Разведенка. Как я мужика искала... (СИ)

— И после этого ты все ещё заботишься о брате? Чёрт, это…. Даже не знаю… Слишком благородно и недоступно для моего уровня, вот.
— Забочусь, конечно. А как же иначе? Я знаю его с годика. Мелкий шкет был такой… На хрен никому не нужный. Наши предки сошлись, уже имея детишек. Роман был бурным, но так же быстро стух, как и начался. Они начали грызться и быстро разбежались, но остались жить в соседних квартирах. Мамка Артемия часто уходила на гулянки и оставляла его одного. Запрет его в квартире и понеслась манда по кочкам! Как-то на сутки пацана оставила. До сих пор помню, как однажды я вечером вернулся и услышал, что кто-то плачет снаружи. Детский плач! Рванул на балкон, он лежит на полу балкона их квартиры, в одних трусах. Уже даже не плачет, а скулит. Балбес просто вышел на балкон и дверь захлопнулась. Хрен знает, сколько он там пробыл один, он был перегревшийся от жары, зареванный и трясся, бросался на воду, как будто год не пил… — замолкает.
  
Мы приехали.
Выходим из лифта в полном молчании.
Я потрясена рассказом Кочеткова и не могу прогнать из головы образ маленького, заплаканного мальчишки, сердце ноет.
Заворачиваем за угол. Возле двери моей квартиры я замечаю мужскую фигуру.
Кочетков действует на опережение, задвигает меня за спину.
— Какого хрена ты приперся? Проблем хочешь?! — начинает диалог, ясно, с какими интонациями.
Этот мужчина не умеет быть вежливым и отстраненным, он сразу налетает с обвинениями и наседает с грозным видом.
Мужчина оборачивается.
Вот чёрт….
Как неудобно получилось!
Это Леша.
Неожиданно было увидеть мужа в таком виде, как сейчас: простая ветровка, потертые джинсы, просторная футболка бини шапка на голове.
Весь прошлый год мы жили по отдельности, я отвыкла видеть его в повседневном облике.
Алексей всегда появлялся одетым с иголочки, всегда с какой-нибудь секси-девицей и одним своим видом втаптывал мою самооценку в пол, вбивая на уровень плинтуса.
Я отвыкла от него, такого, и отвожу взгляд первой.
Потому что в мыслях мелькают образы прошлого, которые я почти забыла. Все хорошее долгое время было погребёно под толстенным слоем грязи, которую принес Леша.
Но ведь было и много хорошего: наши вылазки на природу, посиделки возле костра, много всего. Где-то в глубине сердца ещё живы воспоминания, как мы стоим над кроватками с нашими детьми, держимся за рукп и улыбаемся, как два идиота.
Два счастливых, влюбленных до безумия идиота.…
— Ты кто такой? — интересуется Леша.
— А ты? — не сдается Кочетков.
— Это мой бывший муж, Алексей, — представляю. — А это… Неважно. Ты зачем пришел? — спрашиваю у бывшего.
— Ты позвонила и накричала на меня, сказала, что Баженов к тебе пристает и бросила трубку! Кто так делает, женщина?! — возмущается Леша. — Я летел… Как на пожар! Думал, ты в беде.
— И ты, очевидно, решил, что меня некому спасать?!
  
Глава 22 
 
Лиза
— Так, подожди, — вмешивается Кочетков. — Это не тот мужик, который приставал?
— Ну, как видишь, этот тоже… не отлипает! Несмотря на развод! — подчеркиваю, зло зыркнув в сторону Леши. — Но нет, это не тот. Это просто мой бывший муж.
— Так не делают, Лиза, — тихим голосом сообщает Леша. — Я разберусь с Баженовым.
— Ой да пожалуйста! Меня только в покое оставь!
— Ты меня, похоже, не слышишь, да?! ТАК, МАТЬ-ПЕРЕМАТЬ, ЛИЗА, НЕ ДЕЛАЮТ! Ты звонишь, в панике, с криками…. Трубки бросаешь! Телефон выключен. Я, млять, срываюсь! Лечу! Да я чуть в штаны не навалил от страха, что с тобой что-то дурное случилось! А ты сейчас… физиономию.… козой! И с мужиком каким-то! С ХАХАЛЕМ!
Леша несколько раз сердито пинает дверь ногой.
— Вообще-то я не хахаль. Хахаль у Елизаветы, предположительно, мой младший брат, — подливает масла в огонь Кочетков. — А я просто так. Мимо проходил.
— Заткнись!
— Алексей, это уже ни в какие ворота. Да, я тебе позвонила! Потому что ты поступил, как мудак. В принципе, не ново… Ты всегда вел себя как мудак в отношении меня, а я этого не замечала. Но благодаря нашему разводу, прозрела!
— В чем?!
— В том, что ты никогда в меня не верил! Никогда! Ты считал меня достойной только заниматься хозяйством, быть женушкой и мамой, ещё помогать тебе — разумеется! Но ты в меня не верил настолько, что, когда я решилась пойти на работу, ты, оказывается, договорился за моей спиной. По твоему мнению я недостаточно умна, недостаточно хороша собой? Что же ты со мной, такой дурой некрасивой, столько лет прожил?! Чего ждал?! Ах, прости… Для домашних дел твои курицы не сгодились бы… Пошел ты, Алексей. На хрен. Колбаской! Под горку катись! Мы в разводе. И если ты пришел закатить мне скандал за один несчастный звонок, то вспомни о том, сколько раз за этот год скандалы закатывал ты! Сколько раз.… — выдыхаюсь. — Все! Вот это все… А теперь!
Я швырнула в него упаковкой салфеток.
— Протри мою дверь!
— Что?!
— Что слышал! Ты отпинал мою дверь, она была идеально чистой, теперь грязная, как будто в нее вонючий бомж долбился!
— Да пошла ты! — рычит Леша.
— Сам пошел! Козёл! И дорогу сюда забудь!
— И забуду! — гаркает, скривившись. — Быстро же ты по рукам пошла.
— А я ещё не ходила… И не пыталась. Но мужики, видишь… Вьются! Сами!
Выматерившись, Леша уходит.
Хер он клал на мое требование почистить за собой дверь, конечно.
Приходится делать это самой, шмыгая носом. Сажусь на корточки и оттираю пятна грязи.
— Далась тебе эта дверь, — буднично замечает Кочетков. — Открой дверь, я все проверю и пойду уже, а?
— Да господи, прямо сейчас можешь уйти.
— Нет, а вдруг….
— Душнила.
— Но не мудак, — замечает для чего-то.
***
Немного позднее
— Ну, что, убедился? Никого. Все, спокойной ночи, Кочетков.
— Постой, — складывает руки под грудью. — Мы ещё не поговорили.
— Да о чем с тобой можно разговаривать?
Кочетков, аккуратно сдвинув свои туфли на полочку, нагло проходит на мою кухню.
— Предлагаю тебе сделать нам по чашечке кофе. Поговорим.
— Ты хуже таракана, в курсе?!
Прилип…. Как банный лист к мокрой заднице!
— Я предпочитаю американо, — тем временем распоряжается Кочетков.
Бурчу себе под нос, но всё-таки делаю. Да, может быть, взбодриться не помешает, а?
После такого-то дня…
— Итак. Поговорим о брате. После увиденного и услышанного я настаиваю, что с твоей стороны будет бессовестно использовать Артемия в качестве раздражающего средства в войне с бывшим мужем. Вы-то полаетесь-полаетесь, да и сойдетесь снова, — заявляет он. — Но в процессе можете перемолоть пацана в фарш. Есть же у тебя совесть, Елизавета?
— Ты ошибаешься. Мы не сойдемся.
— Ага.
— Не сойдемся, я сказала! Он мне изменял…. Он год… Год баб передо мной водил, добивал… Он мне жизни не давал!
— И ты решила делать в отместку то же самое? Ну-ну… Муж и жена — одна сатана. У вас это четко прослеживаетесь.
— Нет!
— Ага. Вы даже сретесь одинаково… И так яро, что ничего вокруг себя не замечаете, — отпив, он скривился. — Думаю, этот мужик тебя любит.
— С чего вдруг такие выводы?
— Кофе ему ты варила?
— Да, а что?! Причем здесь это?
— Да при том, что кофе — парашный. Такой кофе можно пить годами, но… только из рук любимой женщины. Может быть, и готовишь ты не так уж потрясно? И во всем другом не такая уж незаменимая, как тебе казалось?!
— Я тебя ненавижу, Кочетков. Ты человек-дрянь, так и знай. А теперь поставь на место мой невкусный кофе и проваливай.
— Оставь в покое Арта. Будет клеиться, отшей. Уверен, ты это умеешь.
***
Потом я долго не могу уснуть.
Ворочаюсь с боку на бок.
Уже и мелатонин выпила, и телефон убрала, телек тоже выключен, свет погашен, но…
Я никак не могу уснуть!