Нежеланная императрица, или Постоялый двор попаданки (СИ)

Свет луны из окна высвечивает на подоконнике огарок свечи и старинное кресало. Если бы не редактировала историческую статью о способах разведения огня, не узнала бы!
Я зажигаю свечу, но быстро понимаю, что надолго света нам не хватит, так что даже не почитать перед сном.
— Давай обживём эту комнату как можем, пока есть свет, — предлагаю Бетти, и она соглашается, хотя по ней видно, что едва держится на ногах. Как и я.
  
Мы перебираем наш скромный скарб, и я нахожу старинный кожаный кисет с чем-то тяжелым внутри. Высыпаю на руку — несколько золотых монет и горсть медных.
— Вот это сюрприз, — шучу я, улыбаясь. — Не думала, что я настолько богата!
Бетти хихикает, но её улыбка кажется немного робкой, скорее от облегчения, чем от настоящего смеха.
— Это ваши деньги, я положила в сундук ещё в замке, пока мы собирали вещи, — поясняет она. — Сходить вниз за лоханью и водой, госпожа? Мыться будете?
Представляю, как это будет, и понимаю, что не способна на такой подвиг. Да и в комнате не сказать что жарко. Радует, что у Розы оказались в наличии одеяла! Предчувствую, с каким скрежетом заставлю себя раздеться, чтобы влезть в ночную рубашку.
— Нет, Бетти, я слишком устала, — отвечаю я. — Устроим банный день в другой раз.
— Как прикажете, госпожа, — соглашается Бетти.
Я оглядываю комнату, отмечая её простоту и убогость, но от того, что мы вдвоем в этой комнате, становится легче. Вдвоем как-то проще справляться с этими тяжелыми условиями.
Бетти помогает мне раздеться догола, и мне сразу становится до жути холодно. Служанка передает длинную в пол хламиду из тонкой хлопковой ткани, которую я поспешно напяливаю и с болью смотрю на настуженную постель. Мне придется туда лечь и попытаться согреться. Но сначала я помогаю Бетти переодеться ко сну. Все-таки здешняя мода как нарочно заставляет тебя кооперироваться с подружкой.
Мы забираемся под тяжелые, пропахшие сыростью одеяла, и я желаю Бетти спокойной ночи, хотя у самой сна ни в одном глазу. После такого дня по венам шурует нервная бодрость, как уснуть в таком состоянии?
Бетти засыпает, едва голова касается подушки. Я закутываюсь в одеяло и… тоже мгновенно проваливаюсь в сон.
В сон вклинивается истошное пение петухов. Я открываю глаза — за окном забрезжил рассвет. От лица поднимается самый настоящий пар. Градусов десять, наверное, в комнате — дико холодно. Бетти, по горло укутанная в одеяло, стучит зубами.
В комнате проходит кирпичная труба от печи, но, похоже, все в ней давно прогорело и тепло рассеялось. Наша комната пропитана холодом. Возникает ощущение, что это место целенаправленно пытается убить всех, кто его населяет.
С трудом заставляю себя скинуть одеяло и встаю босыми ногами на ледяные доски. Ступни начинают ныть.
Бетти вскакивает следом.
— Госпожа, что же вы делаете? Вы же простудитесь! — она бежит к горе моих платьев, прыгая с ноги на ногу, и вынимает бордовое плотное, как из парчи. — Скорее одевайтесь!
Местами меня поражает её самоотверженность, но так, видимо, принято. Она быстрыми движениями шнурует на мне корсет, а юбки я расправляю сама. Потом почти в приказном тоне объявляю, что помогу одеться ей. Она научится принимать мою помощь, но пока приходится заставлять.
Обувшись, мы спускаемся в кухню. Голод снова булькает в желудке, так что я сразу принимаюсь растапливать печь. Бетти говорит, что принесет ещё дров из поленницы, и уходит.
Пока огонь разгорается, умываю лицо под здешним рукомойником. Ледяная вода схватывает скулы тягучей болью. Нет, здесь, определенно, самые скотские условия для жизни, которые можно себе только представить!
Когда мы умываемся под рукомойником, в зал кто-то спускается.
— Доброе утро, госпожа, — грубоватый, но с вежливой интонацией голос Джейкоба звучит у меня за спиной. — Какие распоряжения на сегодня?
Я поворачиваюсь, отрываясь от печки, и перечисляю:
— Сопроводишь меня по деревне, мне нужно познакомиться с местными. Ещё обязательно найти плотника, который займется починкой стен и пола. Кроме того, нужно посмотреть, что с водой. Надо придумать, где брать ингредиенты….
Поднимаю голову и замечаю, что Джейкоба в дверях кухни уже нет. Тихо ушел, даже не дослушав⁈
В груди внезапно остро колет беззащитность и одиночество. Слезы подступают к глазам, но я сдерживаюсь, чтобы не расплакаться. Здесь проблема на проблеме, и все они из разряда смертельных. Не решишь — умрешь от холода, голода или антисанитарии. Слишком много вопросов без ответов, самый главный из них — ну придумаю я, как выжить, как быть дальше, когда мой здешний муж уладит юридические формальности и пригласит меня во дворец, чтобы казнить?
Мысли захватывают сознание, унося в вородворот переживаний, пока из него меня не вырывает голос, доносящийся из зала:
— Утро доброе! Есть кто живой?
Незнакомый голос. Становится и страшно, и любопытно. Я поспешно расправляю юбки и выхожу в зал.
  
11
 
В груди щемит надежда, что это постоялец, а значит, у моего заведения появится первый доход.
У входа, подбоченясь, стоит немолодой мужчина в дорожной одежде. На темном лице выделяются светлые густые борода и усы. Он с ног до головы заляпан грязью, на плече болтается старая заплечная сумка, сдувшаяся, словно воздушный шарик. Мужчина с недоумением и пренебрежением рассматривает убранство таверны.
— Ну и дыра… — бурчит себе под нос.
Вздергиваю голову, выпрямляю спину и любезным голосом приветствую незнакомца:
— Доброе утро. Чем могу быть полезна?
Он поворачивается ко мне, проходится по мне заинтересованным взглядом и затем расплывается в улыбке. Выпячивает грудь, подкручивает ус одной рукой и направляется ко мне:
— Да вот, хозяюшка, мне бы перекусить да отдохнуть с дороги. А то пока забрался к вам, вымотался и устал.
Предлагаю гостю сесть и возвращаюсь на кухню, судорожно соображая, чего бы такого приготовить. Первого клиента надо, просто необходимо уважить. Вариантов, впрочем, немного. Придется фантазировать. Выбиваю в миску несколько яиц, разбалтываю не взбивая, выливаю на разогретую сковороду и жарю тонкий яичный блин. С местными сковородами и очагами я пока на «уважаемая, не соизволите ли», так что внимательно слежу, чтобы яичница не подгорела.
Бетти неумело складывает дрова рядом с печкой. Командую:
— Начисти пару картофелин, морковь и луковицу.
Она тащит грязные овощи на отмытый стол, берет нож и начинает срезать им кожуру от себя, будто точит карандаш. Я не могу помочь, потому что застыла в готовности перевернуть яичный блин. В этот момент в кухню входит Джейкоб. Увидев девушку, которая неумело воюет с картофелиной, усмехается, приближается и, словно взрослый у ребенка, выхватывает у нее нож и клубень со словами:
— Дай-ка лучше сюда, хозяюшка, еще порежешься, — произносит с доброй поддевкой. — Займись лучше чем-то менее опасным.
Бетти отчаянно краснеет, но при этом задирает нос, фыркает, отворачивается к печке и снова принимается возиться с дровами.
Джейкоб быстро чистит овощи, я уже выложила на тарелку бледно-желтый блин. Тщательно перемываю клубни, морковь и лук и быстро шинкую их под взглядом округленных глаз Бетти. Ну да, Аделина вряд ли так умела. Мне-то неудивительно — руки помнят из прошлой жизни.
На той же сковороде готовлю овощную соломку. Выкладываю на яичную основу, разравниваю по поверхности, а затем сворачиваю в рулет. И нарезаю, как роллы. Эх, сыра бы еще… Но и без него сытно и выглядит необычно. Ставлю всё на поднос, Бетти добавляет кружку кипяченой воды. Выношу угощение гостю.
  
Расчет оказывается верным. Посетитель уплетает омлет за обе щеки, аж постанывая. Отодвинув пустую тарелку, вытирает губы и говорит:
— Спасибо, хозяюшка. Вкусно кормите. Пожалуй, задержусь на денек. Будет у вас комнатка для скромного стеклодува Мурано?
Зову Виктора и перепоручаю ему гостя. Мурано очень бережно поднимает свою поклажу на второй этаж. А я молюсь, чтобы ступеньки не обрушились под ним. Но все обходится.