Леонард и Голодный Пол

— Я? Все эти годы именно я поддерживаю вас всех! Ты, черт возьми, всю жизнь где-то витаешь, как Винни-Пух, целый день ищешь удочку или размышляешь, отчего облака такой формы, а мама, папа и я заняты деньгами, работой и всякими проблемами.
— Послушай, какую бы ответственность относительно меня ты на себя ни взвалила, я ее сейчас с тебя снимаю. — Голодный Пол коснулся зубной щеткой каждого плеча Грейс, как при посвящении в рыцари, и продолжал: — Я тебя люблю, но не надо обо мне заботиться. Мне давно уже это не нужно. Ты за меня не отвечаешь. Никто за меня не отвечает. Говорю тебе это сейчас только потому, что ты, как мне кажется, наконец готова понять, что не можешь мне помочь. Жаль только, что я так долго не осознавал, что мешаю тебе спокойно жить. Но я мешаю тебе в другом смысле, не так, как тебе кажется. Я не должен был позволять тебе цепляться за выдуманный тобой драгоценный образ самой себя. Ты впала в зависимость от мысли, что все можешь и все умеешь. Мне следовало раньше помочь тебе осознать, что другим помогать невозможно.
— Слушай, я не хочу на тебя наезжать, но что это меняет? Маме и папе все равно приходится о тебе заботиться.
— Это мой дом. Я здесь живу. Они моя семья. Я люблю их. И тебя тоже люблю, даже в этой пижаме с хот-догами. Это не деловые отношения. Не трансакция. Я целыми днями с ними. Я рядом, когда маме скучно. Я помогаю ей, мы болтаем о разном. Я сижу с папой, когда он читает, мы вместе смотрим телевизор, а потом обсуждаем, что посмотрели. Никто ничего не вычисляет и не набирает очки. И для всех нас ты, Грейс, очень много значишь. Просто тебя нет рядом с нами. Ты являешься, как призрак, со своей деловитостью, потом, как призрак, исчезаешь, оставив нам перечень задач «к выполнению». Ну и слава богу! Я принимаю тебя такой, какая ты есть. И ничего другого не жду. Правда, мне хочется, чтобы ты была счастливее, ради тебя же самой, но у тебя не получается. У тебя такое странное сочетание комплекса жертвы и комплекса собственного превосходства. И все же — все же — я счастлив. И что я должен сказать, когда ты хочешь, чтобы я заменил то, что составляет мою жизнь, частицей твоего несчастья?
— Тогда что ты советуешь? Как ты думаешь, что мне делать? Если бы ты был супергероем нашей семьи, как бы ты поступил? — спросила Грейс.
— Нам не нужен семейный супергерой. Ты создала себе мир с грузом дочерних и сестринских обязанностей, но теперь он ушел в прошлое, если вообще существовал. Кино закончилось. Можешь просто быть Грейс. Какой хочешь. Разочаровывай нас, если хочешь. Мы все равно будем тебя любить. Да, наши родители состарятся, и да, они заболеют, и да, они умрут, но это случится и с нами тоже. Ты ошибаешься, если думаешь, что эта проблема будущего. Нет, не будущего. Решение ее в том, чтобы быть с ними теперь. Присутствуй в их жизни, чтобы, когда случится самое худшее — а мы оба надеемся, что до этого еще далеко, — у нас остались десять, двадцать или сколько-то еще лет со скреблом, с «Вопросом универсанту», домашним карри, прогулками, копанием в саду и прочим. А потом, когда наступит время, мы будем знать, что делать. Не потому, что мы все просчитали, а потому, что у нас есть привычка, умение их любить, быть с ними рядом и, как следствие, ясность в понимании того, что надо делать. Мама и папа так рады свадьбе, потому что все время разговаривают с тобой, ты заходишь к нам, вовлекаешь их в решение своих проблем. Видя тебя, они вспоминают, как скучали по тебе, когда ты была занята. Им не так уж нужно устраивать себе отдых, они всего лишь хотят знать, что после свадьбы ты о них не забудешь. Тебе надо идти вперед и быть счастливой с Эндрю, освободившись от той роли в семье, которую ты себе придумала. Потом, когда ты будешь приходить — раз в неделю, раз в месяц, когда сможешь, это неважно, — просто побудь с ними такой, какая ты есть. Не надо больше исполнять роль. Не надо нам Грейс, взвалившей на себя все мировые проблемы, не надо Грейс, призывающей нас действовать вместе, не надо Грейс, отказывающейся от своего счастья. Просто приходи. И кто знает? Может, моя жизнь изменится. Может, я сделаюсь важной шишкой. А может, и нет. Только давай не будем друг друга испытывать. Давай просто будем счастливы. Пока еще есть время.
 
Голодный Пол прополоскал рот, наклонился и обнял Грейс.
— Ну ладно. Время чистить зубы, — сказал он, постучав ее зубной щеткой по краю раковины.
Кое-что из сказанного Голодным Полом было нелегко слушать. Присущий Грейс дух соперничества подталкивал ее к возражению, к контрудару, но она слишком хорошо знала и понимала брата, чтобы не сомневаться в отсутствии у него желания победить в споре. Никогда в жизни он не хотел выигрыша за ее счет. И тяжело ей было именно от этого. Если бы он накинулся на нее, все было бы нормально: она достаточно сильная, чтобы выдержать нападение и ответить тем же. Но правду, сказанную с добротой и лаской, вынести было куда тяжелее.
Лежа в узкой кровати, в которой она спала еще подростком, Грейс слышала, как в соседней комнате Голодный Пол со свойственной ему неловкостью копошится перед сном, вероятно что-то разыскивая, как скрипят, открываясь и закрываясь, ящики стола и дверцы шкафа. Вечно ему надо то одно, то другое. Она слышала, как внизу родители вошли с холода в дом после вечерней прогулки. Хелен предложила Питеру чашечку чая, а Питер предложил согреть жене руки.
  
Глава 24
 
День свадьбы
 
Когда на следующее утро Голодный Пол спустился вниз — его организм привык к ранним подъемам благодаря работе по понедельникам, — он увидел, что Грейс уже сидит в халате за кухонным столом, тихонько пьет чай и наслаждается видом светло-оранжевого утреннего неба. Она только что выходила насыпать корм в птичьи кормушки, напомнившие ей, что кормушки у ее дома совсем заброшены.
— Привет, братишка! — сказала она.
— Привет, — ответил он, целуя ее в лоб. — Замуж еще не вышла?
— Нет пока. Я спустилась рано на случай, если вдруг Эндрю тайком сюда прокрался и ждет меня, но, увы, на кухне обнаружилась только кастрюля с недоеденным зеленым горошком. Ты хорошо спал?
— Как младенец, хотя любой родитель тебе скажет, что младенцы спят не особенно хорошо. А ты?
— Как бревно. Думала, буду волноваться, прокручивая в уме детали свадьбы, но начала читать книжку — взяла ее с полки в моей бывшей комнате, — тут же начала клевать носом и в конце концов сдалась.
— Что за книжка? — спросил Голодный Пол.
— «В ту ночь шел дождь» — одна из твоих любимых.
— Это прекрасная книга. Или, наверное, следует сказать, прекрасные первые пятьдесят страниц. Я перечитывал их несколько раз. Последнюю страницу я тоже прочел, так что, если интересно, могу рассказать, как было раскрыто преступление. Я собираюсь сварить кашу, тебе что-нибудь сделать?
— Мне и так хорошо. Спасибо. Я съела мюсли. Кстати, спасибо за вчерашний вечер тоже, то есть за наш с тобой разговор.
— Ах да. Ну, ты меня знаешь, я редко произношу речи, но эта прямо шла из-под нагрудного кармашка моей пижамы. Потом я даже почувствовал, что устал от такой длинной тирады. Сегодня я уж речей произносить не буду, а ты?
— Только скажу несколько слов благодарности. Ничего особенного.
Они позавтракали спокойно, с удовольствием и без долгих разговоров. Грейс пила чай из кружки с изображением пасхального яйца и шоколадных батончиков с вафлями, а Голодный Пол — из той, что провозглашала «Я ♥ Лондон».
Вскоре спустились Хелен и Питер, принеся с собой восторженные ахи и охи, и принялись готовить завтрак, переговариваясь друг с другом в обычной неразберихе кулинарных планов на начало дня. Когда утреннее спокойствие нарушается и вся дневная энергия начинает собираться в одной точке, дом, где живет семья, очень легко превращается из монастыря в цирк. Хелен включила радио и тщетно пыталась найти что-нибудь, кроме новостей и помех, не понимая, что случайно переставила переключатель и перешла с ультракоротких волн на длинные. Питер сидел, прислонившись к стене, и размышлял над неразгаданными клеточками кроссворда в воскресной газете — такое безответственное поведение в столь ответственный день не могло пройти незамеченным для Хелен. Голодный Пол взял на себя ответственность за радио, переключил его обратно на FM, и вскоре они уже слушали группу АББА, которую никто в семье никогда не включал специально, но, если она вдруг попадалась, ее воспринимали с большим удовольствием. Грейс было приятно снова оказаться в привычной домашней суматохе.