Сабрина

Такова была суровая реальность: красивая оболочка заключала в себе поврежденный разум. Жестокий, необъяснимый парадокс. Если бы случилось невероятное и кто-нибудь предложил забрать у Ники всю его красоту, заменив ее пусть на самый заурядный, но здравый рассудок, Сабрина согласилась бы на подобный обмен, не колеблясь. Но это было невозможно.
Сабрина продолжала разглядывать своего сына с таким вниманием, будто видела его впервые в жизни. Он был худеньким — ничего удивительного, принимая во внимание то обстоятельство, что его кормление всякий раз превращалось в серьезную проблему. У мальчика был плохо развит глотательный инстинкт, и он до сих пор питался исключительно жидкой или измельченной пищей. Несмотря на это, Сабрине, чтобы пища лучше проходила по пищеводу, приходилось массировать ему горло, чему мальчик всячески противился. Сабрину не оставляла мысль, что ребенок недоедает. Врачи склонялись к тому же мнению и советовали давать пищу Ники маленькими порциями, но как можно чаще. Малыш отказывался брать в рот соску или ложку.
Когда Сабрина видела вымазанные шоколадом рожицы ребятишек и их взволнованных мамаш, вытиравших своим чадам губы и щеки, у нее сжималось сердце. Она отдала бы все на свете, чтобы хоть раз увидеть измазанное шоколадом личико своего сына.
Телефонный звонок отвлек Сабрину от невеселых мыслей и вернул к действительности. Зная, что трубку возьмет миссис Хоскинс, Сабрина подхватила Ники на руки и стала неспешно расхаживать с ним по комнате. Похоже, ей повезло, что для своего возраста он весил сравнительно немного. Она так часто и подолгу носила его на руках, что в последнее время у нее стала сильно болеть спина. Будь ребенок тяжелее, добром бы это не кончилось.
— Искупаться хочешь, Ники? — спросила она, Пригладив ладонью пушок на затылке сына. — Я напущу в воду пены и брошу в ванну резиновую уточку.
Она уже направлялась в ванную, когда в комнату вплыла миссис Хоскинс.
— Опять звонил ваш муж, миссис Стоун. Сказал, что забыл забрать из ателье свой новый смокинг. Кроме того, он не помнит, заказал ли новую рубашку с пластроном, но говорит, чтобы вы не беспокоились — его размеры в ателье есть. Он также просил вам передать, что у него кончилась пена для бритья и лосьон. А еще он хочет, чтобы вы купили коробку конфет пошикарней — для Тейлоров.
Сабрина опустила голову, на мгновение прикрыла глаза и мысленно повторила поручения мужа. Николас Стоун был мастер давать мелкие поручения, совершенно при этом забывая об усилиях, которых требовало их исполнение. Раньше Сабрина тоже как-то об этом не думала, но теперь задания мужа уже не казались ей столь простыми и легко выполнимыми. Вздохнув, она поцеловала сына в лобик и вышла из комнаты.
Через несколько минут ребенок уже нежился в теплой воде. Поддерживая Ника, Сабрина сама основательно промокла, но это мало ее заботило. Главное, Ник успокоился, ничего другого ей и не требовалось.
Провозившись с сыном в ванной комнате не меньше четверти часа и основательно утомившись, Сабрина вынула его из воды и отнесла в комнату.
Завернув малыша в махровую простыню, Сабрина опустилась в кресло-качалку рядом с его кроваткой, прижала сына к себе и, вдыхая в себя сладкий детский запах, стала читать ему вслух книжку. Увы, ни звуки ее голоса, ни яркие картинки не пробудили в малыше ни малейшего интереса.
Отложив книжку, Сабрина запела колыбельную собственного сочинения, состоявшую всего из нескольких слов, впрочем, слова большого значения не имели. Куда больше, по мнению Сабрины, значили протяжный напев, размеренный скрип кресла-качалки и тепло материнского тела, которое малыш чувствовал, сам того не осознавая,
Когда ребенок начал засыпать, Сабрина уложила его в кроватку.
А потом наступил миг, которого Сабрина терпеливо дожидалась каждый вечер. Склонившись над кроваткой, освещенной крохотным ночником, она посмотрела на сына, улыбнулась ему, а потом замерла в надежде, что он тоже ответит ей взглядом. Иногда Ники на нее все-таки смотрел — за мгновение перед тем, как смежить веки. За день он уставал, огромный мир вокруг него начинал сужаться и меркнуть, и его взгляд напоследок упирался в то, что находилось непосредственно у него перед глазами.
 
— Засыпаешь, ангелочек? — едва слышно прошептала Сабрина. Потом, погладив сына по щеке и шейке, спросила: — Ну, кто у нас тут хороший мамин мальчик?
Когда Ники неожиданно расплылся в улыбке, у нее перехватило дыхание. Хрипловатым от волнения голосом она пробормотала:
— Ну-ка, улыбнись мамочке еще раз, Ники.
Но малыш уже закрыл глаза и больше не улыбался. Сабрина распрямилась и некоторое время смотрела на него сквозь стоявшие в глазах слезы.
Когда он спал, то казался ей абсолютно нормальным. В моменты, подобные этому, когда тельце у него расслаблялось, а ручки спокойно лежали ладошками вверх, она могла попытаться уверить себя, что Ники ничем не отличается от других детей и точно так же, как они, видит во сне сладкие сны.
Но это была иллюзия, не имевшая под собой никакой реальной основы. Она лгала себе и знала об этом, но ничего не могла с собой поделать. Девяносто девять процентов времени она смотрела на жизнь с рассудочной точки зрения и только несколько минут в сутки позволяла себе помечтать. Обыкновенно это происходило ночью. Когда рядом с ней никого не было.
Хотя Дерек Макгилл проводил ночи в одиночной камере и, казалось бы, свыкся с таким положением вещей, в ту ночь он чувствовал себя особенно одиноко. И все из-за Сабрины Стоун. Так, во всяком случае, ему казалось.
До сих пор ему удавалось держать себя в узде. Он научился существовать в узких рамках одного дня и размышлять только над текущими проблемами и событиями. Тюрьма была не тем местом, где свободный полет мысли следовало поощрять. К действительности необходимо было приспосабливаться, и Дерек приспособился. Он коротал время, размышляя над преступлением, которое совершил, и вспоминая свои последние сюжеты на телевидении Дерек постоянно задавал себе один и тот же вопрос: существует ли связь между сюжетами, над которыми он работал, совершенным им преступлением и последовавшим за ним судом, а если существует, то в чем она заключается. А еще каждый день читал газеты — скорее по привычке, чем по необходимости.
В камере бьщо сумрачно. Проникавший сюда сквозь запеченную дверь неяркий свет из коридора не помешал ему спать, но все дело было в том, что сон никак к нему не шел.
Дерек никак не мог взять в толк, зачем Сабрина к нему приехала, и спрашивал ее об этом снова и снова. Она всячески уклонялась от ответа, а в конце проблеяла нечто маловразумительное о желании получить немного тепла и понимания. Выходит, она рассчитывала на тепло и понимание с его стороны — то есть со стороны заключенного, отбывающего срок за убийство?! Да это же нелепо, хотя, конечно, и печально по своей сути.
Когда Дерек сказал ей, что она слишком наивна, он не кривил душой. Ну не глупо ли было с ее стороны думать, что у него есть, что ей дать? Она представления не имела, в какой ад превратилась его жизнь. Впрочем, было кое-что, поддерживавшее его на плаву, — желание разобраться в том, кто засадил его в тюрьму, и отомстить этим негодяям.
Ему было необходимо знать о том, почему она приехала, поскольку после ее визита в его душе поселилась боль, которой он прежде не испытывал.
Что и говорить, монахом он не был. Ему было всего тринадцать, когда судьба бросила его в объятия семнадцатилетней девицы, проживавшей по соседству. С тех пор он продолжал постигать женщин и к двадцати годам превратился в законченного сексуального террориста, трахавшего все, что шевелится. К тридцати годам он все еще активно встречался с женщинами, но уже с разбором. Когда же ему стукнуло тридцать пять, на его боевом счету числились исключительно долговременные связи. Прошло еще сколько лет, и секс ради секса стал для него неинтересен. К тому же работа затягивала его все больше и больше, так что на женщин у него просто не оставалось времени.