Вторжение (СИ)
Так продолжалось несколько раз, пока на горизонте не появилась вражеская конница. Основу ее составляла еще не успевшая стать знаменитой легкая бригада лорда Кардигана. В принципе ничего страшного не случилось, поскольку здесь вместо открытых с тыла люнетов были сооружены редуты, находившиеся в которых войска могли отразить любое нападение. Однако британские кавалеристы обошли наши позиции по широкой дуге и скоро встретились с казаками.
Окажись это 57-й полк Тацыны, он, по всей вероятности, сумел бы отразить атаку англичан или даже заманить их под залпы артиллерии. Но к несчастью, принявший командование над всеми нашими конными частями Кирьяков расположил здесь только что прибывший с востока полуострова набранный по большей части из новиков, и никогда не бывавший в деле 67-й Донской полк. Хуже того, он отстранил Тацыну от командования остальными казачьими частями, подчинив всех их гусарским генералам Халецкому и Бутовичу. Таким образом, несмотря на подавляющее численное превосходство над противником в коннице, наши донцы оказались в меньшинстве.
Никак не ожидавший подобного удара судьбы войсковой старшина Лагутин растерялся и после короткой сшибки его казаки оказались рассеяны. Британцы же, выйдя на оперативный простор и не встречая больше организованного сопротивления, продолжили свой рейд, угрожая перерезать единственную ведущую в Севастополь дорогу. Правда, в своем стремительном рывке они сильно опередили медленно ползущую пехоту и оторвались от нее, оставшись таким образом без надежного прикрытия.
Нельзя сказать, чтобы князь Меншиков не заметил эту угрозу или не предпринял никаких мер. Как раз напротив, он немедленно послал к Кирьякову ординарца с приказом отбить нападение противника, но тот по какой-то не вполне ясной причине его так и остался неподвижным. Горчаков же, заметив у себя в тылу вражеский отряд, развернул в его сторону все имеющиеся резервы… лишив себя возможности поддержать фронт.
Затем, как это часто случается на войне, появились паникеры. По большей части это были находящиеся в ближнем тылу нестроевые, а также отставшие от своих разбитых частей солдаты, многие из которых были ранены.
Первым о готовой вот-вот разразиться катастрофе мне сообщил Стеценко. Присланный лейтенантом матрос, привез записку, в которой сообщалось о прорыве бригады Кардигана. Впрочем, поначалу это известие меня не обеспокоило. В конце концов совсем рядом два полнокровных гусарских полка, не считая казаков… Но минута шла за минутой, а генерал ничего не предпринимал.
— Лихачев! — холодея внутри от охватившего меня предчувствия, приказал я. — Срочно выводи бригаду к дороге. Вместе с митральезами…
— Слушаюсь! — отозвался капитан второго ранга и помчался выполнять приказание.
Расстояние от Телеграфного холма до дороги было не велико. Чуть больше двухсот пятидесяти саженей или говоря более привычными в будущем мерами — полкилометра. Но, несмотря на это мы едва успели. Стоило батальонам подойти к шоссе, как показалась вражеская кавалерия.
Скорее всего, со стороны наш отряд выглядел не слишком внушительно. Всего два батальона, причем не в плотном строю, да еще и без штыков. Неудивительно, что Кардиган счел нас легкой добычей. И даже несколько странного вида легких орудий у нас по фронту и на флангах не смогли смутить чопорного британца. Так незначительная помеха на пути к цели…
— Ваше императорское высочество, — откуда-то сзади пытался привлечь мое внимание Гогинов. — Быть может, вам следует укрыться…
— Отставить! — скрипнув зубами от напряжения, огрызнулся я, после чего в очередной раз поправил висевшую на поясе кобуру и стал ждать развязки.
Мчащаяся во весь опор конница — это красиво, в особенности, когда кавалеристы продолжают при этом держать равнение, действуя как хорошо пригнанные шестеренки единого механизма. Казалось еще совсем немного, и они сомнут, разметают, затопчут копытами своих коней вытянувшуюся перед ними неровную тонкую линию морских пехотинцев…
Вот только перед ними сейчас были ветераны Аландской кампании, не раз смотревшие в лицо смерти и хорошо знавшие сильные стороны своего вооружения.
— Первая шеренга с колена, вторая, стоя… — гаркнул во всю мощь своих легких Лихачев, после чего резко как удар прикладом о брусчатку скомандовал, – пли!
Нельзя не признать, что первый залп вышел не слишком стройным, но после него матросы, не дожидаясь команды, перешли на беглый огонь. Затем одна за другой мерно зарокотали митральезы, и скоро весь их строй оказался затянут клубами порохового дыма.
Что же касается рвущегося вперед противника, то он как будто налетел на невидимую стену, дальше которой пройти так и не сумел. Рои тяжелых свинцовых пуль сшибали с ног породистых лошадей и их холеных всадников, рвали красивые мундиры и калечили тела, нанося ужасающие раны. В конце концов впереди образовалось настоящее месиво из умирающих, но все еще брыкающихся людей и животных, через которое следующие ряды не смогли бы пройти даже если попытались, и атака захлебнулась, не сумев преодолеть какие-то три десятка саженей стрелковой цепи морпехов.
Отхлынув на полверсты назад, уцелевшие британские кавалеристы, попытались хоть как-то привести в порядок свои расстроенные ряды, и приготовить их к новой атаке, но не тут-то было. Слева от нас под барабанный бой уже разворачивались батальоны Волынского полка, а справа показались казаки плюнувшего на приказы Кирьякова полковника Тацыны. В такой ситуации эскадронам англичан ничего не оставалось, как ретироваться. Но стоило им снова оказаться подле Курганного холма, как им отсалютовали гранатами развернутые ради такого дела генералом Кишинским легкие батареи.
Рвущиеся над головами изобретенные им соотечественником шрапнели, не добавили уроженцам Туманного Альбиона бодрости, и после этого отступление остатков бригады превратилось в безудержное бегство. А за ними по пятам неслись размахивающие арканами казаки, время от времени ссаживая с седла то одного, то другого вражеского всадника. Но больше всего станичников интересовали, конечно же, кони. Чистокровные английские верховые и полукровки, каждый из которых стоил целое состояние. Как тут не соблазниться?
— Это просто какое-то избиение, — прошептал, с трудом пришедший в себя Гогинов.
— Добро пожаловать в новый мир! — неожиданно охрипшим голосом отозвался я.
Вскоре к нам на холм подъехали несколько офицеров, старшим из которых оказался командир Волынского полка Александр Петрович Хрущов. Прежде мы с ним не встречались, хотя с его родного брата Бориса — начальника Архангельского порта Костя знал, и, говоря по чести, не жаловал.
— Объяви полку мое удовольствие, — велел я. — Быстро отреагировали.
— За вашими моряками все равно не поспели, — развел руками полковник.
— Это да. Но лучше скажи, что думаешь о вражеской диверсии?
— От конницы мы бы отбились, — задумчиво отозвался тот. — Но вот то, что англичане сумели нас обойти, знак тревожный. Боюсь, скоро вслед за ними появится вражеская пехота с артиллерией и тогда все станет намного хуже.
— В особенности если наша кавалерия так и будет стоять, — хмыкнул я. — Надо бы проверить что у них стряслось, благо гусарский бивуак недалеко.
— Может вызвать Кирьякова сюда? — осторожно предложил Гогинов.
— Нет уж, Павел Александрович, дай мне с твоим бывшим начальником тет-а-тет побеседовать. А ты, уж будь добр, подмени меня тем временем.
— Как будет угодно вашему высочеству, — не посмел возразить генерал.
Вскоре мы оказались в расположении нашей кавалерии и просто поразились царящему здесь благодушию! Казалось бы, совсем рядом идет сражение, гремят орудийные залпы, а господа гусары в щегольских мундирах что называется и в ус не дуют.
— Где Кирьяков? — не предвещающим ничего доброго тоном поинтересовался я.
Василий Яковлевич скоро нашелся в компании целых двух генералов. Командира веймарцев — Бутовича и лейхтенбергцев — Халецкого и первое что мне бросилось в глаза, это ставшее еще более красным растерянное лицо Кирьякова и бегающие глазки остальных.