На осколках разбитых надежд (СИ)

— Мы договорились не думать о будущем, Рихард. «Здесь и сейчас», помнишь? — произнесла Лена тихо, целуя его в плечо. А сама подумала, когда он подтянул одеяло, чтобы прикрыть получше ее обнаженное тело от ночной прохлады, что у нее определенно есть желания в эту новогоднюю ночь.
Она хотела, чтобы они были равными. Хотела, чтобы между ними не стояло так много — разность национальностей и положения, противоположность убеждений и принципов, война, наконец. Хотела, чтобы он не уезжал в Крым. Любой другой фронт, на котором вела военные действия Германия, но только не Восточный.
Хотела, чтобы он был только ее. Всегда.
  
Глава 23
 
То, что виделось в ночной темноте, днем неизменно будет другим, ведь солнечный свет открыто показывает все скрытое в тени. И то, что казалось простым, днем вдруг приносит с собой ворох сомнений и сожалений.
Так думала Лена, когда следующим утром надевала свое привычное форменное платье и белоснежный фартук. За окном еще только занимался рассвет. Циферблат на часах Рихарда показывал, что она проспала только три часа, но Лена не чувствовала себя разбитой. А вот ускользать из постели, где все еще спал Рихард, было сложно. Во сне он выглядел намного моложе своего возраста, и от его вида у Лены сладко замирало сердце. Ей хотелось дотронуться до него, чтобы понять, что все это не сон, что он реальный, но будить его не хотелось. Чтобы подольше не разрушить ночную иллюзию их хрупкого мимолетного счастья, которое могло разбиться так легко.
— О чем ты думаешь?
Такой простой вопрос, для ответа на который так сложно подобрать те самые верные слова. И было сложно обмануть, когда он смотрел на нее так пристально, заботливо отводя волосы с лица. Что можно было сказать сейчас? Как объяснить то, что чувствовала? Для нее всего несколько минут назад мир перевернулся снова, меняя не только все вокруг, но и меняя ее. Но на этот раз она сама сделала так, что все изменилось вокруг. Правда, до сих пор пыталась понять, не совершила ли огромную ошибку, не остановив все в тот самый момент, когда еще можно было это сделать.
— Что с тобой? Я обидел тебя? — допытывался упрямо Рихард, так и не получив ответ. Она видела по его глазам, что ему важно понять сейчас, что за мысли ходят в ее голове, и какие чувства терзают ее. — Я обидел тебя. Своими словами о том, что это должно быть иначе, не так, как сейчас. Я имел в виду совсем другое и хочу, чтобы ты понимала это.
Он поймал ее подбородок пальцами, чтобы она не отвела взгляд в сторону. Заставил посмотреть прямо в глаза.
— Никогда еще прежде я не знал, что сказать женщине, — Лена заметила, как от волнения у него дернулся уголок рта. — И никогда прежде не боялся сказать или сделать что-то не так. Чтобы не причинить боли ненароком. Я хочу, чтобы ты знала, Ленхен, ты для меня — это что-то… что-то очень особенное. Если бы мы жили в другое время, то я бы спрятал тебя далеко-далеко отсюда, в одной из башен старого замка. Укрыл бы от всего мира. И даже от себя. Знаешь, почему я так был зол прошлым летом? Есть еще одна причина. Не такая романтичная, как я озвучил тебе когда-то. Я захотел прикоснуться к тебе сразу же, как увидел в лесу, моя лесная фея. Ты свела меня с ума при первых же минутах. И сначала я был уверен, что я получу тебя. Даже если ты не захочешь стать моей, я найду способы получить тебя. Навсегда. А потом я понял, что ты не одна из девушек, о который мне писала мама, не гостья замка. И ты стала недосягаемой. Запретной. Недоступной.
— Потому что я «недочеловек»? — вспылила Лена.
— Да, — произнес Рихард бесстрастно, не обращая внимания на ее злость. — Но не в том смысле, как понимаешь это ты. Всякий раз, когда я смотрел на тебя, ты мне казалась бабочкой, Лена. Я и сейчас думаю так. Хрупкая и изящная бабочка. Когда ты ловишь ее, даже на какие-то секунды, подавляя ее волю и подчиняя себе, ты стираешь пыльцу на ее крыльях или повреждаешь их. Ради своей прихоти. Потакая своему желанию. Лишаешь ее былого очарования или даже прежней жизни. А мне до безумия хотелось тогда поймать тебя в свои ладони.
 
Рихард отпустил ее и коснулся кончиками пальцев ее лица — провел от виска ко рту, чтобы затем скользнуть по шее вниз к тонким ключицам и дальше по руке до пальцев, с которыми он с силой переплел свои. Его движения не были нежными. Скорее, нетерпеливыми, как те, которые она еще недавно ощущала на своем теле. И то ли от воспоминания об этом, то ли от этих касаний в ней снова что-то проснулось. Странная томительная тяга.
— Коснуться тебя так, как я хочу, — продолжил тем временем Рихард, глядя ей прямо в глаза. — Мужчине сложно подавить свои желания, когда он знает, что ему предоставлена полная свобода действий. И никто ему не указ. И не будет никакого наказания или порицания. Ты знаешь об этом, видела это сама, как мне рассказывала. Но мне казалось это неправильным — получить силой, по древнему праву завоевателя. Почти каждый вечер я думал о том, что это желание возьмет верх над моими принципами. И ненавидел самого себя за то, что чувствовал к тебе. Я мог бы соблазнить тебя, моя лесная фея. Взять лаской, а не силой. Но для меня это было бы одинаково… Я бы взял то, что не должен был. На что не имел ни малейшего права.
Они смотрели друг другу в глаза некоторое время в полной тишине. Лена не знала, что ей сказать сейчас ему. Да и следует ли что-то делать. Сомнения в верности того, что она сделала, разгорались в ней все жарче. Особенно теперь, когда она слышала, как Рихард относился к ней. Оберегая ее невинность, которую сама Лена сегодня так щедро отдала.
Она сошла с ума. Не иначе. Надо было остановить все это еще в самом начале. Поцелуи — это одно, а вот то, что произошло — это совсем другое. Так не поступают приличные девушки. Тем более комсомолки. Она только подтвердила мнение немцев о том, что русские развратные особы. Что теперь будет думать о ней сам Рихард?
Но в то же время Лена ощущала в себе и противоположное чувство, маленьким лучиком разгоняющее сейчас темноту ее мыслей. Да, она подарила Рихарду самое ценное, что у нее было — свое будущее. Но кто знает, что ждет ее впереди? А еще Лена очень хотела, чтобы Рихард остался в ее жизни. И он останется. Воспоминанием о том, что произошло между ними. Светлым и таким волшебным.
Рихард останется в ее жизни самым первым мужчиной. Если ему не суждено быть единственным…
Рихард будто прочитал ее мысли в этот момент. Его лицо стало вдруг каким-то жестким, глаза загорелись огнем решительности. Он запустил вторую ладонь в ее растрепанные волосы и притянул к себе еще ближе.
— Нет! — резко произнес он, словно отрицая последние мысли Лены. — Все совсем не так. Я не знаю, когда бы сам… в конце этого отпуска или следующего. Но я… для меня особенно важно, что ты пришла ко мне. Да, я никогда не смогу назвать тебя своей открыто, — повторил Рихард, притягивая ее к себе так близко, что его губы едва ли не касались ее губ. Она буквально тонула в глубине его глаз сейчас, завороженная силой его голоса и решимостью, которую слышала в его голосе. — Но ты — моя, Ленхен. Ты пришла ко мне сама. Я не знаю, что больше толкнуло тебя на это — недавняя бомбардировка томми или что-то другое. Но ты пришла. И я не отпущу тебя. И мне не надо только одного момента, Ленхен. Мне этого мало. Я хочу быть твоим будущим. И хочу, чтобы ты была моим…
— Это безумие… — прошептала Лена прямо в его губы прежде, чем он поцеловал ее. Настойчиво. Грубовато. Словно запечатывая поцелуем то, что он сказал только что.
— Пусть так, но я хочу этого, — рассмеялся он тихо, когда спустя некоторое время оторвался от ее губ. Лена видела в его взгляде отражение собственного счастья. Он смотрел на нее так, что все сомнения и сожаления отступили куда-то прочь, позволяя ей забыть обо всем и забыться под светом глаз Рихарда.
Все казалось таким простым ночью рядом с ним. Рихард не отпустил ее ночью, невзирая на все возражения. Он был так убедителен в своих доводах, что его мать всегда принимает на ночь снотворное, а дядя просто не способен внезапно появиться на пороге.