, как бы фантастически это не звучало.
А это значит, что с завтрашнего дня, если он наступит, я начну посильные тренировки.
— Как ты круто их отделал, — восхитился Серега. — Где хоть ты так драться научился?
— Сам не понимаю, — пожал я плечами. — Все как-то само собой получилось. Это я, видимо, от страха.
— Ага, так я тебе и поверил. Еще скажи, что ты от страха плавать за один день научился, — съерничал Серега.
— Не хочешь — не верь. Других объяснений у меня все равно нет, — равнодушно ответил я.
— Да так-то и наплевать. Не хочешь — не говори, — примирительным тоном ответил Сабуров. — Только ты это… Ну в общем… Лучше не плавать, а драться меня научи, а? Научишь, Егорыч? — добавил он, видя, что я ничего не отвечаю.
— Да что ты заладил, Серег. Я не так-то уж много и знаю. — И, заметив, что Сабуров насупился, добавил. — Так уж и быть, завтра покажу тебе пару приемчиков. А пока запомни самую важную вещь. Главная сила не здесь, — и я показал на свой тощий бицепс, — а здесь и здесь, — и я поочередно коснулся головы и сердца. Если не усвоишь это, то никакие тренировки тебе не помогут.
Серега удивленно посмотрел на меня, потом молча кивнул и мы отправились обратно к возвышавшимся над гаражами пятиэтажкам. По дороге я крепко сжимал в кармане болт и внимательно смотрел по сторонам. Кто знает, на что еще способен этот Никитин? Вдруг я так и не отбил у него желание свести со мной счеты.
Но, к счастью, обратно мы добрались без происшествий. Никитина с Орешкиным и след простыл.
На улице уже начало смеркаться, да к тому же Сереги Сомова и Женьки Андреева нигде не было видно. Мы с Серегой Сабуровым еще раз обошли дворы наших четырех пятиэтажек и, не обнаружив никого из друзей, тоже решили отправиться по домам.
В нашем с Серегой подъезде на всех этажах уже горел свет. У нас были выключатели на каждой площадке и свет приходилось включать отдельно на каждом этаже. Перегоревшие лампочки заменялись по очереди жильцами квартир, расположенных на площадке. Это касалось и уборки своего пролета лестницы. На каждую неделю назначалась дежурная квартира.
Я окинул с улицы окна подъезда. Внутри не было ни души. Во всяком случае так казалось снаружи. Я очень надеялся, что Никитин не притаился в подъезде, чтобы отомстить мне.
То, что вместе со мной шел Серега Сабуров, немного меня успокаивало. В случае чего, мы сможем вдвоем дать отпор даже на неожиданное нападение. Главное, чтобы этот отморозок не взялся за холодное оружие. Мне очень этого не хотелось. Потому что в этом случае, если мне повезет и меня не убьют на месте, я буду применять уже совсем другие удары, которые, в случае успешного попадания, не оставят Никитину ни единого шанса на выживание.
  
Глава 11
 
Но, к счастью, в подъезде никого не оказалось.
— Пока, Егорка, — сказал мне на прощание Серега, открывая дверь своей квартиры на втором этаже.
— Пока, Серый, — ответил я и двинулся дальше по лестнице.
Дом встретил меня запахом алкоголя и сигаретного дыма. Мама вышла в прихожую и приложила палец к губам. Это могло означать только одно: отец спит. У меня сразу отлегло от сердца — скандалов и рукоприкладства сегодня не будет.
— Аня еще не пришла, — прошептала мама. — Снова ночью вернется. Хорошо, что отец улегся, а то задал бы ей трепку.
Я понимающе кивнул и отправился в ванную мыть руки. После силовых упражнений с болтом у меня вся правая ладонь была в ржавчине. Пока я отмывался 72-процентным хозяйственным мылом, заодно начал восстанавливать информацию о текущем положении в нашей большой семье.
У меня было две сестры: Аня и Женя. Они появились на свет с разницей в один год. Женя была старшей. А я родился через девять лет после Ани. Так что Жене сейчас должно быть двадцать один, а Ане — двадцать. Причем, Женя, уже, насколько я помнил, к этому времени успела выскочить замуж и переехала на квартиру к мужу, подальше от строгого и постоянно срывающегося по пьяни отца.
Аня тоже вроде бы к этому времени уже нашла себе парня, который вскоре должен будет стать ее мужем. Она, как и Женя, не любила бывать дома, особенно по выходным, когда отец напивался. Так что и ее заветным желанием было побыстрее выйти замуж и, по примеру старшей сестры, съехать с нашей квартиры.
Я вышел из ванной и первый раз со своего появления здесь прошел из прихожей в большую комнату. Меня встретила наша старая и казавшаяся мне в детстве всегда такой уютной обстановка. По ближней стене слева стоял большой раскладной диван. Напротив его разместился сервант, в котором за раздвижными стеклами на нескольких полках стояли наборы хрустальной посуды, стопки, бокалы, красивые чайные чашки на блюдечках. Слева от серванта, ближе к окну, расположился черно-белый телевизор, установленный на длинных ножках. На нем красовалась двурогая антенна, которая довольно сносно ловила сигнал двух телевизионных каналов. Справа же от серванта находился раздвижной, стилизованный под темное лакированное дерево стол, который по праздникам помещался в середине комнаты, напротив дивана. В такие дни за ним неизменно собирались шумные и веселые компании.