Любовь в погоне за искусством

 
Алиса Рублева
 
Любовь в погоне за искусством
  
Часть 1
 
Захожу домой и громко хлопаю дверью. На телефон приходит входящее сообщение. Читаю его сквозь застилающую глаза пелену слёз.
«Я могу всё объяснить. Перезвони, если готова выслушать».
Меня аж передёргивает от злости и отвращения. И телефон летит через всю квартиру с хрустом врезаясь в стену и разлетаясь по дорогому мраморному кафелю. Хватаюсь за голову.
  
– Чёрт, я же никогда не расплачусь за эту плитку!
Бегу в другой конец гостиной. Осматриваю повреждения. На стене небольшой отпечаток. Легко затираю его рукой и мысленно проклинаю свою импульсивность. А вот мрамору на полу повезло меньше – есть заметные царапины.
– Дура!
Телефону конец. Немного обидно. Ему всего два месяца. Собираю куски пластика по полу. Да и чёрт с ним. Мысли снова возвращаются к сообщению, а потом уходят ещё глубже в самую душу. Туда, где засела раздирающая изнутри боль, царапающая когтистыми лапами, вскрывающая старые раны. Всё смешивается в единый комок отвратительных эмоций: прошлое, настоящее – всё воедино. Никому нельзя верить. Все мысли только об этой страшной правде, которую он так старательно от меня скрывал.
Он казался таким… искренним, настоящим, родным. Человеком, которому можно доверить всё, даже жизнь. И как можно было так глубоко заблуждаться? Чтобы он там не хотел объяснить, это не изменит того, что я узнала. Пусть катится ко всем чертям! Да куда угодно! Лишь бы подальше от меня!
Падаю на диван лицом вниз. Хочется спрятаться от всего мира. Почему-то всегда так, если ты ничего не видишь, то кажется, что и тебя не видно. Просто кричу до срыва голоса. Радует, что в квартире хорошая звукоизоляция. Можно выпустить все эмоции, и никто не узнает.
Раздаётся стук в дверь. Спокойный, короткий. Неужели меня всё-таки услышали? Не посмотрев, открываю. Сюда никогда не проберётся посторонний. У дома очень хорошая охрана. Вижу знакомый силуэт. Взъерошенные тёмно-каштановые волосы, ярко-зелёные, как свежая трава, глаза, как всегда игриво смотрят на меня из-под тёмных бровей и ухмылка на лице, будто он король этого мира. Аж бесит иногда. Но сейчас без слов впускаю его и просто утыкаюсь лицом в его крепкую грудь.
Чувствую сладкий запах цитруса и немного терпкий свежего табака. На нём белая дорогая футболка, а я эгоистично заливаю её слезами. Я бы никогда так не поступила. Он не какая-то подушка для слёз. Но сейчас мне так нужна поддержка, и он это знает. А я её принимаю.
Полгода назад
– За людей искусства! Ура!
Чокаемся с друзьями кружками пива. В сердце радость, несмотря на то что летние каникулы кончились и впереди второй год обучения и экзамены.
– Ура-а-а!
В воздухе стоит спёртый запах сырости, алкоголя и жареного хлеба с чесноком.
– Ви, дай мне эту жирненькую греночку, – перекрикивая музыку и гомон голосов просит Ирочка – моя подруга и соседка по комнате. Передаю ей лакомство с наигранным осуждением во взгляде.
– Виола! Не смотри ты на меня так!
– Ты сама хотела похудеть. Я-то что?
– Да знаю я всё, отстань, – Ира шутливо машет рукой в мою сторону и отворачивается, чтобы поболтать с нашим другом, Витей.
Мы сидим за большим столом в баре, недалеко от общаги. Здесь красиво. Стены завешаны картинами и уставлены стеллажами со старыми книгами. Круглые столы из тёмного лакированного дерева и длинная винтовая лестница на второй этаж добавляют заведению особенного шарма. Ира и привела меня сюда. Теперь это наше излюбленное место.
Ира на год старше. Мы познакомились, когда я переехала в Москву, поступать в вуз на искусствоведа и заселилась в студенческую общагу. Поначалу мне было неуютно. После жизни с мамой в родном городе, общага оказалась новым шагом в самостоятельность. Там всё было иначе. Незнакомые люди, и ты сам по себе, а родные за тысячу километров. Но сейчас я привыкла, и мне даже нравится.
– Ну как ты, Виолетт? – интересуется Катя, однокурсница с моего потока.
– Да всё отлично, – неуверенно протягиваю и чувствую: сейчас она начнёт лезть мне в душу. Будто нарочно пытается подковырнуть, задев за живое.
– Больше не грустишь о своём придурошном Кирилле?
Мысленно закатываю глаза и стараюсь сохранить спокойствие. Я обещала себе хотя бы пытаться контролировать эмоции.
– Да плевать… – отвечаю чётко, уверенно, чтобы отстала и поняла, что лучше не лезть.
– Как-то не верится, моя милая, – Катя приобнимет меня, будто мне сдалась её поддержка. – Ты ради него в Москву переехала, а он променял тебя на эту сучку Лерку с накачанными губищами. Мне она никогда не нравилась.
Ира отхлёбывает из своего бокала новое крафтовое пиво и передёргивается всем телом.
– Фу, мерзость!
Это она сейчас про вкус пива или мою бывшую подругу Леру?
– Мерзкая блондинистая сучка!
Понятно, про Лерку, значит.
– И закрыли тему, Кать, – продолжает Ира. – Оставь Виолетту в покое.
– Ладно, ладно, – отмахивается Катя, смотря то на меня, то на Иришку. – Просто она уже восемь месяцев одна.
Никто ничего не отвечает, игнорируя Катю. Ира снова отвлекается на пиво и нашего друга Витю. Они не вместе, но, кажется, он ей нравится. А я тихонько сижу и радуюсь, что хоть одна из подруг не пытается вывернуть мою душу наизнанку во всеуслышание. Хотя Ира и сама пару раз заводила разговор наедине, но я больше отмалчивалась. После всего случившегося сложно доверять людям. Её моя отстранённость обижает, но ничего не могу с собой поделать.
Друзья продолжают пить и веселиться, а я начинаю чувствовать слабость во всём теле. Кажется, мы сидим в баре уже часов пять. Совсем пьяная смотрю на часы. Стрелки двоятся и разбегаются по циферблату – значит пора домой. Надеюсь, общагу ещё не закрыли. Завтра второе сентября, лекция по теории искусства в восемь утра. Нельзя пропускать пары. Я должна доучиться до конца и получить самую прекрасную профессию в мире – искусствовед! Я так долго к этому шла. Целый год готовилась к поступлению на бюджет, и всё получилось.
Попрощавшись с друзьями, собираюсь домой одна. Никто не спрашивает, почему я ухожу раньше. Все привыкли. Я не отказываюсь от нашей весёлой компании, но всё чаще сама по себе.
Утро началось вполне доброе. Я выспалась. Вчера вернулась домой и сразу улеглась спать. Не знаю во сколько, но в общагу пустили, значит, пришла не позже комендантского часа – 23:00.
Сонная, медленно шаркая тапочками иду в ванную и в дверях сталкиваюсь с Ирой. Только сейчас замечаю, что её кровать пустая. Подруга еле стоит на ногах и чуть ли не падает на меня, заваливаясь в комнату. От неё сильно разит алкоголем, глаза практически стеклянные, вчерашняя одежда пахнет уличной прохладой и сигаретами.
– Ви, мне так плохо, – жалобно протягивает подруга, пока я снимаю с неё свитер и укладываю в постель.
– Ты чего же до самого утра пила?
– Да! – Ира оживляется и привстаёт в кровати. Пользуясь моментом, стягиваю с неё майку и надеваю домашнюю футболку. – Я пришла к общаге в пять. А этот урод, Шапкин не пускал меня до шести утра!
– Вот же гад! Не комендант, а тиран! – поддерживаю Иру, а сама по-доброму смеюсь. Шапкин – своеобразный человек. С одной стороны, он всегда борется за комфорт студентов, пытаясь выбить нам лучшую мебель или новый ремонт. С другой – он не выносит нарушителей порядка и никогда не идёт на уступки в просьбах своих жильцов.
– Да! Видите ли, у него правила. – Ярость подруги так же быстро, как и началась, исчезает за пеленой усталости. Ира закрывает глаза и проваливается в безмятежный сон.
  
Смотрю на часы. Я просидела с Иришкой почти двадцать минут. Надо скорее собираться, иначе опоздаю. Быстро бегу чистить зубы и умываться. Студенты уже выходят на пары. Если буду долго собираться, могу опоздать. Не без труда расчёсываю густые волосы. Наскоро делаю небольшой объём, взъерошив их руками. Разглаживаю на себе бежевую юбку и поправляю тёмно-синюю блузку. Вроде бы брюнеткам идёт синий цвет. Так мне сказала консультант в магазине одежды, когда втюхала эту блузку за пять тысяч рублей. И чем я только думала, отдавая такие деньги? Потом целый месяц пришлось есть лапшу быстрого приготовления.